С вечера до полудня
Шрифт:
Гордон заметался по дому. Пусть кто-нибудь только попробует хоть волосок на ее голове тронуть — пожалеет! Она принадлежит ему, Гордону, и если кто-то и должен разобраться с нею, так только он, и никто иной.
Габриела услышала звонок, но, как ни пыталась, не могла заставить себя прикоснуться к двери с запекшейся на ней кровью.
— Входите, — пролепетала она слабым голосом.
Гордон рывком распахнул дверь.
— Входите?! Черт побери, Габи, а если бы я оказался Джеком Потрошителем, ты тоже так запросто пригласила бы меня?
Она даже не шелохнулась. Скрестив руки
Повернувшись, он прочел надпись и подошел к ней.
— Я думал, ты получила записку.
Из ее глаз брызнули слезы. Она часто замигала и посмотрела на Гордона взглядом, выражавшим одновременно смятение и беспомощность.
Голос его смягчился.
— А что это у тебя на лице?
Кровь. Она испачкалась в крови, когда прислонилась к двери. Габриела вся задрожала и опрометью бросилась в ванну. Она судорожно принялась смывать с лица кровавое пятно. Руки ее дрожали, так что она едва удерживала мыло. Она терла щеку с такой яростью, что скоро кожа загорелась огнем. Но она никак не могла остановиться, не могла даже взглянуть на себя в зеркало.
— Габи… — Гордон тронул ее за плечо.
— Нет! — Отбросив его руку, она продолжала тереть щеку. — Я должна смыть это…
— Габи! — сказал он резко. — Посмотри на меня.
Она повиновалась. В глазах ее застыл ужас, и внезапно Гордон отчетливо понял, что эта сцена не может быть частью какого-либо розыгрыша или игры. Габриела не притворялась. Она и в самом деле сходила с ума от страха и потрясения.
Воздух между ними был словно наэлектризован. Сняв с вешалки, Гордон медленно протянул ей полотенце. Голос его звучал мягко, успокаивающе.
— Ну-ну, все хорошо, все позади. — Он осторожно стер с ее лица мыльную пену. — Все прошло.
— Ничего не прошло, — выдохнула она.
Он ласково погладил ее по щеке.
— Все кончилось, Габи.
— Это никогда не кончится! — Глаза ее сверкали. — Ты просто не понимаешь!
Он намочил краешек полотенца и, аккуратно придерживая за подбородок, протер ей лицо. Она все еще дрожала, и эта дрожь задевала самые глубокие струны его сердца. Она была потрясена до такой степени, что Гордон недоумевал: ему казалось, что одно лишь «послание» не может вызвать такой эмоциональный срыв.
— Тогда объясни мне. Так, чтобы я понял. — Он заставил свой голос звучать по возможности спокойно, чтобы в нем не отразились истинные чувства.
— Ко мне кто-то вломился. Какой-то негодяй был в моем доме. Он трогал мои вещи. — Лицо ее стало бесцветным. — Мои… личные вещи.
— Какие личные вещи?
— Он вернется, Гор. — Из ее горла вырвалось рыдание. — Он вернется… И в следующий раз на двери будет моя кровь.
— Нет! — Острая боль пронзила сердце Гордона.
— Он вернется, вернется, черт подери! — Габриела задыхалась. — Я… я…
— Что? — Гордон потряс ее за плечо. Она была уже на грани истерики. — Ты что, Габи?
— Я… видела его! — Она запрокинула голову. Лицо ее исказилось. — О Боже! Я видела, как он убивает меня!
Колени ее подкосились. Гордон успел подхватить ее и прижать к груди. Она уткнулась лицом ему в плечо и заплакала беспомощным тихим плачем, идущим из глубины души. От ее слез у Гордона просто сердце разрывалось.
Не зная что делать, испытывая странную
— Тсс… Все будет хорошо. Не плачь.
— Он догадался, Гордон, что я знаю о Лейси. — Габриела еще глубже зарылась лицом ему в плечо. — Мы должны остановить его прежде, чем он успеет причинить ей вред. — Она оторвалась от его груди и заглянула ему в глаза. — Я не хочу, чтобы она умерла!
Слезы хлынули из ее глаз с новой силой. Гордон почувствовал, как сжалось его сердце.
— Она не умрет, — успокаивал он, — и ты тоже. Я клянусь тебе. Слышишь? Клянусь!
Не в силах больше бороться с собой, он скрепил клятву страстным и нежным поцелуем.
Ее ответный поцелуй был таким же одержимым и отчаянным. Она до боли прижалась к нему губами и, когда он приоткрыл рот, застонала от страсти. Ворот куртки у Гордона был расстегнут, и она просунула туда руку. Ее пальцы ласкали его кожу, нежились среди волосков на его груди. С трудом сдерживая дрожь во всем теле, он крепче привлек Габриелу к себе. Их языки встретились и неистово сплелись. Сейчас в их объятиях не осталось места нежности — была лишь бурная страсть, в которой оба нашли забвение от всего случившегося. У Гордона все эмоции, которые он старался держать под контролем, вырвались наружу, в голове помутилось.
Габриела первая, словно опомнившись, оттолкнула его.
— Гор! — В голосе ее слышалось смятение. Она неуверенно провела кончиком пальца по его губам. Он вздрогнул, словно она коснулась его сердца. От поцелуя губы ее чуть припухли, лицо раскраснелось, а синева глаз стала еще темнее и глубже, словно небо ночью. Не в силах выразить словами обуревавшие его чувства, Гордон попытался взять себя в руки.
— Собери себе какие-нибудь вещи на первое время.
— Зачем? — Голос ее трепетал от волнения. Она одернула блузку. Намокший от брызг желтый шелк облепил тело, вырисовывая очертания лифчика.
Горло у него сжалось, и он с трудом произнес, пытаясь справиться с внезапной хрипотой:
— Не могу же я оставить тебя здесь, Габи. Так что ты собери вещи, ладно?
— И куда мы пойдем?
Гордон уже успел все обдумать. Как бы он ни сомневался в ней, но все-таки им предстояло совместное расследование. Вдобавок кто-то — неизвестно кто — угрожал Габриеле. Она в опасности.
— Мы поедем ко мне домой.
— Ты здесь живешь? — В ее голосе звучало неподдельное изумление.
Гордон бросил на свой дом беглый взгляд из окна «порше». Собственно говоря, дом ничем особенно не выделялся из ряда прочих домов, выстроившихся вдоль Голдривер-авеню, — три этажа белоснежного камня с балконами и террасой, ухоженные газоны. За черными узорными воротами — широкий подъезд к дому. Хитроумно расположенные светильники лили потоки янтарного света на высокие сосны и благоухающие магнолии. Для Гордона, как и для предыдущих поколений семьи его матери, это был просто дом, родное гнездо. Но он понял, что для Габриелы все тут вопиет о богатстве и роскоши.