С открытым забралом

Колесников Михаил Сергеевич

Слонимцев досадливо поморщился:

— Вы придаете значение пустячкам. Троцкий экспансивен, у него холерический характер. Но что касается бисмарковского «социализма», то лучше уж такой, чем никакого. Пролетариат еще не созрел до того, чтобы управлять самостоятельно. Ему нужно не учение, не марксизм, ему нужна религия, та самая социалистическая религия, над созданием которой трудятся Богданов и его единомышленники — большевики, кстати.

— Были. Теперь богоискатели и отзовисты.

— Не хочу спорить. Меня всегда забавляет ваша ортодоксальность, Куйбышев. А ведь, казалось бы, вы, как выходец из дворянского класса, должны были бы обладать определенной утонченностью. Вы сразу же разложили все по полкам: ликвидаторы,

отзовисты, троцкисты, ревизионисты, богоискатели и так далее. Все мы ищем своего бога. Так было и так будет. Вы слишком мало придаете значения нравственной стороне дела. А ведь Троцкий прав, когда говорит, что социал-демократическая партия связана воедино не внешним принуждением, не партийной дисциплиной, а нравственной связью.

— Без уплаты членских взносов и выполнения устава?

— Не понял.

— И не поймете. Ну какая у нас с вами, Слонимцев, может быть нравственная связь? Объясните, за какие такие дела вы сюда угодили?.. То-то же, не хотите объяснять. А я скажу: Троцкий послал вас мешать нам, сделать все возможное, чтобы сорвать работу Российской организационной комиссии, а следовательно, и созыв Всероссийской конференции. А жандармы, не поняв, что вы хотите им помочь, сцапали вас по старому розыскному списку.

— Ну это уж слишком!

— Можете возмущаться сколько угодно. Партию от оппортунистов мы все равно очистим, если это звучит даже не очень утонченно. Идеалы господина Троцкого нам тоже известны: Дизраэли, Людовик Бонапарт, Бисмарк, Карл Каутский, а из российских — те самые господа, деток которых вы и Троцкий, если верить вашим рассказам, репетировали: миллионеры братья Поляковы, чайный король Высоцкий, банкир Каминка, барон Гинзбург — люди, начавшие с нуля и добившиеся всего.

— Вы очень проницательны, кадет, — усмехнулся Слонимцев. — Названные вами личности в самом деле мои идеалы. Ну а будущее все равно за нами, если даже вы созовете сто своих конференций и съездов. Будущее принадлежит не «серой массе», а нашей выдержке. Мы умеем ждать. Спасибо, вы развлекли меня. Вижу, скучать здесь не придется. Одного лишь не пойму: не все ли равно вам, какой она будет, партия, — легальной или нелегальной? Ну какое отношение к пролетариату имеете вы, потомственный дворянин? Вы попутчик революции — и только.

— А вы?

— А я даже не попутчик: она мне не нужна, революция. Мне нужна партия. Легальная, узаконенная, в которой я мог бы играть ту или иную роль, делать политическую карьеру, как вы справедливо заметили. Хотите пробиться в лидеры, к руководству — примыкайте к нам. У нас все: своя газета, свои средства, прочный союз с лидерами Второго Интернационала, сочувствие буржуазии. Мы вас поддержим, вознесем. Нам нужны люди с понятием. Ну как вы не можете уразуметь: революция в России — химера, РСДРП по своему происхождению является не партией рабочего класса, а партией мелкобуржуазной интеллигенции, рабочие не хотят признавать ее.

— Вы пытаетесь выдать желаемое за действительное. Ликвидаторов всех мастей рабочие в самом деле не хотят признавать. А за приглашение в лидеры реформистской партии спасибо. Но, к сожалению, не могу-с.

— Почему?

— Негоже потомственному дворянину идти в лакеи к капиталистам. Разумнее служить народу, России.

— Напрасно. Подумайте все же.

Слонимцев, как и раньше, был предельно циничен: он просто-напросто пытался разозлить Куйбышева. Мол, вы, большевики, можете разоблачать нас сколько угодно, а мы и не отказываемся от себя. Это мы перед рабочими вынуждены ходить на голове, чтобы одурачить их. А перед вами не хотим: вы и так знаете нам цену. Да, да, вы совершенно правы: нет ни меньшевиков, ни троцкистов, ни центристов, ни Мартова, ни Троцкого, ни Каменева и Зиновьева, которые вползли в большевики, — есть одна группа, большая группа единомышленников, которые маскируются

принадлежностью к той или иной фракции. И эта группа в главном вопросе едина: партия должна быть легальной, реформистской, должна служить буржуазии, обслуживать ее. Вы это прекрасно понимаете. Что из того? Мы для этого и появились: мешать вам, отвлекать рабочих от революции, защищать дивиденты капиталистов. И мы не желаем отчитываться перед вами в своих действиях: все равно мы никогда ни до чего не договоримся — у нас диаметрально противоположные цели. Мы прибегаем к коварству, ко лжи и клевете на вас. Это наши методы борьбы — только и всего. Нам нужно отвратить рабочих от вас и привлечь их на свою сторону. В таком деле все средства хороши, и мы не намерены играть с вами в благородство: вы наши заклятые враги, а с врагами не принято церемониться.

Ваши победы, ваши успехи — все это временно. Мы умеем ждать. Мы рано или поздно задавим вас ложью... Троцкий умеет лгать лучше неврастеничного Мартова и глупенького лавочника Аксельрода.

Ложь должна быть беззастенчивой, производить впечатление, походить на стройную систему взглядов, напоминать марксизм, апеллировать не к разуму, а к чувству.

Малообразованные легко попадаются на такую приманку. Выкрикивай сверхреволюционные лозунги, а когда, поверив тебе, пойдут за тобой — уводи в сторону, отвлекай, стреляй в спину...

Так понимал Валериан откровенность своего давнего оппонента.

Троцкист Слонимцев и большевики Чугурин и Присягин прибыли в одной партии ссыльных, и в этом крылась ирония судьбы, а может быть, своеобразная диалектика, когда заклятые враги вдруг оказываются на одной льдине, хоть и плыли они в разные стороны.

...Валериан прислушался. Кажется, идут! Тут им некого было опасаться, и они гурьбой ввалились в комнату.

— Рассаживайтесь кто где может, — пригласил Валериан. — Разговор будет длинный.

Когда они уселись, Куйбышев сказал:

— Что-то все хмурые, недобрые какие-то.

— Зачем звал-то? — спросил Присягин. — Если раздумал бежать, то нечего извиняться. Раздумал, — значит, раздумал, и незачем канитель разводить.

С него еще не сошел заграничный лоск. Коротко стриженные усы, ладно сшитый пиджак, даже галстук — все это как-то не вязалось с представлением о ссылке.

Чугурин сидел молчаливо, словно каменная глыба. Заграничного лоска не было: длинные, до подбородка, усы, на локте пиджака красовалась заплатка. Маленькие глаза смотрели спокойно, без всякого интереса. Имя Куйбышева пока для него ничего не говорило, и свой побег он не связывал с ним.

Косарев ерзал на лавке, испытывая, по всей видимости, некую неловкость: он успел привязаться к Валериану, а сейчас, как он понимал, начнется крутой разговор и конечно же Валериану придется выслушать много неприятных слов.

— Объясните, пожалуйста, — обратился Валериан к Чугурину, — какова цель предполагаемого побега?

Чугурин чуть улыбнулся сквозь усы.

— Вопрос, достойный репортера суворинской газеты «Новое время», — сказал он и отвернулся.

— Цель нашего не предполагаемого, а подготовленного побега — вернуться к активной партийной работе! — почти выкрикнул Присягин. — Да вы что, смеетесь над нами? Наши организации задыхаются от нехватки знающих людей, а мы тут что ж, должны отсиживаться? Конференция на носу...

Присягин прямо-таки задыхался от гнева.

— И все-таки прошу выслушать меня спокойно. Как я понял: сейчас главная задача — восстановление и создание новых организаций. А мы не сможем выполнить такое дело из-за нехватки руководителей. Их не хватает! Правильно я понял?

— Ну правильно, — нехотя отозвался Чугурин.

— Вы затем и вернулись в Россию. Чтобы руководить. А заодно и готовить руководителей, обучать их. Так?

— Так.

— Теперь объясните: из кого нужно готовить руководителей?