С вечера до полудня
Шрифт:
Она скользнула по его лицу сердитым взглядом.
— Зачем весь этот маскарад? Почему бы просто не пойти туда и не задать несколько вопросов?
— Предпочитаешь играть в открытую?
— Конечно. — Она пожала плечами и поспешно одернула жакет — не дай Бог помять. Если с костюмом что случится, она ведь всю оставшуюся жизнь будет за него расплачиваться. — Зачем врать, если с тем же успехом можно сказать правду?
— Отнюдь не с тем же успехом. — Он постучал в стекло и знаком велел Коулту, личному шоферу его матери, ехать, а затем развалился на сиденье. — В такое
Вздохнув, Габриела покосилась на свое отражение в стекле машины, проверяя, хорошо ли сидит шляпка. Быть может, тулья чуть-чуть высоковата, но в целом впечатление очень неплохое. В этом костюме, да еще зачесав волосы назад, она выглядела богатой и самоуверенной. Другое дело, что себя такой не ощущала.
— Ну ладно, уговорил. Разыграем это представление. Но мне оно все равно не по душе.
— Хватит прихорашиваться. — Гордон окинул ее оценивающим взглядом. — Ты великолепно смотришься.
— Спасибо на добром слове.
Сегодня в их отношениях сквозила какая-то непривычная умиротворенность, которую до вчерашнего вечера Габриела и представить себе не могла. Сведя брови, она в свою очередь оценивающе посмотрела на Гордона. Сейчас он казался просто воплощением респектабельности — от дорогих итальянских ботинок до воротника не менее дорогого костюма. Не говоря уж о неизменно присущем ему шике… И этот богатый и независимый человек сделал ее, Габриелу, частью своей жизни. Вчера он рассказал ей то, что, как она инстинктивно чувствовала, до сих пор не открывал никому. Согретая этой мыслью, она поправила ему галстук.
— Да и ты неплохо выглядишь.
Гордон чуть заметно усмехнулся. Габриела не столько услышала этот смешок, сколько ощутила пальцами, касавшимися его шеи, едва заметную вибрацию в горле.
— Поосторожней, — предупредил он. — Не слишком уж льсти мне. А то ведь я могу решить, что нравлюсь тебе.
— Не задавайся. — В голосе ее зазвучали поддразнивающие нотки.
Гордон поднял бровь и с самым невинным видом осведомился:
— А ты ночуешь в одной постели со всеми мужчинами, которые тебе не нравятся?
Габриела небрежно смахнула с его рукава несуществующую пылинку.
— Нет, не со всеми. Только с теми, кого отшила Мина Голдсмит за проигрыш решающего матча.
— Так нечестно. Это удар ниже пояса. — На самом деле он вовсе не обиделся.
— Ну да. — Габриела с улыбкой чмокнула его в кончик респектабельного носа, готовая голову отдать на отсечение: если бы Мина Голдсмит сейчас его увидела, то горько пожалела бы о своем неразумном поступке.
Машина плавно остановилась у роскошного особняка. Коулт почтительно отворил дверцу. Выглядел он как и подобает солидному шоферу богатой семьи — высокий, сухопарый, неторопливый, лет около шестидесяти пяти.
— Мне подождать, мистер Сазерленд?
— Думаю, да. Мы с миссис Сазерленд долго не задержимся.
— Слушаюсь, сэр. — Коснувшись пальцами края форменной фуражки,
Слегка смущенная, Габриела взяла Гордона под руку.
— Миссис Сазерленд? — спросила она с искренним изумлением.
— Разумеется. — Он искоса взглянул на нее. — Мы же спали вместе, в моем доме. Теперь я должен спасти твою репутацию, Габи.
— А, ну да… само собой. — Она пришла в восхищение оттого, что он повернулся к ней еще одной стороной своей необычной натуры. И какой восхитительной стороной! Гордон Сазерленд — такой потрясающий, сногсшибательный, а порой даже пугающий мужчина — оказался на диво старомоден.
Жалея, что не видит выражения его лица, Габриела направилась к офису.
— Боюсь, твое заявление шокировало Коулта. Он, правда, и глазом не моргнул, но я почувствовала его удивление.
— Вполне возможно.
Она оглянулась. Коулт по-прежнему стоял у машины.
— Если он так и будет все время торчать здесь по стойке смирно на такой-то жаре, то нам потом придется отскребать его от тротуара.
— Не придется, — успокоил ее Гордон. — Как только мы скроемся из виду, он отомрет.
Габриела не могла бороться с искушением и спросила, сама до конца не уверенная в том, что и вправду хочет это узнать:
— И скольких миссис Сазерленд видел Коулт?
В глубине души она понимала, что ей очень важен его ответ, хотя и внушала себе, что это совершенно неважно.
В глазах Гордона плясали черти.
— Одну.
— Ой! — У Габриелы перехватило дыхание.
Он улыбнулся.
— Что, удивлена? Ты и вправду считаешь меня отпетым сердцеедом, Габи?
Так оно, конечно, и было, и от этих слов она залилась краской.
— Тогда знай, что это не так.
Она уже и сама начала сомневаться. Правда, ее все же интересовало, как Гордон потом собирается объяснить Коулту, куда же пропала миссис Сазерленд, но это было уже не так важно. Поскольку от нее явно требовался хоть какой-то ответ, она вздернула подбородок и заявила:
— Время покажет.
— Точно. И это относится к нам обоим. — Его улыбка стала озорной. Перед высокой колонной с прибитой к ней бронзовой табличкой с названием фирмы Гордон остановился — как раз на таком расстоянии, чтобы их не услышал швейцар. — И зарубите себе на носу, миссис Сазерленд, что вы особа изрядно взбалмошная и сумасбродная… Нет, не возражай: если они будут считать, что у тебя ветер в голове, то станут менее осторожны.
Солнце било в глаза, Габриела прищурилась.
— Кажется, в твоих словах таится скрытый комплимент.
Во взгляде Гордона зажегся опасный огонек.
— Я помогу тебе отыскать его потом. А сейчас ты — вздорная пустомеля и по уши влюблена в меня.
Габриеле пришло в голову, что если он и дальше будет смотреть на нее столь же страстно, то изобразить влюбленность ей будет проще простого. И все же она запротестовала:
— Послушай, а нельзя ли мне оставаться самой собой?
Взгляд его вдруг стал суров, словно она сказала что-то лишнее. Но он сдержался и, театрально закатив глаза, произнес: