С/С том 11. Гриф - птица терпеливая. Невинный убийца. Лишний козырь в рукаве
Шрифт:
— Как мне быть? — спросил я. — Послать ее вам по почте или занести самому? Я сделаю, как вы захотите.
Наступила долгая пауза. Я слышал в трубке дыхание Лауры.
— Алло! — сказал я. — Вы слушаете?
— Конечно. Просто размышляю. Вы можете сделать мне одно одолжение?
— Какое?
— Приложите на минутку трубку к вашему сердцу.
— Нет, этого я не сделаю, — сказал я. Мне не хотелось, чтобы она знала, как сильно оно бьется, хотя я подозревал, что ей это уже известно.
— Разве это не называется бить лежачего?
— Да, и раз мы об этом заговорили, то я должен
— Но это ведь неспортивно.
— Мне это теперь безразлично.
— В таком случае, моя брошь слишком ценна, чтобы доверять ее почте. Как вы считаете?
— Это ваша брошь и ваш риск, — сказал я, пытаясь вложить в голос металл.
— По-моему, лучше не посылать брошь по почте.
— Тогда я привезу ее вам.
— О нет. Этого мне не хотелось бы. Где вы живете?
— Виа Карпина, дом 23, сразу же за театром «Ла Скала», в нижнем этаже.
— Я приеду за брошью завтра, около семи часов, Дэвид.
— У меня очень примитивно, — сказал я. — Но как хотите.
— Итак, до завтра, — сказала она. — Спокойной ночи, Дэвид.
— Спокойной ночи.
ГЛАВА 2
На следующий день я водил по собору одну пожилую пару. Людьми они оказались очень милыми и щедро отблагодарили меня за труд.
Едва они отъехали в своем автомобиле, как ко мне подошел Торчи.
— Очень рад, что ваши дела процветают, синьор Дэвид, — сказал он с дружеской улыбкой. — Два последних дня были очень удачными для вас.
— Согласен, — сказал я, отдавая ему 500 лир. — Благодарю за заем. Эти деньги принесли мне счастье.
— Вы решили в отношении броши? Я могу отдать вам деньги через час.
— Я не продам ее. Она мне не принадлежит, и я собираюсь вернуть вещь ее хозяйке.
Торчи пожал плечами.
— Я люблю вас, как брата, синьор Дэвид, — сказал он. — Надеюсь, вы простите меня, если я выскажу вам свое убеждение: очень немногие женщины в мире стоят 200 тысяч лир.
— Я не люблю, когда походя в одной фразе говорят о женщинах и о деньгах.
— Прошу прощения, но я видел все, что произошло в соборе между той женщиной и вами. Это все естественно и приятно. Такая красивая женщина создана для любви. Но если вы продадите брошь мне, то сможете эти деньги употребить с пользой. Если же вы вернете брошь синьоре, то получите благодарность, а может быть, — и нечто большее. Но по сравнению с тем, что она может вам предложить, — это будет плохая сделка. Подумайте как следует, синьор Дэвид.
— Убирайся, искуситель, — со смехом сказал я. — Я не продам брошь.
— Подождите, не торопитесь с решением, — в страхе воскликнул Торчи. — Я делаю вам другое предложение: я дам за нее 230 тысяч лир и Симону в придачу. Это хорошая сделка. Симона — искусная девушка в домашнем хозяйстве и в любви.
— Это действительно прекрасное предложение, но я не продам брошь. Если бы она была моей собственностью, то я и минуты не раздумывал бы, но она принадлежит не мне — и тут ничего не поделаешь. И поставим на этом точку.
Торчи печально посмотрел на меня.
— Боюсь, что синьора произвела на вас слишком
— Хватит, Торчи.
— Думаю, что вы еще раскаетесь в своем решении, — сказал он. — Человек, предпочитающий деньгам женщину, накличет на себя беду. Я буду молиться за вас.
— Пошел к черту! — крикнул я, потеряв терпение.
Я особенно разозлился на Торчи потому, что он говорил то, что я уже не раз повторял себе после телефонного разговора с Лаурой.
— Я попрошу и Симону помолиться за вас, — с достоинством сказал Торчи. Потом он отошел от меня, благочестиво склонив голову и опустив глаза.
Приближалось время свидания с Лаурой. Я поспешил к себе. Окинув комнату придирчивым взглядом, я остался доволен. Мои старания не пропали даром: убогое жилище приобрело мало-мальски приличный вид.
Горшок с темно-красными бегониями украсил стол возле окна, картина Боттичелли была запрятана под кровать. У Филиппо я позаимствовал скатерть на стол, а у Умберто — шелковое голубое покрывало на кровать. Джузеппе дал мне красивый персидский ковер. Комната совершенно преобразилась. Я купил две бутылки бордо и попросил Пьерро сделать мне десять бутербродов. Он заботливо снабдил меня двумя бокалами и тарелками, а в последний момент настоял на том, чтобы прислать мне сверх этого бутылку коньяка. Мой костюм был выглажен и вычищен. Я заложил часы, чтобы купить себе пару приличных ботинок. Теперь мне не оставалось ничего, кроме как ждать. Я закурил сигарету и в шестой раз стал поправлять посуду на столе. Рот у меня пересох, сердце тяжело билось, и я немного задыхался. Я заставил себя во время курения усесться в кресло, но курил так невнимательно, что обжег себе язык, и сердито бросил сигарету. В этот момент во входную дверь постучали. Секунду я стоял неподвижно со сжатыми кулаками, прерывисто дыша, потом направился по коридору ко входной двери. На улице стояла Лаура Фанчини и смотрела на меня. На ней были простое платье из голубого полотна и большая соломенная шляпа, глаза прятались за темными очками.
— Привет, Дэвид, — сказала она. — Я точна, не правда ли?
— Да, — хрипло выдавил я. — Прошу вас, войдите.
Я отстранился от двери и пропустил ее.
— Вот сюда, — сказал я, распахивая дверь своей комнаты.
Она вошла и огляделась. Потом сняла темные очки и улыбнулась мне.
— Здесь очень красиво.
— У меня щедрые друзья. — Я прикрыл дверь. — Вам было сложно найти?
— Не очень. Было время, когда я чуть ли не каждую неделю ходила в «Ла Скала».
Лаура сняла шляпу и положила вместе с сумочкой на комод, а потом остановилась перед зеркалом.
Я смотрел на нее и не мог поверить, что та, которую я так жаждал видеть, действительно у меня.
— Когда ветер дует в мою сторону, то можно услышать музыку, — сказал я.
Она повернулась с улыбкой.
— Музыка и соборы — подходящее сочетание. Как продвигается ваша книга?
— Последнее время я мало работаю. Иногда по целым неделям не прикасаюсь к ней.
Я понимал, что веду себя по-идиотски, официально и напряженно, но ничего не мог поделать. В присутствии Лауры я смущался и был чем-то обеспокоен.