С. А. Есенин в воспоминаниях современников. Том 2.
Шрифт:
Я не думаю, что он был прав.
Дружба — что зимняя дорога. Сбиться с нее — пустяк. Особенно ночью — в разлуке. На Волге, как только лед окрепнет, выпадет снег и пробегут по нему первые розвальни, начинают ставить вешки. Ставят их ровно, сажени на две одна от другой. Бывает — метель снегу нанесет, дорогу засыпет, вот тогда по вешкам и едут.
Были и у нас свои вешки. Ставила нам их Галина Артуровна Бениславская. Не на две сажени, пореже, но все-таки ставила. По ним-то мы и брели, вплоть до июня 25 года. Где те вешки, по которым шел Есенин, не знаю. Мои — при мне.
Теперь, при повторном хождении
13 ноября 24 г. 15
…От С. А. Вам привет, просит Вас писать ему, сам же не пишет, потому что потерял ваш адрес. Я ему сообщила, вероятно, скоро напишет. Сейчас он в Тифлисе, собирается в Персию (еще не ездил). Говорит сам и другие о нем — чувствует себя недурно. Пишет. Прислал кое-что из новых стихов. Прислал исправленную «Песнь о великом походе». Просит поправки переслать Вам 16.
Поправки к «Песне о великом походе»:
1. А за синим Доном Станицы казачьей В это время волк ехидный По-кукушьи плачет. Говорит Корнилов Казакам поречным… (вместо: Каледин). 2. Ах, яблочко Цвета милого. Бьют Деникина. Бьют Корнилова… (вместо: Уж, ты подъедено …Каледина). 3. От полуночи До синя утра Над Невой твоей Бродит тень Петра. Бродит тень Петра, Грозно хмурится На кумачный цвет В наших улицах, (вместо: и любуется).«26» переименовать в «36», соответственно изменив в тексте.
Г. Бениславская.
12 декабря 24 г.
…Сергей сейчас в Батуме. Прислал телеграмму с адресом, но моя соседка умудрилась потерять эту телеграмму. Так что писать приходится на ощупь. Хорошее дело, не правда ли? Он будто здоров, пишет. Последние стихи прислал. Одно мне очень нравится, это — «Русь уходящая». Будет, вероятно, в «Красной нови». Доверенность, напишу Сергею, чтобы выслал на Ваше имя.
Г. Бениславская.
15 декабря 24 г.
…Сергей сейчас в Батуме. (Батум, отделение «Зари Востока», Есенину.) Пробудет там, вероятно, дней десять, а может быть, и более. Написала ему, чтобы выслал доверенность Вам и указал, ему или нам посылать деньги, т. к. не знаю: не нужны ли они ему. В таком случае мы здесь как-нибудь устроимся.
Г. Бениславская.
21 января 25 г.
… «Бакинский рабочий» издал книжку «Русь советская». Туда вошло все, начиная с «Возвращения на родину» и кончая «Письмами». Сам Сергей Александрович что-то замолчал. Перед тем часто
Г. Бениславская.
24 марта 25 г.
…А Сергей Александрович уже 3 недели здесь. Стихи хорошие привез. Ну, тысячу приветов.
Галя.
…Три к носу. Ежели через 7-10 дней я не приеду к тебе, приезжай сам.
Любящий тебя С. Есенин.
30 марта 25 г.
…Посылаю эти письма, как библиографическую редкость. 27 марта Сергей укатил в Баку, неожиданно, как это и полагается.
Галя.
В мае месяце я узнал из газет, что у Есенина горловая чахотка.
Июнь 25 года. Первый день, как я снова в Москве. Днем мы ходили покупать обручальные кольца, но почему-то купили полотно на сорочки. Сейчас мы стоим на балконе квартиры Толстых (на Остоженке) и курим. Перед нами закат, непривычно багровый и страшный. На лице Есенина полубезумная и почти торжествующая улыбка. Он говорит, не вынимая изо рта папиросы:
— Видал ужас?… Это — мой закат… Ну пошли! Соня ждет.
(Софья Андреевна Толстая — его невеста.)
Мы стоим на Тверской. Перед нами горой возвышается величественный, весь в чесуче Качалов.
Есенин держится скромно, почти робко.
Когда мы расходимся, он говорит:
— Ты знаешь, я перед ним чувствую себя школьником! Ей-богу! А почему, понять не могу! Не в возрасте же дело!
— Слушай, кацо! Ты мне не мешай! Я хочу Соню подразнить.
Садимся обедать.
Он рассуждает сам с собой вдумчиво и серьезно:
— Интересно… Как вы думаете? Кто у нас в России все-таки лучший прозаик? Я так думаю, что Достоевский! Впрочем, нет! Может быть, и Гоголь. Сам я предпочитаю Гоголя. Кто-нибудь из этих двоих. Что ж там? Гончаров… Тургенев… Ну, эти — не в счет! А больше и нет. Скорей всего — Гоголь.
После обеда он выдерживает паузу, а затем начинает просить прощения у Софьи Андреевны:
— Ты, кацо, на меня не сердись! Я ведь так, для смеху! Лучше Толстого у нас все равно никого нет. Это всякий дурак знает.
— Слушай, кацо! Я хочу домой! Понимаешь! Домой хочу! Отправь меня, пожалуйста, в Константиново! Ради бога, отправь!
Едем на Рязанский вокзал.
Покупаю билет.
Он в это время пишет письма.
— Вот это — отдай Соне! Я ей все объяснил. А это — Анне Абрамовне. Да скажи, что я ей очень верю, совсем верю, но слушаться я ее не могу. Никого я не могу слушаться. Понимаешь? 17
Через три дня он снова в Москве.
Если он не пишет неделю, он сходит с ума от страха.
Есенин, не писавший в свое время два года, боится трехдневного молчания.
Есенин, обладавший почти даром импровизатора, тратит несколько часов на написание шестнадцати строк, из которых треть можно найти в старых стихах 18.
Есенин, помнивший наизусть все написанное им за десять лет работы, читает последние стихи только по рукописи. Он не любит этих стихов.