С тобой моя тревога
Шрифт:
Одни, значит, воруют тайком, ночью темной, а другие тянут чуть не у всех на виду и даже на стрему не ставят!.. Без опаски!»
…После завтрака, когда Ольга с Настасьей полоскали стаканы из-под кефира и молока, ее вызвала директорша. Ольга напряглась вся, смуглое лицо покрылось красными пятнами.
— Ты чего с лица-то сменилась? — спросила Настасья. — Аль натворила чего?
— Не твое дело! — в сердцах ответила Ольга. Вымыла руки, сняла фартук, узким и длинным коридором с кафельным полом прошла в конец
Она приоткрыла дверь.
— Вы меня звали?
— Входи, входи.
Ольга встала в дверях, опустив руки вдоль бедер, «по швам», как привыкла за последние годы при встрече с начальством.
— Вчера здесь полы мыла ты? — спросила Соня Аркадьевна. — Чего стоишь, садись! — Она показала на стул. — Садись!..
— Ну, я! — Она подошла к столу, но не села.
— Эти деньги ты оставила? — заведующая положила розовую, с кольцами и золотыми часиками-браслеткой руку на пресс. — Зачем?
— Нашла… Вон там, у вешалки… — ответила Лихова, все больше проникаясь мыслью, что деньги были подброшены.
— Ты честная! Это хорошо! — сказала Соня Аркадьевна. — В системе общепита все должны доверять друг дружке. Иначе всем плохо будет. Помочь надо — лучше скажи. Поможем! У нас на честности, на доверии, иначе работать нельзя.
«Она!.. Она подбросила! Честную из себя строит! — думала Лихова. — Чего притворяется-то?!»
— Я не честная, — сказала Лихова. — Из тюрьмы… Чего вы от меня хотите?
— Чего хочу? Ничего не хочу! Не взяла, — правильно сделала. Возьми себе эти деньги. Бери! — она протянула Ольге деньги. — За честность тебе.
— Зачем они мне? Не возьму…
— Бери, бери!.. Нашла — бери! Нуждаешься ведь? Помощь тебе от меня.
«Брать или не брать? — думала Ольга, уже держа деньги в руке. — Раз дают, чего отказываться от дармовых-то?!»
— Спасибо, если так…
— Вот и молодец! — похвалила директорша…
— Чего вызывала-то? — поинтересовалась Настасья, когда Ольга надела фартук и встала к груде десертных тарелок.
— Деньги дала. За честность… — Ольга усмехнулась и рассказала Настасье все, как было.
— Это у нее подход такой. Всех проверяет. Тебе деньги подбросила, другому поручит домой к ней что-нибудь отнести и пересчитает дома до зернышка…
— И тебя проверяла?
— А как же! А деньги тебе дала — так это неспроста. Услугу какую-нибудь потребует. Деньги кто задарма дает?..
Выяснилось, что Настасья была права. В этот же день, за час до обеда, Соня Аркадьевна вызвала Ольгу к себе.
— Работы много сейчас?
— Нет. До обеда какая работа, Соня Аркадьевна?
— Поедешь со мной в город. Возьми вот эту сумку, поможешь отнести домой. — Она кивнула на хозяйственную сумку, стоящую около дивана на полу. — Обрадовалась деньгам-то? Ничего, ничего, к празднику пригодятся… Посмотришь, где я живу. Все мои работники знают, ты тоже знать будешь.
Вошла буфетчица Роза — маленькая, юркая, как мышка, женщина. Что-то шепнула на ухо заведующей. Та
— Садись на городской автобус. Если я не успею, выйдешь на остановке около трамвая. Там и жди. Мелочь есть на автобус? Ну иди, иди!
Ольга зашла в мойку, чтобы надеть жакет.
— Ты куда? — спросила Настасья.
— Начальница велела отвезти сумку. Сама будто не в состоянии! Барыня!..
…Начальник штаба народной дружины Сергей Золов по поручению председателя заводской комиссии партийно-государственного контроля Убайдуллаева собрал пятерку Зарайнова.
— Задача ответственная, ребята, взять под наблюдение все входы и выходы из столовой — ворота, центральный вход и служебный. Смотреть, кто будет выходить. Может, что будут выносить или вывозить на мотороллере — задерживать. Но без шума, не привлекая постороннего внимания.
— А что будет, Сергей Александрович? — спросил дружинник, слесарь Жора Золингер. — Что-нибудь серьезное, да?
— Посмотрим, — неопределенно сказал осторожный Золов. — Поручение партгосконтроля, значит, что-то есть. Будьте внимательны!
— Ни одна яичница не ускользнет! — твердо заявил Петя Зайцев.
— С тех пор как ты Гульнару снял с чердака с учебниками, никаких происшествий не было, верно ведь? — засмеялся член пятерки Нариман Каримов — крепыш, мечтавший о службе во флоте. Он признавал, вопреки моде, не узкие брюки, а только матросский клеш и тельняшку.
— А что? — откликнулся Зайцев. — Дорофеев так воспитал ее отчима, что тот теперь сам на родительские собрания бегает. Гульнара одни пятерки стала получать. А то выдумали — замуж! А ей пятнадцать лет всего…
— Ну, по местам! — распорядился Золов. — Я к Убайдуллаеву.
…В этот же час вызванный из города начальник торговой инспекции Юрченко закончил в кабинете Убайдуллаева инструктировать другую группу дружинников. Их направляли в столовую отобрать для анализа кухонную и буфетную продукцию.
…Петя Зайцев встал на автобусной остановке, поднял воротник пиджака, хотя было не холодно. Отсюда хорошо видна дверь на кухню: перед ее ступеньками земля черная от угольной пыли. Подошел городской автобус, почти пустой. На остановке никого не было, и шофер ушел в продовольственный магазинчик, помещавшийся под одной крышей с отделением связи и сберегательной кассой в домике рядом с проходной.
Вот на ступеньках показалась подвижная буфетчица Роза, огляделась и тут нее скрылась за дверью. Минутой позже из здания вышла эта, которая из тюрьмы недавно. В руке — хозяйственная сумка. Тяжелая, видать. Сердце у Пети забилось в предчувствии важности начавшихся событий, в которых он должен был принять активное участие. «Как же ее фамилия? Храброва, Смелова?.. Лихова?! Точно, Лихова!» Идет, чуть согнувшись под тяжестью ноши. Сумка трется об ногу при каждом шаге. Петя оглядел призаводскую площадь. Жорик вон стоит, в его сторону смотрит. Ему за воротами наблюдать, а он сюда на автобус уставился…