С мечтой не прощаются

Москвитин Марк

Умертвленцы бы порадовались. Но они были Вовшу глубоко безразличны. Дух захватывало от другого: от всемогущества, от безмерности власти.

И двести пятьдесят миллиончиков – да! Это вам не хвост собачий.

Глава пятая

Слепая красавица

Корабль с лёгким разгоном шёл вверх сквозь ясное, постепенно темнеющее небо. Опытные пилоты держали ровный киль. Инна в боковом кресле использовала телескоп штурмана не по назначению: рассматривала планету. Прозрачная атмосфера

позволяла видеть всё, как на хорошей карте. Столичный мегаполис с чёткими линиями отходящих дорог казался этаким странноватым пауком. Одни ноги вытянуты, другие – кривые, изломанные. Тело паука пересекали две синие извилистые ниточки рек, они сливались почему-то на южной окраине. Непонятно: город же всегда возникает у слияния рек, и в дальнейшем это место и есть центр города. А здесь…

– Как вам этот физик? – заговорил Ярослав.

– Учёный, – пожал плечами Артур. – Я встречал таких. Не от мира сего.

– Мужик явно нуждается в диагнозе, – повернулась от экрана Инна. – Как, папа? Ты же бывший медик.

– Шизофрения! – поставил диагноз штурман. – С манией величия.

– Взрывчатая смесь, – усмехнулся командир. – Инна, переключай на верхние датчики. «Стрежевой» почти над нами.

На экране телескопа возникла ярко освещённая оранжевым солнцем половина большого корабля. Другая пряталась в непроглядной тени, заслоняя звёзды. Вскоре корабль стал виден и простым глазои сквозь купол.

– Подходим! – предупредил Артур. – Инна, трёхкратное!

– Поняла, пристегнулась.

– Может, в капсулу пойдёшь?

– Да ничего, я тут…

Они уравняли скорости; рядом плыл «Стрежевой», раскрыв захваты порта.

– Причаливаем…

Катер коснулся плоским днищем швартовочных захватов, и искусственная гравитация двух кораблей взаимно уравновесилась. Наступила невесомость. Они выполнили сцепку и контроль герметичности. Проплыли из кресел в тамбур, сделали аккуратный кувырок и вышли в трюм звездолёта нормально – головой «вверх», ногами по вектору притяжения. Артур прикоснулся к сенсору связи.

– Саша, мы на борту.

– Понял, на борту, – откликнулся из центрального поста Саша Зарубин.

В кают-компании Инна первым делом подошла к бортинженеру.

– Анфэ! Вот ты кто, Вася.

– А кто это? В самом деле, они это слово кричали.

Инна чуть сдвинула брови, ища точное соответствие.

– Еретик!

* * *

На планету стали летать и другие экипажи. Когда «Иван Ефремов» был дома, Рустам отпускал все три своих катера. О доброжелательных пришельцах со звёзд уже знала вся Атмис. Принимали их хотя и без восторга, но спокойно. Переводчики Инна и Станислав летали чаще пилотов – потому что пилотов было больше.

Наконец, астронавты собрались в кают-компании. Пришёл командир Рустам – высокий, с мужественным, грубовато-красивым лицом. Пришли Зарубины. Саша был заметный парень, но рядом со своей дивной Алёной терялся в её сверкании. Правда, это его не заботило. Странным образом русская северянка Алёна казалась Ярославу ожившей античной статуей, одетой в комбинезон астронавта… Пришёл

корабельный врач Манфред Бэр – громадный, флегматичный блондин, уроженец Штутгарта. Пришли бортинженеры, планетологи, биологи… Все разместились на диванчиках по стенам.

– Цивилизация странноватая, – начал Рустам. – Более того, страшноватая. Ксенопсихологи, наверное, в восторге?

– Это умирающее общество! – заявила Инна. – Их надо спасать.

– Они и детей рожать, кажется, перестали, – подтвердила Алёна. – На улицах – ни одной колясочки!

– И все смурные, – добавил Стас Максименко. – Народ спокойный, незлобивый, но какой-то… потухший.

При слове «незлобивый» Вася Маторин машинально потрогал уже зажившую скулу.

– Нет детей – нет радости, – продолжала Алёна. – И нет будущего.

– Они отказались от всего яркого и красивого, – сказал Ярослав. – Серые дома, серая одежда. Живописи нет, одна графика. Оттого и серое настроение. Не до детей.

– А музыка? – воскликнула Инна. – Сплошь ударные. И однотонные дудки. И пение – на одной ноте! Мелодий нет, одни ритмы. И, я заметила, музыканты все напрочь безнравственны.

– Их и на Земле много было таких, – добавил Ярослав. – Чем примитивнее музыка, тем более распущены нравы. – Самое дно – так называемый рэп.

– Странно, что музыка вообще есть, – пожал плечами Артур. – Пусть и в таком дохлом виде.

– Но есть же трава, деревья, цветы! – возразила второй штурман, перебрасывая соломенную косу на грудь. – Как же они их переносят?

– Привыкли они, Алёнушка, – ответил Рустам. – Терпят. Они говорят, что природа еретична, потому что неразумна.

– А мы однажды показали им на «воздушном экране» московский Кремль, вид с Большого Каменного, – рассказал Стас. – Сами глянули, подрегулировали изображение. Оборачиваемся – одни спины! Вся площадь! Кто отвернулся, кто пал ниц.

– Я же говорила, поосторожнее с этим, – укорила Инна.

– А то раз, раз! – и фингал, – поддержал Вася, опять трогая скулу.

– Я как-то спросила, – вспомнила Алёна. – «Парфюмерия у вас есть? Искусственно созданные приятные запахи?» Мне ответили, что москательщикам это запрещено. Ничто не должно заглушать натуральных запахов. А чтобы оставаться в рамках приличия – достаточно омовений…

Инна ухватилась за очевидную ассоциацию:

– Правильно её назвали! Настоящая Иоланта. Если кто помнит, у Чайковского есть такая опера. Героиня – прекрасная принцесса, но слепая.

– Да, – кивнул Артур. – Сама планета – красавица.

– И красота такая, лирическая, – поддержал Ярослав.

– Здешнее человечество, – продолжала Инна, – по каким-то, пока неясным, причинам отказалось от радости. Не представляю, как это можно сделать добровольно.

– От мечты отказались! – дополнил Ярослав. – А что такое человек без мечты? Это парусник без бушприта. А целое человечество без мечты?

– Корабль дураков! – дала определение Инна. – Но наиболее умные аборигены всё понимают. В Хинсете – это столица – есть один писатель. Ещё я встречусь с его сыном – художником. Кстати, у художника есть маленькая дочка.