С.М.У.Т.А.
Шрифт:
Тем временем они вошли в церковь, Вадим снова стал у давешней иконы. Молясь, он пытался разобраться в своих чувствах к Богу. Верит он или не верит? Ведь и мертвяки служили доказательством чего-то нелогичного, как и вера. Не могло такого быть и не могли они появиться. И что это за вирус или паразиты, что так преображают человеческое тело? Рептилоиды-инопланетяне, сбой генома, трансмутация неизвестного вируса или что-то ещё более фантастическое? Ответа Вадим не знал.
Сейчас же Вадим прокручивал в голове то, что вчера видел и делал. Вывод напрашивался только один – ему просто повезло. Повезло, что он смог заставить
Вадим вздохнул. Самое начало семнадцатого века совсем не было комфортным. Натуральное хозяйство, постоянные голодовки, распри и смертоубийство, разорение и грабёж. Да ещё он попал в Смутное время. Гражданская война с непонятными целями и составом игроков была в самом разгаре. Всё это мутное время он знал смутно. Что там, в учебнике истории говорится о том времени, пара страниц или пара параграфов?
Но всё же, Вадим чувствовал, что в церкви ему и лучше дышится, и проще не вспоминать плохое, и вообще легче. Может быть, это и была его вера, может быть, он так верил, но здесь ему было спокойнее. В церкви он находился сейчас один. Сначала тут были и другие люди, но все они вышли, едва завидев его. Пафнутий тоже, сотворив пару молитв и перекрестившись на все иконы и алтарь, удалился, искоса посмотрев на Вадима.
Чуть позже негромко скрипнула деревянная дверь церкви, в ответ дрогнуло пламя немногочисленных свечей, и в церковь вошёл настоятель в сопровождении отца Анисима.
Вадим обернулся и посмотрел на обоих. Лицо Анисима осунулось, под глазами залегли глубокие тени, а сам он будто бы уменьшился в росте. Да и немудрено, после такого-то…
Как выглядел сам Вадим, он не догадывался. Зеркал здесь он не нашёл, а в воде трудно было рассмотреть все нюансы собственного лица. Он только чувствовал, что начал зарастать щетиной, ещё не жёсткой и редкой, но природа брала своё. А может быть, это и к лучшему, сколько можно под ребенка косить?
– Молишься, Вадим? – обратился к нему настоятель. – Грех замаливаешь свой?
Вадим молча смотрел на настоятеля. Только сейчас он понял, что действительно стоило замолить свой грех и… Но, странное дело, убивал он по приказу, а значит и грех этот стоило разделить на двоих, а то и на троих. Стоило, но глупо всё. Вадим опустил голову, мучимый сомнениями. Убивал он, значит, ему и ответ держать и перед собой, и перед Богом.
– Да, замаливаю грех свой, - кратко ответствовал он настоятелю, и через секунду добавил, - каюсь.
– Вижу, вижу, отрок. Но слабо ты молишься, без неистовства, без веры! А грех твой тяжёл. Тяжёл.
– Может быть, отец настоятель, но он был бы тяжелее, если бы я сбежал и предал Елизара и отца Анисима.
Анисим тяжело вздохнул на эти слова. Настоятель посмотрел на него, покачал в сомнении головой и ответствовал.
– То правильно ты говоришь, отрок. Грех предательства ещё более тяжкий, недаром Иуду помнят до сих пор и проклинают за это. Но ты убивал и мёртвых, и живых, покаяться нужно в том. Послушник Сергей был хорошим человеком, готовился в иноки и без плохих мыслей был всегда. Ну, на то воля Божья, слаб он оказался перед мертвецами, они его и погубили. А ты, сотворив грех, избавил его мучений в аду после обретения дьявольского бессмертия. Упокоил ты и его, и других, но каждый
Вадим промолчал, ожидая следующей сентенции от настоятеля, и она не замедлила состояться.
– Тебе нужно молиться каждый день, отрок. Впереди нас ждут непростые времена, и мы все будем дённо и нощно молиться за спасение нашего Отечества и нашего народа от раскола и мерзопакостной напасти, что лишает нас человеческого обличья. То ниспосланные Господом нашим испытания за грехи наши тяжкие.
Но ты уже сделал свой вклад в борьбу с этим испытанием, и я оценил твои заслуги. Отныне ты будешь работать вместе с кузнецом и во всём помогать ему. Вижу, что духовная служба не для тебя и незачем мучить и принуждать тебя. Ты способен принести много пользы и на другой ниве, а эту оставь для тех, кто более к ней приближён. Помолись ещё и ступай к иноку Серафиму, заверши с ним все дела и можешь идти к кузнецу. Принят ты в нашу общину на усиленный кошт, поэтому, не подведи нас!
Вадим посмотрел настоятелю в глаза, кивнул и, отвернувшись, стал громко молиться.
Настоятель так же, как до этого Пафнутий, перекрестился на иконы и удалился из церкви, оставив в ней Анисима. Анисим отошёл к алтарю, какое-то время крестился, шепча слова молитвы, потом обернулся и подошёл к Вадиму.
– Второй раз ты меня от смерти спасаешь, отрок. Диву даюсь, как это может быть. Видно это судьба, и каждый волен её принять или не принять. Я принимаю. Благодарю тебя, отрок, за твою помощь. Проси, что хочешь за то.
У Вадима перед глазами сразу появились сияющие золотые монеты, разные дорогие вещи и прочее добро. Он встряхнул головой и оглянулся вокруг, церковь явно была небогатой, никакой позолоты, серебряных окладов у икон и прочих излишеств он не заметил. Да и что можно взять с полунищего старого монаха из Богом забытой Пустыни?
– А лапти научите вязать, и писать, как следует, и молиться правильно, и пищу в лесу добывать, и уметь нужное направление пути искать, а не блукать по лесу? Ииии…. И всё, - сам себя оборвал Вадим.
– Нда, Вадим, умеешь ты удивлять, даже стариков. Я думал ты денег попросишь или ещё чего, а ты всё о насущном, да о духовном. Научу я тебя всему, что знаю. Конечно, научу.
– Мне бы оружия ещё путёвого.
– Оружие тебе кузнец даст. Вы с ним снова пойдёте в село. Других он больше брать не будет. Так и сказал: «Я с этим отроком вместе в бою стоял, в бою видел, в бою доверяю, а иных на смерть не пошлю». Сделаю я всё для тебя, отрок, мало нас осталось, держаться нужно вместе, а то заживо сожрут и косточками не подавятся, - отец Анисим вздохнул.
Вадим вспомнил Акима и согласился, что сожрут, особенно, если таким образом, как Аким, вместе держаться… Чувствовалось, что Акима нужно проучить, взять с собой и пускать вперёд. Он хитрый, всё равно выживет, как пить дать.
– Ладно, Вадим, иди к Серафиму, а потом к кузнецу, ты свою епитимью выполнил.
Вадим кивнул и, перекрестившись, чтобы, значит, не выделяться, вышел из церкви. Серафима в келье не было, не оказалось его и в библиотечной келье. Нашёлся он только за церковью, где делал что-то, непонятное для Вадима.