С. Михалков. Самый главный великан
Шрифт:
Он скрывал свое дворянство, но, конечно, все знали. В КГБ знали. Его дворянство в крови чувствовалось. Он породистый был мужик. Не просто внешне.
Я помню, как Сергей Владимирович с моим отцом послали поздравительную телеграмму Дыховичному– старшему [38] , дяде Володе. Кстати, Дыховичный с Михалковым были похожи, оба хулиганы. Только Сергей Владимирович был более сдержанным. У Дыховичного масса спектаклей шла по всему Союзу, и в день собственного рождения он должен был присутствовать на каком-то там сотом или трехсотом спектакле в Тюмени что ли. Отец и Сергей Владимирович послали телеграмму: «В связи со славным юбилеем ходатайствуем
38
Дыховичный Владимир Абрамович (1911–1963) – драматург, сатирик, поэт, артист.
В Михалкове было все. Дыховичный был более лихой, а Михалков более сдержанный. Но Дыховичный был свободным художником. А Михалков… Депутат, секретарь Союза писателей ну и так далее. Ему мундир не позволял.
Казалось бы, давили. А песни пела вся страна. Сейчас такие песни редко пишут. Иногда. Есть несколько композиторов, которые пишут хорошие вещи. Но такого количества – Соловьев-Седой, Дунаевский, Блантер… Это очень серьезная тема. При страхе, при рамках, при том, что они все понимали…
Записала Светлана Младова
Абрам Сыркин [39]
В начале 80-х годов сложилась ситуация, для меня крайне неприятная, в которой Сергей Владимирович сыграл ключевую роль. Вокруг совершенно надуманного повода развернули грязную историю, в которую пытались впутать несколько человек и меня, в частности. В результате меня отстранили от преподавания, потому что у меня «низкий нравственный уровень», я могу плохо повлиять на студентов.
39
Сыркин Абрам Львович (р. 1930) – терапевт, кардиолог, профессор.
Я периодически подлечивал Сергея Владимировича, у него были небольшие проблемы с сердцем, он приезжал в клинику пару-тройку раз, и я несколько раз был у него дома. Я ему про свои неприятности не рассказывал, мы этого не касались. Но каким-то образом выплыло, что я сейчас лекций не читаю, студентов не веду. Он меня спросил, в чем дело. Мне пришлось рассказать эту историю. Нашу клинику пытались припутать к тому, что одна из больных якобы неправильно оформила завещание. На мне в результате отыгрались.
Если бы Сергей Владимирович просто выразил мне свое сочувствие, этого было бы совершенно достаточно. Но он вдруг, неожиданно для меня, очень близко принял к сердцу мою проблему, возмутился и в следующую мою консультацию сказал: «Абрам Львович, это не надо так оставлять. Вот что я надумал. Давайте я и Ульянов, два героя соцтруда (а таких было немного), обратимся к Лигачеву, потому что в политбюро эту область курирует он. Я поговорю с Ульяновым».
А я очень дружил с Галиной Борисовной Волчек, она была в курсе моих дел, я рассказал об этом разговоре, и она предложила: «Я тоже попрошу Мишу, он согласится». Она поговорила с Ульяновым, тот сказал, да, конечно, это безобразие. Они с Сергеем Владимировичем объединились, написали письмо Лигачеву, и Сергей Владимирович через помощника Лигачева это письмо ему передал.
Проходит буквально несколько дней, и Сергей Владимирович, немножко взволнованный, мне говорит: «Абрам Львович, я знаю, что письмо было у Лигачева на столе, я знаю, что он наложил какую-то резолюцию, но вот дальше, простите, что будет, я не знаю».
Проходит еще несколько дней, меня вызывает
Разумеется, меня никто не убивал, работы не лишал, и так далее, но насколько могли доброе имя запачкать, настолько постарались это сделать, и лишили меня возможности преподавать на какое-то время. Если бы не Сергей Владимирович, эта история не имела бы такого счастливого конца. Так что, во-первых, я ему бесконечно признателен, а во-вторых, Сергей Владимирович открылся для меня с совершенно неожиданной стороны. Потому что посочувствовать может каждый, а вот так деятельно во все вмешаться и реально переломить ход событий – это надо, во-первых, хотеть, а во-вторых, иметь определенную нравственную позицию.
Кстати, Сергей Владимирович в одной из своих автобиографических книг эту историю описал, причем, оцените еще раз его деликатность, он писал вообще о враче, не называя фамилию. Он же мог написать: Абрам Львович Сыркин, а я и тогда уже был достаточно известный кардиолог… Его деликатность проявилась в том, что он об этом умолчал.
Записала Светлана Младова
Тимофей Баженов [40] Дядя Серёжа
40
Баженов Тимофей Тимофеевич (р. 1976) – тележурналист, телеведущий.
Я от некоторых слышу, что Сергей Владимирович детей не замечал. И общаться с ними не умел. Когда есть возможность, я рассказываю этим людям про свои отношения с Михалковым. И рад тому, что сейчас у меня есть возможность рассказать об этих отношениях сразу многим.
Моя мама – журналист. Когда я собрался у неё родиться, она поняла, что в командировки ездить больше не должна. И, видимо, долго не сможет. Мама всегда была жадным читателем. В те годы (семидесятые) издавалась масса толстых литературно-художественных журналов. И, ожидая моего появления на свет, мама подписалась десятка на два таких журналов. С тех пор она стала открывателем писательских имен в русской провинции. Как я понимаю, это было уникально: московские критики читали в основном московские журналы. И все дружно писали об одних и тех же писателях. А мама открывала читающей публике замечательные, но никому не известные имена.
Тогда-то ее и заметил Михалков. Все это я знаю только по рассказам. Мама писала обзоры журналов и носила их Сергею Владимировичу. У него, конечно, не было времени самому читать такие кипы.
Но вот настало такое время, когда мы с мамой стали неразлучны не только дома и на прогулках, но и в поездках по городу. Я с четырех лет сам читал. И пойти туда, где бывают писатели, мне было уже тогда интересно. Мама и Михалков встречались в какой-нибудь редакции. Отлично помню нашу первую ветречу с Михалковым. Он вошел, я вылез из редакционного кресла и встал – руки по швам. Михалков протянул мне руку:
– Здравствуй. Как тебя зовут?
– Тима…
– Неправильно. Тебя зовут Тимофей. А меня как зовут, знаешь?
– Знаю. Вы – Дядя Степа. А зовут вас Сергей Владимирович.
– Молодец, – сказал Михалков, – Но для тебя я буду дядя Сережа. Договорились?
Мы «договорились» на очень много лет вперед.
Я рос, встречаясь с дядей Сережей не реже раза в неделю. А если он уезжал в командировку, неделя пропускалась. И тогда на следующей неделе мама приносила обзор вдвое больше, и подросший я нес дяде Сереже целую сумку толстых журналов с закладками. Они беседовали о литературе не час, а два, или три. И я не мешал. Тихо сидел и слушал.