С.нежное сердце
Шрифт:
При этом капитан Птачек так завлекательно кивнул на перекрёсток с большой жёлтой бочкой, а солнце ещё так палит и жгёт беспощадными лучами, что у Озерова вмиг пересохло горло.
– Ну пойдём. – Он как-то враз успокоился, даже стал ниже ростом. – Только ты угощаешь! Я денег с собой не взял…
– Да конечно! Какой вопрос!? – Роман сгрёб друга за плечи и пошли они вместе бок о бок, как два закадычных кабачника. – Ну, рассказывай – чего тебя из отпуска-то дёрнули?..
***
До конца дня ничего умного в голову так и не пришло. Спрятав снимки в ящик
Старенький «форд» распахнул дверь перед хозяином. Когда уселся, у Романа возникло ощущение, что он преступил порог бани – горячий воздух шибанул в лицо, а спина и грудь мгновенно взмокли!
– Ох, бедненький… – Капитан Птачек погладил руль автомобиля, словно тот живой. – В следующий раз я тебя поставлю в тень. Обещаю.
Домой домчался без пробок, приятно быстро. Может это потому, что задержался на работе, стараясь всё же что-то выдумать… а может и потому, что на загруженных перекрёстках врубал мигалку.
Когда Роман переступил порог квартиры, понял, что дома все уже собрались и ждут только его.
– Пап! Ну ты чего запаздываешь? – В коридор выбежала Настя. – Я кушать хочу – уже умираю!
Длинные, и как и у отца чёрные волосы ниспадают по её плечам ниже груди, окаймляют белое, совершенно не загорелое лицо. Глаза серые с примесью синего – опять-таки отцовские. Никаких тебе веснушек, никаких родинок, одна белоснежная гладь кожи. Черты лица мягкие, плавные. Пожалуй, губы ещё отцовские, с намёком на улыбку, только больше и пышнее, по-женски красивые.
Капитан Птачек протянул руки и с силой обнял ойкнувшую дочку.
– Ну па-а-ап! – Настя сжалась, упёрлась в его грудь. – Ты колешься! Ой!
– Не надо мне тут. – Роман покрутил ладонью. – Я только вчера брился. Нечему там колоться.
– Ещё как есть чему! – Настя протестующе отстранилась. – Смотри! Всю щёку мне расцарапал!
И в самом деле она встала возле зеркала и принялась рассматривать себя. Повернулась лицо так и эдак, приблизилась к отражению.
– Мама на кухне?
Роман спросил просто так. Доносящиеся с кухни запах и шкварчание жареного, рождающее фантазии о чём-то золотистом, пузырящемся в масле на сковородочке не могут быть ни чем иным, кроме как работой жены.
– Ага.. – Полностью поглощённая собой Настя вгляделась в отражение внимательнее. – Она сегодня тоже на работе задержалась.
Насмотревшись, она бодро, как балерина, развернулась на носках и упорхала к себе в комнату. Роман разулся, снял пиджак, нагнулся и внимательно принюхался к ногам. Ну нет. Так по дому ходить нельзя! И ботинки надо на балкон вытащить, чтобы проветрились.
Не став заходить на кухню он прошёл в спальню, а оттуда, раздевшись, сразу в ванную. Сначала включил тёплую воду, но потом, подумав, настроил самую холодную и не жалея себя яростно сполоснулся.
– Пап, ты скоро? – Настина голова вылезла из-за двери. – Мама уже почти всё!
– Иди лучше на кухне помоги. – Стоя на одной ноге, Роман тёр полотенцем вторую. – А ну как маме помощь нужна?..
Дочь в мгновение исчезла.
Вытершись, Роман
Запах с кухни плывёт соблазняющий, прямо требующий, чтобы туда немедленно заглянули. Слышен телевизор, идёт какая-то передача про женское здоровье. Сглотнув, Роман сперва хотел войти бодро… но задумался и решил не спешить. Ступая тихо, немного вразвалочку, он появился на кухне, как появляется туман – неслышно и чуть-чуть загадочно.
В жёлтом с рисунком утёнка переднике у плиты хлопочет жена. Волосы цвета горького шоколада завиваются ниже плеч. У неё худое, но не слишком, очень красивое модельное лицо. Тонкая лебединая шея и стройная фигура с выделяющимися острыми локтями и коленками. Ах, да – и ещё у неё прадедушка был дворянином. Там какая-то с ним связана мутная история, но главное – да, действительно был. И Таня, хоть почти никогда об этом не говорит, но даже когда спит, вид у неё такой, будто она помнит об этом, и соответствующе держит себя.
Татьяна обернулась, кинула взгляд на мужа… и продолжила хлопотать.
– Уже скоро. – Она подняла крышку сковородки, откуда тут же столбом запарило. – Потерпи ещё пять минут.
Роман осмотрел женщину, мать своей дочери, ничуть с того далёкого теперь дня знакомства не поплохевшую. Оглядел её фигуру, задержал взгляд на попе… и приблизился.
– Ну чего ты делаешь?.. – Таня вывернулась из его рук очень ловко, с опытом. – Ты же видишь, что я готовлю!
– Да просто я люблю тебя! – Роман попытался поцеловать жену в шею, но и это не получилось. – Могу я жену свою любить? Или не могу?..
Таня не ответила, лишь сосредоточилась на духовке, в которой, судя по запаху, томится курица. Роман еле слышно вздохнул и уселся за стол, прямо под телевизором, вещающим с подставки на стене.
Минут пять они занимались каждый своим – Таня колдовала с едой, Роман терпеливо переносил подробности о менструальном периоде, о менопаузе и что-то про ВКО. Они молчали.
– Ма-а-ам! Ну скоро там?! – В дверном проёме возникла Настя. – У меня уже скоро кит в животе запоёт!
– Наберись терпения. – Таня открыла духовку, надела варежки и потянула поднос с курицей на себя. – И сходи уже помой руки. Что-то я не видела, чтобы ты делала это.
С громким вздохом дочь исчезла, но вскоре вернулась и уселась за стол, сверкая влажными и белыми, пахнущими мылом пальчиками.
– Так, народ, посторонись… – Таня стала переносить посуду с яствами на стол. Воздух в кухне сразу стал жарче, а запахи заманчивее. – Рома, помоги мне поставить. Ага, спасибо.
В две минуты стол нагрузился кушаньем. Прожаренная до золотистой корочки картошка кусочками. Запечённая в фольге курица, к которой руки так и тянуться – но осторожно! Обожжёшься! Салат из помидор и огурцов со сметаной. Укроп и лук порей. Салат из рубленых варёных яиц со спаржей в майонезе. Корейская морковка в отдельной мисочке: в этом доме с женской стороны к ней отношение особое.