С небом наперегонки
Шрифт:
Ведь был кто-то рядом со мной в упоении сна?..
С утра в понедельник...
ГЛАЗА
В
Здесь на каждом челе отпечаток цены,
И спасает лишь то, что бывают помарки -
Промелькнут вдруг глаза неземной глубины.
В глубине этих глаз нет торговых окопов?
В калькуляций, обманов, доходов и цен
Удушающем сонме, как в калейдоскопе
Нескончаемых войн, штык-подвоха взамен
Братолюбья и мира оливковой ветвью
Мановение, проблеск заоблачных глаз?
Но зачем же уликою вечного света
Подковёрной усобицы тайный соблазн
Выявлять на потеху витринных оскалов?
И зачем на поток зубоскальной толпы
Выставлять, как на праздник утех театральных,
Обнаженную драму святой простоты?
Ночь как ночь. Непроглядная темень, молчанье.
Только изредка плотную пелену туч
Разорвет полнолуние - мудрость печали,
Словно Око - всеведущий истины луч.
А Вселенная что - Колизей? Ну а я - на арене?
В гладиаторском раже трибуны вопят:
Что? Распни? Обречен?
– И уж мне на замену
Тот, чьих глаз неповинных молитвы горят.
НА ЗАМЕТКУ ПОЭТУ
НЕСКОЛЬКО ВОПРОСОВ БЕЗ ОТВЕТА
Лишь ветру в оправданье песнь моя -
зачем бросал на ветер душу?
Не струшу - лбом о стену теребя,
а в спину сплетнею - наверно, струшу?
На полуслове правды замерев,
кто в наши дни не оживал на слове
наивной, как кровавый раж зверей,
наживы лжи? Лишь ветер в поле волен
ловить следы хвалы залетных слов,
молвы взлелеяв перекати-поле,
искать под туч изменчивостью кров
непостоянству звона колоколен...
Назойлив необузданный глагол:
глаголу ль ментор вольный поля ветер,
апостол постоянства ли монгол,
кому безбрежье даже степи - цепи?
Парением признаний соловья,
май оперев на парий оперенье,
вознес, как в прерий пустоту, к устам
души и тела вечное деленье -
любовь? Иль просто пренья, -просто спор,
на
На чет и нечет разделенный вздор:
отторгнет сердце - примет ли бумага?..
СРЕДИ ЗИМЫ
Осела белым шорохом зима,
Врасплох накрытый снегом лес опешил,
Разлапистые ветви разметав,
И заревом холодным вечер занавешен.
В какую даль мне руки простереть?
Какого ждать от ночи мне ответа?
Один как перст средь этих белых мет:
О, жизнь моя, прости меня за это.
Любить?
– Опять в остывшем пепле ласк
Искать уставшим потускневшим взором
Огонь давно, давно уснувших глаз...
Любовь была сокровищем и вором.
Один как перст?
– А впрочем суеты
Базарных толп в кружении наживы
Дороже пребыванье мне "на ты"
С кружением снегов - молитв оживших.
ДАЖДЬБОГ
Подобно,
копытами вспугнутого табуна
Обрушенной в дрожь,
растревоженной степи,
Где каждой травинки корнями
цепляется трепет
за круп,
Сорвавшейся вслед бурелому
галопом равнины;
Подобно последнему всплеску
панической этой струны,
Оборванной дальним раскатом
предгрозья,
Его приближенье,
шагов нарастающий гул...
Как будто в пространства груди,
захлебнувшейся собственным
воплем,
Огромней, огромнее
с каждым раскатом грозы
Становится сердце тревоги,
и в ритме его колебаний
Покорней, покорней под ветра кнутами
поклоны деревьев.
И нивы ложатся
безвольней, безвольнее все
под стопой, попирающей даль
горизонта...
Куда ж обратить всех побегов
беспомощный лепет
Пред явью всевластья
Его необузданных сил -
В уют разве втиснуть
Земли материнского лона,
В любовную пахоть
Ее черноземных глубин,
Взалкавших соитья,
вбирающих ужас
из тьмы нарастающего бурелома.
Покорная прелесть Земли,
Которая дикую мощь