С крыла на крыло
Шрифт:
Это произошло 15 мая 1942 года. Взлет его видели тогда лишь члены государственной комиссии и лица обслуживающего персонала.
Но спустя двадцать лет эпизоды полетов Григория Яковлевича смогли увидеть многие. Во всяком случае, все, кто смотрел фильм "Путь в небо". В картину удачно вмонтированы хроникальные кадры киносъемки полетов Бахчиванджи. Невозможно без волнения смотреть подлинные кинокадры его аварийной посадки. Там сказано: "Эта авария окончилась для летчика благополучно. Он погиб позже, 27 марта 1943 года, на седьмом испытательном полете".
Да, то был седьмой полет по программе "огневых"
А за полгода до этого, в октябре 1942 года, после своего второго полета на БИ-1, Жора - так звали Григория Яковлевича близкие друзья - в ответ на поздравления с удачей произнес слова необычные, вызвавшие изумление и споры. Однако он оказался, к сожалению, прав.
Рослый, чернобровый, кудрявый человек, неиссякаемый оптимист с улыбкой, открывающей всему свету великолепные зубы, встал и просто сказал:
- Друзья мои, спасибо за все, за труд ваш, за пожелание здоровья. Но знаю: я разобьюсь на этом самолете.
В мгновенье все умолкли. Ведущий инженер Рабкин протестующе поднял руку, не успев вымолвить слово.
- Спокойно!
– продолжал Бахчиванджи.
– Я в трезвом уме и отдаю отчет своим словам. Мы на передовом краю технической битвы, и без жертв все равно не обойтись. Я иду на это с полным сознанием долга. Вы скажете: черт знает, что плетет, неврастеник, мистик. Нет, дудки! Это воля и смелость. Сегодня там, - он качнул головой на запад, - погибли тысячи солдат и офицеров. И каждый вчера выпил чарку из походной фляжки. Но далеко не каждый сказал: "Братцы, я погибну завтра со связкой гранат под танком!" Даже сейчас, сделав только два ракетных полета, говорю, что не зря прожил жизнь. А как хотелось бы сделать много больше, оставить о себе глубже след в памяти людей! Итак, за них, за продолжателей!
Жидкостный ракетный двигатель помещался в хвосте самолета БИ-1. Внешне двигатель напоминал уличный громкоговоритель. Но при меньших размерах обладал глоткой, способной заглушить своим ревом сотни мощнейших репродукторов. Однако новый двигатель был "немногословен": запустившись, он мгновенно брал тон душераздирающего тембра и, через девяносто секунд иссякнув, надолго обрывал свою "песню". За это короткое время он успевал "проглотить" несколько бочек керосина и азотной кислоты, развив в своем чреве температуру до трех тысяч градусов.
Как напоить его алчную глотку? Чем охладить бешеный темперамент? Как бороться с агрессивной, все разъедающей азотной кислотой? Эти и многие другие проблемы стояли перед создателями самолета и его испытателями.
От полета к полету шла тщательная подготовка. Приходилось часто менять двигатели. Заменяли трубы, краны, клапаны при малейших признаках течи.
Наконец как будто все готово. Самолет заправлен. Создано высокое давление, и течи, к общей радости, нет. Нужно спешить с полетом в тот же день или в крайнем случае завтра, пока кислота не успела сделать свою разрушительную работу.
И даже тогда, когда летчик ждал у крыла с парашютом, ведущий инженер Израиль Габриэлевич Рабкин, напялив на себя противогаз и три комбинезона, в последний раз лез в самолет, чтобы самому убедиться в исправности всех систем.
При подготовке самолета к полету волновались все. Тут всегда были Виктор
Все, за исключением одного.
Наука тогда слишком мало знала о "звуковом барьере", о пагубном влиянии сжимаемости воздуха на управляемость самолета с прямым крылом, о том, что такой самолет, достигнув определенной скорости, будет стремиться войти в пикирование помимо воли летчика. Все это узнали позже.
А тогда было одно стремление: имея такого резвого коня в упряжке, как ракетный двигатель, хотелось получить как можно большую скорость.
От полета к полету испытатели прибавляли к скорости 70-80 километров в час. И в седьмом полете (27 марта 1943 года) появилось задание: достичь 800 километров в час на высоте двух тысяч метров! Если бы знали тогда, что это была критическая скорость для аэродинамики самолета БИ-1...
Пристегивая к ноге планшет с заданием, Григорий Яковлевич вспомнил шутку Константина Афанасьевича Груздева [15] .
- А ведь верно подметил Костя: "И быстро, и страшно, и огонь позади... Словом, как черт на метле!.."
Усаживаясь в кабину, он продолжал улыбаться своим мыслям. Пристегнул не торопясь плечевые ремни и, еще не закрывая фонарь, приподнял руку в знак приветствия и своей готовности. Потом сосредоточился на приборах.
- Мы с механиком, - рассказывал ведущий инженер И. Г. Рабкин, - раскачивали маленький самолет, боясь, как бы не подмерзли лыжи. Смотри да смотри! Примерзнет одна, и развернет самолет при разбеге - это плохо... Но на этот раз взлет прошел на редкость удачно. Я включил секундомер в момент запуска двигателя и, отбежав в сторону от огня, наблюдал взлет.
15
К. А. Груздев — летчик-испытатель ГК НИИ ВВС. Он выполнил один из семи полетов на самолете БИ-1 по программе Г. Я. Бахчиванджи.
БИ оторвался и огненной спиралью пошел в небо. Постепенно он переходил в горизонтальный полет и разгонялся. Когда двигатель, прекратив работу, погас, я щелкнул кнопкой секундомера и перевел взгляд с самолета на циферблат: 89 секунд! Когда я поднял голову, самолет уже круто наклонился вниз и неумолимо летел к земле. Я, должно быть, оцепенел в отчаянии. Сердце, казалось, остановилось...
Так и не меняя угла, БИ-1 скрылся из глаз за пологим снежным холмом. Через мгновенье на том месте вспыхнуло и заискрилось на солнце снежное облако, повисело немного и стало медленно таять.
Кто-то первый пришел в себя и крикнул: "К аэросаням!"
Нужно ли говорить о том, как потрясла гибель Бахчиванджи людей, охваченных единым порывом, общей идеей создания самого скоростного истребителя, считавших себя почти у цели? Им самим приходилось днем и ночью трудиться, подвергая себя немалому риску отравления кислотой, опасности взрыва.
Не скоро стало возможным возобновить испытания следующего экземпляра БИ-1. Долго разбирались в причинах гибели первого. Стали грешить на одну из лыж шасси: будто она самопроизвольно выпустилась в полете и нарушила управляемость самолета. Но истина долго оставалась нераскрытой.