С нежностью цвета огня
Шрифт:
— Неужели?
— В номере есть настоящая ванна.
— Боюсь даже предположить, где моются остальные…
— Горячую воду, правда, принесут только завтра, — продолжает сиир веселиться. — Хозяин был готов лично наносить дров, растопить печь и вскипятить, сколько нужно, прямо сейчас, но я дважды заверил, что ты не велишь мне его высечь, если отложить это до утра.
— Ну, знаешь… Как ты вообще ухитряешься находить тут хоть что-то смешное? Не боишься, что местные дамочки не станут делать скидку на то, что ты из другого отражения, и устроят тебе подробный экскурс в их национальные традиции?
— Я что-нибудь
Похоже, про невероятное везение он всё-таки не шутил. Комната оказывается на порядок больше, чем я ожидала. В центре гордо возвышается почти двуспальная кровать, а помимо неё имеется относительно приличное кресло и шкаф. Аллеону, наверное, тут тесновато, но мне, привыкшей к заставленным городским квартиркам, вполне сгодится.
Едва закончив любоваться интерьером, понимаю, что нужно решить, в чём спать. Не в платье же, в самом-то деле! Оно и без того выглядит изрядно пожёванным.
Оценив мои сомнения, Аллеон демонстративно падает в кресло:
— Я посплю тут.
Что ж, благородно, конечно, но глупо. В этом кресле он похож на взрослого дяденьку, взгромоздившегося на детсадовский стульчик.
— Ложись на кровать. Она достаточно широкая для нас обоих.
Он смотрит… странно смотрит. Серьёзно и изучающе, как будто размышляет, почему я так поступаю и чего ещё от меня ждать. Во взгляде нет и тени осуждения, но я, кажется, его удивила. И заронила зерно сомнений. Почему он молчит? Какие выводы делает? Ведь умный же! Умный, несмотря на то, что рядом со мной только смеётся и дурачится.
Желание взять и напрямую спросить, что именно он обо мне знает, становится почти непреодолимым.
— Обещаю ничего не рассказывать тётушке, — улыбаюсь подначивающе. — Только отвернись, пожалуйста, чтобы я могла раздеться.
Аллеон послушно поднимается, встаёт по другую сторону кровати и, похоже, тоже принимается расстёгивать рубашку.
Какое интересное начало!
Отворачиваться никто не просил, поэтому, оживившись и напрочь забыв о платье, с удовольствием наблюдаю, как мужчина избавляется от одежды. Воротник чуть сползает, обнажая шею и красивые, напряжённые плечи. Прикоснуться к ним, провести ладонями — такое искушение, что покалывает подушечки пальцев. Белоснежная ткань завораживающе и притягательно контрастирует с загорелой кожей, и мне приходится строго напомнить себе, что трогать этого потрясающего мужчину нельзя. Сиир, может, и сам не против, но он — не мой. Он даже не знает, как меня на самом деле зовут. И вряд ли будет рад, если выяснит.
Самовнушение помогает слабо: Аллеон, помедлив, наконец-то снимает рубашку. Не оборачиваясь, с почти бесшумным вздохом бросает её на кресло. В подрагивающем пламени свечи игра мышц на его спине заметна особенно хорошо, и мой взгляд к ним буквально прилипает.
Несправедливо всё-таки! Почему такой красивый мужчина идёт исключительно в комплекте с большими проблемами?
Заставив себя отвернуться, зло дёргаю крючки платья и с шорохом его стягиваю. Оставшаяся сорочка длиной мне до середины бедра и совсем не прозрачная, но дефилировать в ней по комнате всё же не стоит. Забираюсь на кровать, натягиваю одеяло повыше, затихаю, ожидая, когда сосед тоже уляжется, но Аллеон дисциплинированно не двигается. Даже с ноги на ногу не переминается, намекая, что тоже, вообще-то, устал. Воспитание, наверно,
— Спасибо, — говорю, чтобы хоть как-то намекнуть, что можно уже отмирать.
Он гасит свечу и ложится. Осторожно, стараясь не раскрыть и — упаси Создатель! — не задеть меня, забирается под одеяло. Даже дышит, кажется, через раз.
Приятно и почему-то смешно.
— Спокойной ночи, Аллеон. Нам рано вставать?
— Как выспимся. Спешить тут особо некуда.
— Я до обеда проспать могу, — хмыкаю, как и сиир, разглядывая потолок. — Так что лучше всё-таки разбуди… Только не верь, когда начну обещать, что сама через пять минут встану.
— Буду иметь в виду, — он тихо, тепло смеётся. — Спокойной ночи.
Однако выслушивать мой вялый бубнёж в подушку Аллеону всё-таки не приходится. Я просыпаюсь раньше. Причём не просто просыпаюсь — вскакиваю с кровати, квадратными глазами глядя на безмятежно спящего мужчину. Слава Светлому Создателю, что именно мужчину, а не гигантскую чёрную змею!
В голове полнейшая неразбериха. Такое ощущение, будто после вчерашнего перехода в это отражение мозг попросту отключился, упрямо отказываясь анализировать и делать даже самые простейшие выводы. Зато сегодня, с утра пораньше, собрался и выдал всё скопом!
Вчерашняя жуть — вторая ипостась сиира! Вторая, мать его, ипостась! Кошмарная бронированная зверюга, чуть не закапавшая меня ядовитыми слюнями, и обаятельный, красивый мужчина, обещавший, что чудовищ больше не будет, — одно и то же существо! И не соврал ведь! Дополнительных чудовищ действительно не предвидится: ни одна тварь, обладающая зачатками разума или хотя бы намёком на инстинкт самосохранения, к сииру и близко не подойдёт!
Как же права была Вайол, отказываясь выходить за него замуж!
С отчаянным стоном хватаюсь за голову. Вайол-то права, но что мне теперь делать? Мир, может, и женский, но точно уж не бесплатный. А деньги — только у Аллеона. А Аллеон — … ох!.. От одних воспоминаний о том, как он вчера по мне ползал, как я сама — сама! Б-р-р! — с любопытством ощупывала и гладила его пластины, к горлу подкатывает тошнота.
Сорвавшись в ванную, торопливо закрываю дверь на хлипкую щеколду и несколько раз ополаскиваю лицо холодной водой. Кажется, полегчало…
Обратно в комнату что-то не хочется. От шума сиир мог и проснуться, а я никак не готова не то, что к разговору, но даже просто встретиться взглядом. По крайней мере, пока.
Ну зачем, зачем ему понадобилось вчера превращаться?! Выгулял бы своего питомца где-нибудь в тёмном уголке сада, если уж так приспичило, но при мне-то зачем?!
Оборвав себя на новом витке возмущения вселенской несправедливостью, закрываю глаза и медленно, глубоко дышу. С истерикой пора заканчивать. Ни пользы, ни облегчения, ни удовольствия. К тому же, сколько не паникуй, а от Аллеона мне всё равно пока никуда не деться. Во-первых, деньги действительно только у него, во-вторых, он знает дорогу к проводникам, и, в-третьих, он — единственный, кто хоть отдалённо представляет, в какую дыру мы провалились благодаря моему предыдущему побегу, и как из неё выбраться. Всё-таки то отражение мне уже как-то роднее, что ли. Там хотя бы Вайол есть. Может, не выгонит, если я к ней сбегу, когда сиир снова попытается меня с… Так! Никакой паники!