С малых высот
Шрифт:
Вот и сегодня во время разговоров были высказаны интересные мысли. Опытные летчики заметили, например, что на фоне светлого неба самолеты просматриваются снизу вверх очень отчетливо, тогда как наземные предметы, включая световые ориентиры, различаются с воздуха хуже, чем в темноте. Значит, от вражеских истребителей и от огня зенитной артиллерии надо уходить вниз, резким переводом машины в скольжение. Словом, решили мы, воевать можно и в белые ночи. Надо только уметь!
Поговорив и поспорив, стали расходиться по домам. Деревня только что просыпалась. Наше звено квартировало
Хорошо после напряженной боевой ночи зарыться в сено и полежать, ни о чем не думая. Но мысли сами назойливо лезут в голову. Невольно вспомнилось детство и такой же вот сеновал на чердаке у моего приятеля Юрки. Там мы вместе читали книги. Друг любил литературу о войне, а я про путешествия. Где он сейчас? Постепенно мысли становятся все ленивее, и вскоре тело сковывает внезапно подкравшийся сон.
После отдыха снова идем на аэродром. Сегодня будем наносить бомбовые удары по огневым точкам противника на участке Омычкино-Рамушево.
…Первые три вылета выполнили благополучно, хотя некоторым экипажам пришлось спасаться от истребителей противника.
Из четвертого полета не вернулись Пахомкин и Новиков. Близился рассвет, а их все не было.
Мы молча ждали — полчаса, час, два. Уже рассвело, а У-2 все не появлялся. Кто-то предложил пойти позавтракать. Встали и нехотя двинулись в столовую. Но есть не хотелось. Каждый лениво ковырялся в тарелке, то и дело поглядывая в окно, через которое был виден весь аэродром. Вот послышался рокот У-2. Все встрепенулись, зашумели. Некоторые бросились к окну.
— Штурман армии прилетел! — сказал кто-то унылым голосом. И опять наступило молчание.
В столовую вошел полковник Калинин. Он направился прямо к Скочелясу:
— Командир полка попросил меня слетать с тобой на поиски Пахомкина и Новикова. Собирайся!
Калинин и Скочеляс немедленно поднялись в воздух. Сначала они облетели на бреющем район севернее Омычкино, потом стали кружиться над болотами. Тут-то Скочеляс и увидел торчащий из болота хвост самолета с цифрой «9». Это был У-2 Пахомкина и Новикова.
Выбрав подходящую площадку, Скочеляс и Калинин посадили машину и направились к месту падения «девятки». С большим трудом они добрались туда по болоту. Сергей Пахомкин лежал метрах в десяти от разбитого У-2. Трясина уже успела засосать его почти по пояс. Новиков, раскинув руки, лежал невдалеке от Сергея.
Скочеляс и Калинин перенесли тела погибших друзей на сухое место. Сергею Пахомкину вражеский снаряд угодил в грудь. Михаил опустился перед другом на колени, осторожно вытащил из кармана гимнастерки окровавленный партбилет, удостоверение личности и записную книжку, в которой лежало письмо к родным.
Вскоре к месту падения самолета подошли пехотинцы. С их помощью Калинин и Скочеляс вынесли тела друзей из болота и похоронили в лесу южнее деревни Малые Дубовицы.
К вечеру летчик и штурман вернулись в полк. Это произошло 7 июля 1942 года. На митинге, собранном перед началом ночных полетов, было зачитано предсмертное письмо Сергея.
«Продолжаю воевать
Сережа мечтал о громадных скоростях, а погиб на тихоходной машине. Но он хорошо понимал и выполнял свой долг патриота. В конце письма говорилось:
«Родина приказала мне бить проклятых фашистов на У-2. Значит, так надо. Будьте за меня спокойны. Я не опозорю фамилию Пахомкиных. А если потребуется, я готов отдать жизнь ради свободы любимой Родины». Коммунист Пахомкин сдержал свое слово. Он всегда был впереди и отдал свою молодую жизнь дорогому Отечеству.
Обстановка, в которой нам приходилось действовать, становилась все сложнее. При подходе к цели нас старались схватить в свои объятия вражеские прожекторы, открывали огонь зенитки, атаковывали истребители. Участились и налеты авиации противника на наш аэродром. Еще 26 августа 1941 года командующий фронтом издал приказ, в котором говорилось: «На всех аэродромах для каждого самолета и каждой автомашины сделать земляные, тщательно замаскированные укрытия. Вблизи них вырыть щели для личного состава».
Майор Куликов приказал рыть земляные укрытия летчикам и штурманам. Работали мы днем после двух-трехчасового отдыха. А вечером снова отправлялись на боевые задания.
Мы не раз говорили командиру полка, чтобы рытье землянок он возложил на батальон аэродромного обслуживания. Но наши просьбы и жалобы оставались без ответа. Каждый из нас понимал, что такое перенапряжение летного состава к добру не приведет, и мы сами стали искать выход из положения.
Незадолго до этого среди летчиков нашего полка развернулось интересное движение — научить штурманов самостоятельно пилотировать самолет. И вот теперь, когда ценный почин стал давать первые результаты, кое-кто из нас решил воспользоваться ими для организации кратковременного отдыха в полете. Мне тоже такая идея показалась соблазнительной. А кончилось это… Но расскажу обо всем по порядку.
Наш полк получил приказ в сумерки перелететь в Вины. Оттуда мы должны были наносить удары по аэродрому Дно, где сосредоточились транспортные самолеты и истребители противника.
В первый полет я отправился с Михаилом Егоровым, отличным штурманом, секретарем комсомольской организации. Набрав высоту, я сказал ему:
— Миша, ты пока спи. При подходе к цели я разбужу тебя, и мы отбомбимся. Обратно ты поведешь самолет сам, а я посплю.
— Хорошо, — согласился Егоров.
Прошли озеро Ильмень, затем город Шимск. Скоро цель. По небу начали шарить вражеские прожекторы.
Я взглянул на высотометр: две тысячи восемьсот метров. Разбудил Михаила. Когда над целью погасли прожекторы и перестали стрелять зенитки, убрал газ и начал планировать на аэродром. На высоте тысяча четыреста метров штурман подал команду: «Чуть довернуть!» — и сбросил бомбы.
Резко развернув самолет по ветру, я на большой скорости стал уходить от цели. Тотчас же вспыхнули шесть прожекторов и поймали наш У-2. Сзади и по бокам замелькали разноцветные ленты трассирующих пуль, вверху стали рваться зенитные снаряды.