С мыслями о соблазнении
Шрифт:
женился и что мы с женой собираемся в наш медовый месяц посетить
Флоренцию, потому как я хочу познакомить ее с тобой.
– Тебе требовался лишь предлог, чтобы увидеться со мной, потому что тебе
нужна была чертова книга, - парировал Себастьян.
– Именно, а вовсе не потому, что мы вроде как друзья.
Себастьян резко втянул воздух, эти слова подействовали на него, словно удар
хлыста.
– Вообрази мое удивление, - продолжал Гарри, – когда навестив
твой пансион
Совершая осмотр местных достопримечательностей, я выяснил, что ты уже
несколько месяцев, как отправился посмотреть Швейцарию.
– Отправился посмотреть? Ради всего святого, я же не шлялся по европейским
столицам, словно какой-нибудь благоговеющий американец с «Бедекером»[1]!
Я… - Он умолк, потому как вовсе не намерен был выкладывать издателю
причину, приведшую его в Швейцарию. Но прежде чем он успел придумать
другое правдоподобное объяснение, Гарри заговорил вновь.
– Я знаю, чем ты там занимался.
– В самом деле? – спросил Себастьян в то время, как разум его пытался это
опровергнуть.
« Ты не знаешь, - думал он. – Не можешь знать. Никто не знает».
– Твоя тетушка оказалась весьма добра и объяснила, что ты чувствуешь себя
превосходно, отсиживаясь в одном альпийском домике и работая над книгой.
Себастьяна затопило чувство облегчения. Конечно же, тетя Матильда. Она
знала лишь то, о чем он сам ей сказал, и, принимая все за чистую монету,
передавала эти сведения его знакомым и друзьям.
– Но прошел еще один год, - продолжал Гарри, - а потом еще один, и еще, и
что же, я так и не получил от тебя ни книги, ни весточки. Единственной
причиной, по которой я знал, что ты еще не умер, была Матильда, уверявшая
меня, что ты действительно работаешь над рукописью. И вот, прошлой осенью,
на одном балу мне посчастливилось встретить Ротерштейна. Представь мое
удивление, когда от него я узнал, что в апреле в «Олд Вике» ставится твоя новая
пьеса. Будучи в Швейцарии, ты вовсе не писал обещанный мне роман. Ты писал
пьесу для него.
– Но я…
– И теперь, по прошествии всего, ты влетаешь сюда, полный праведного
негодования, прерываешь меня посреди встречи, чего-то требуешь и жалуешься
на свой чертов низкий доход? Прости, если я не сумел в должной мере тебе
посочувствовать.
С этим Себастьян не мог поспорить. Все сказанное было правдой, и его издатель
обвинял его куда меньше, чем он заслуживал. Обида померкла, оставив лишь
ужасное чувство беспомощности. Он подался вперед, с размаху поставил
на край стола и потер лицо ладонями.
– Я написал эту пьесу еще до отъезда из Италии, - пробормотал он, оперевшись
о руки лбом. – Я ничего не писал в Швейцарии.
– Тогда какого дьявола ты там делал?
Приподняв голову, Себастьян взглянул на Марлоу. Он не мог рассказать ему о
своем пребывании в Швейцарии – о том долгом, мучительном отвыкании от
кокаина и последовавшем за ним упадке творческих сил. О тех бесконечных
часах, когда он сидел, уставившись на чистый лист бумаги, не чувствуя ни
единого проблеска вдохновения, а лишь отчаянную жажду наркотика, которого
не мог более получить. О том, как от отчаяния пытался отвлечься на что-то
другое – карабкался на горы, пересекал ущелья, учился ходить на лыжах и
снегоступах. Черт побери, даже учился доить козу. Что угодно, лишь бы забыть
о кокаине, единственной вещи, позволявшей ему с легкостью писать.
Пришло время взглянуть правде в глаза, не так ли? Он выпрямился в кресле.
– Я закончил пьесу три года назад, и это последняя написанная мною вещь.
После я пытался, но все без толку. Гарри, я больше не могу писать.
Взгляд Гарри был задумчив и не лишен сострадания.
– У всех писателей случаются периоды застоя. В твоем случае он вполне
объясним. За короткое время ты проделал огромную работу. Это временно,
Себастьян. Это пройдет.
– Нет, Гарри. – Пытаясь писать без кокаина, он чувствовал себя тонущей в
патоке мухой. – Эта пьеса, эта глупая, скучная пьеса будет последним, что я
напишу. Я устал. – Он откинулся на спинку кресла. – Я так чертовки устал.
Гарри сцепил руки на столе.
– Я никогда не даю советов своим авторам, потому что обычно это пустая трата
времени. Но тебе я все же скажу. Для разнообразия пойди мне навстречу и
прими его. – Он умолк, а когда заговорил вновь, голос его был столь серьезен,
что Себастьян просто не смог пропустить слова друга мимо ушей. – Прекрати
бичевать себя из-за нескольких недотянувших до совершенства рассказов.
Перестань идти на поводу у своих сомнений. – Он откинулся на спинку кресла.
– Хватит избегать печатной машинки. Сядь и начни работать. История придет к
тебе.
– Нет никакой истории. И я не собираюсь ее придумывать. Как понимаешь, это
проблема. Мне просто-напросто на все плевать.
– Себастьян, преодолеть подобное можно только действием. Нужно сидеть
каждый день и писать. И даже если сюжет кажется ужасным, а так, давай будем
честны, кажется всегда, все равно нужно писать. Одно слово, затем другое, и