С крыла на крыло
Шрифт:
Арцеулов смотрел вокруг, но больше видел две пары крыльев, по три с половиной метра с каждой стороны. Кремовое полотно верхнего крыла как бы светилось изнутри; на просвет видны были переплетения тонкого каркаса. Всюду голубое небо, ни облачка. Ничто не напоминает о войне. А ведь она идет! Там, на западе. Давно ли он сам оттуда? Всего два месяца.
Вот так же, в такое же яркое утро летел он на маленьком "ньюпоре" и издали увидел дымки разрывов бризантных снарядов. Пошел на них, зная, что там немцы. Действительно, наша артиллерия лупила по немецкому "альбатросу". Арцеулов пошел в атаку
Прилетев с пробоинами на крыльях, Арцеулов отправился в зенитную часть с представлением. Найдя командира, спросил его:
- Разве зенитчики не знают своих самолетов?..
- О... Это вы летали?
– весело спросил капитан.
- Да, я!
– возмутился летчик.
– Стрелять в свой же самолет, атакующий немца!..
Тот, улыбаясь, говорит:
- Уж больно прицел хорош был... по немцу! Трудно было удержаться... Не дуйтесь, прапорщик! Давайте лучше выпьем по стопке.
На этом участке фронта наши солдаты и офицеры привыкли, что наш "ньюпор" всегда один смело вылетает навстречу немецким самолетам.
- Взлетел Арцеулов!
– кричал кто-нибудь, и все, кто мог, лезли на возвышение, чтобы получше рассмотреть воздушный бой.
Авиаотряд - один из первых в России истребительских отрядов - стоял под Луцком и защищал с неба штаб 8-го корпуса и узловую станцию. В отряде было несколько французских самолетов и пять летчиков: командир Иванов, прапорщик Арцеулов и три француза. Двое из французов на истребителях летать не захотели, их потом перевели в другую часть. Третий - на редкость красивый и смелый парень - был в Мексике ковбоем, затем приехал в Россию воевать за Францию. И дрался смело, но однажды его аппарат подожгли снарядом, летчик Пульп, смертельно раненный, погиб.
Немцы уже имели ленточные пулеметы, а на наших "ньюпор-Х" стояли легкие пулеметы "льюис". Пулемет крепился сверху на крыле, стрелял поверх воздушного винта и, чтобы перезарядить его кассету на тридцать пять патронов, нужно было в воздухе, зажав ручку управления в коленях, поднять обе руки над головой, опрокинуть на себя пулемет казенной частью вниз и зарядить кассету.
Тактики воздушного боя тогда не было, и Арцеулов сам придумал два маневра своих атак. Пикировать на немца сзади-сверху и стрелять. Затем, проходить за его хвостом, и, оказавшись у него под "брюхом", делать горку и выпускать остаток патронов. Правда, патроны как на грех часто кончались в самый азартный момент!
Вторым приемом он подходил к противнику снизу. Если это удавалось сделать незаметно для немецкого летчика-наблюдателя, можно было сблизиться с ним и поджечь его "альбатрос".
В истребительный отряд, где служил Арцеулов, прислали пополнение: молодого летчика прапорщика Шарапова. Константин Константинович вспоминал, как у юного героя блестели глаза, когда он слушал его рассказы о воздушных схватках. Шарапов рвался в бой. Теперь они стали дежурить на
В последующий день, на рассвете, все вскочили от грохота разрывов. Без сомнений, немецкие авиабомбы!.. Быстро одевшись, Арцеулов побежал на аэродром. Шарапов уже взлетел - в тот день он дежурил.
Вот так все это представляя себе, уносясь фантазией в те годы, когда меня еще не было на свете, я, наконец, приехал к Арцеулову.
Константин Константинович направился в соседнюю комнату за фотографиями, я спросил его о Волошине, и уже оттуда он сказал:
- Между прочим, эти четыре акварели на стене - кисти Волошина. Вторая слева - узнаете?.. Узун-Сырт.
Акварели выполнены в теплых тонах, художник избегает ярких красок. Узун-Сырт, южный склон его с Коклюком слева, я, конечно, узнал сразу. Внизу мельчайшим бисером подпись: "Константину Константиновичу Арцеулову, первооткрывателю Узун-Сырта. Максимилиан Волошин. 16.VIII. 23 г.".
- А вот и он сам, - Арцеулов предложил мне снимок.
Прежде всего запечатлелись глаза Волошина. Он смотрел чуть вверх и в сторону: глаза мечтателя, философа. В остальном лицо, обрамленное бородой, не длинной, но округлой, и волосами, не очень-то ухоженными, напоминало лицо сказочных богатырей.
- Похож был на Садко?
– спросил я.
Константин Константинович ответил не сразу.
- Скорей на апостола... Крупного роста, большой. В конце девяностых годов его изгнали из Московского университета за участие в студенческих волнениях, и он долго жил в Париже. Изучал там литературу, живопись; переводил стихи французских поэтов, особенно любил Верхарна... Вот, например:
Спокойным вечером ласкающего мая
Идущие сюда гулять меж светлых дюн
Влюбленные не думают о том,
Что их любовь подобна плющу,
Обвившему каменья этих стен...
Парижане говорили, что Волошин знает французский лучше, чем они сами, и, уж безусловно, лучше знает их литературу!.. Максимилиан Александрович много путешествовал, бывал в разных странах, особенно любил Испанию...
Слева дорога. И с силой магической
Все это вновь охватило меня:
Грохот, носильщики, свет электрический,
Крики прощанья, свистки, суетня.
Снова вагоны, едва освещенные,
Тусклые пятна теней.
Лица, склоненные спящих людей.
Мерный, вечный,
Бесконечный,
Однотонный
Шум колес...
Волошин обошел с посохом в руке весь юг России. В мировую войну поэт жил за границей, но в семнадцатом году вернулся в Коктебель, чтобы больше его не покидать.
Константин Константинович показал мне пожелтевшую вырезку из газеты. Я поразился, читая:
"Летчик Арцеулов.
Одесса. 26.VIII. 1916 г.
В бою с неприятельским аэропланом на фронте генерала Брусилова смертью храбрых погиб К. К. Арцеулов, известный художник, внук Айвазовского, 26 лет.
Летчик Арцеулов известен как иллюстратор Крымских легенд, написанных генералом Марксом. Покойный прекрасно знал Крым, написал много картин, посвященных Тавриде".