С крыла на крыло
Шрифт:
Виктор подошел к крылу, взял парашют и стал надевать его, механик ему помог. Тут же стояли инженеры, прибористы, техники.
Сторож смущенно приблизился к Расторгуеву, потоптался на месте, кашлянул и сказал:
- Вот, Витюша, я тебе букетик собрал... Золотой ты наш человек!
- Ну что ты, дед? Что я, девка, что ли!
– резко, раздраженно сказал Виктор. И, желая смягчить свои слова, добавил: - К чему мне цветы?
Витя силился вызвать улыбку, но, покорная ему всегда, на сей раз она отказала. По лицу скользнула какая-то гримаса - видно, стало неловко и не
Через минуту привычно заворчал мотор. Все провожающие обернулись, зажмурились и заткнули уши пальцами: мотор ревел уже остервенело и гнал между ангарами бурю завихренной пыли. Еще через тридцать секунд Виктор вновь открыл фонарь, улыбнулся друзьям, провожающим, - теперь уже приветливо, как только он умел. Привычно развел кисти рук в стороны: "Убрать колодки". ЯК медленно порулил на старт. Ему смотрели вслед. Вот он взлетел, круто пошел вверх в плавном боевом развороте. Фюзеляж отсвечивал красноватым светом от предвечернего солнца. Вскоре к этому свету прибавился огонь включенной ракеты.
На третьей минуте огненный след ее описал огромную дугу в небе и устремился к земле... Люди, наблюдавшие полет, не придали значения, считая, что он снижается для парадного захода. Но желтый шлейф все круче устремлялся к земле, чтобы уже никогда не вернуть Виктора в небо.
Гроб легок. Крышка плотно закрыта, на ней портрет героя в черной с красным рамке. Молодое лицо спокойно и уверенно смотрит вперед.
Да, он ушел на годы вперед в памяти благодарных людей.
На крохотном самолете крылья, откинутые назад, так малы, что прячутся от глаз. Летчику тесно в маленькой, сделанной как бы на "живую нитку" кабине. Летчик-испытатель здесь временный гость. Он в ней - "инструктор автоматики". Обучает машину искусству летания, контролирует в полете.
Однажды наступит день, и последует самостоятельный вылет. Прямо как в летной школе: отправят в первый полет ученика. Инструктор больше не сядет в кабину. Его кабину задраят совсем, а место его займет... Впрочем, это детали. Ведь это ракетный самолет-снаряд.
Странное ощущение испытывает летчик в маленьком самолетике, подвешенном под громадным телом тяжелого бомбардировщика. По бокам огромные колеса, впереди, почти соприкасаясь, вращаются пятиметровые винты. Кажется, что острый нос "малютки" прокалывает их прозрачные диски.
Носитель выруливает на старт. Огромные винты становятся прозрачнее, прибавляют обороты, стригут воздух всего в полуметре от кабины "малютки".
Поначалу летчику не так уж сладко. Особенно беспомощно он себя чувствует, пока громадина, несущая его в своих "лапах", как коршун цыпленка, не наберет безопасную высоту - этак метров семьсот.
Но вот начинается разбег. Большой корабль трясет колесами, вздрагивает, стучит по неровностям поля, а мысли испытателя в "малютке" сосредоточены на замке. Сейчас все дело в нем: "Возьми да и откройся непрошено! Ведь замок всего один... Что за конструкторы! Могли бы не поскупиться. Да нет... Что там, выдержит... Спокойней..." Носитель медленно набирает скорость.
"Тьфу
– думает летчик.
– Или Гинце уберет шасси раньше времени? Раздавит тогда махина, как комара..."
Четырехмоторный ПЕ-8 начинает уже подпрыгивать, просясь в воздух. Дует боковой ветер, и самолет сносит в сторону от направления взлета. Спокойный, даже несколько флегматичный Владимир Александрович Гинце, пилотирующий носитель, почти не реагирует на отклонение: "Все равно взлетит, места хватит", - думает он.
Одновременно под брюхом машины Георгий Михайлович Шиянов, с трудом втиснутый за полчаса до полета в кабину "малютки", обливаясь потом, думает: "Милейший человек, опытный, а черт знает куда лезет! Сносит... сносит... прямо на здание... ну, так и есть..."
Правая рука Шиянова и ноги инстинктивно жмут на управление.
Да что там! Его старания напрасны. Махина прет и прет, сносимая ветром.
Наконец-то оторвались!
- Смотреть всем, убираю шасси, - спокойно говорит Гинце по внутреннему телефону, извещая экипаж.
- Уф!..
– Шиянов вздыхает облегченно, все еще подсознательно продолжая втягивать в себя живот и приподнимать ноги, будто они могут задеть за крышу, промелькнувшую под ним в нескольких метрах.
"Ему хорошо там лениться на втором этаже, - продолжает Шиянов прерванный монолог.
– Нет, с меня хватит! Вот предложу ему поменяться хоть на полетик местами. Ха! ха! ха! Поди, проснется, освежится!"
Оба самолета - большой, а с ним маленький - медленно ползут вверх, и, хотя сжатые плечи, подогнутые ноги устали и ноют от неудобной позы, Георгию Михайловичу становится веселей. Близка свобода.
"Теперь бог с ним, пусть спит, в любой момент отцеплюсь!"
Носитель делает большой круг и выводит "малютку" к мнимой цели. Теперь хозяин положения он сам. Георгий запускает двигатель. Еще полминуты, и его "малютка" сначала проваливается вниз, а затем устремляется вперед. Через секунду ПЕ-8 остается где-то позади.
Георгий не держит управление. Его самолет идет на автоматике. Сначала вперед по прямой, горизонтально. Потом энергично переходит в пикирование и направляет свой нос в цель... Включена аппаратура записи, идет киносъемка. Стучат секунды. Электроника чутко подправляет курс. Темная в барашках вода, скалистый берег, цель - все мчится навстречу.
- Ведет правильно, - передает Шиянов на командный пункт.
– Начинаю выводить!
Несколько секунд молчания. В репродукторе на командном пункте слышится только гудение и потрескивание. Вдали видно, как черная точка, описав дугу над целью, низко выходит из пикирования. И вновь заговорил репродуктор:
- Задание выполнил! Я "Птенчик-пятый", прошу посадку с прямой!
И возвращаемся на землю...