Саамский заговор (историческое повествование)
Шрифт:
Разве вытянет тебя из этого гибельного Ловозера гражданин Колчик? Михайлов, чтоб выбраться из этой дыры, и с Колчаком бы управился. А что этот Колчик? Тоже романтик, но куда ему до Колчака. Накануне Международного женского дня проник в женское общежитие и учинил там хулиганские действия. Уж как допытывался у свидетелей и потерпевших настойчивый Иван Михайлович, не произносил ли Колчик каких-либо слов политической направленности, не выражал ли недовольства политикой партии и советского правительства, не ставил ли под сомнение необходимость празднования Международного женского дня? Все это могло бы придать событию хороший политический оттенок, но никто
Работают люди, удостоенные доверием Ивана Михайловича. Работает и сам Иван Михайлович, все видит, все знает. День работает и вечером работает, пишет. На вечер оставляет самую неприятную, самую трудную, истомляющую душу работу, писательскую.
«12 ноября в поселке Пижма гр-н Егупов, освободившийся из мест заключения, путем взлома замка проник в канцелярию лесопункта. Путем взлома кассы пытался похитить деньги, но был задержан за этим занятием секретарем канцелярии Матрушевой Елены. С применением угроз и физической силы Егупов бежал.
15 ноября гр-н Егупов совершил кражу носильных вещей на лесобирже Заполье. Часть вещей разыскана у граждан, купивших краденое.
16 ноября Егупов в столовой поселка Ловозеро похитил у военнослужащего Кондрашова шинель.
17 ноября Егупов совершил карманную кражу денег у гр-на Чернышева в общежитии леспромхоза, где и был задержан окончательно и заключен под стражу».
Есть и самоубийства.
«9 декабря с. г. в 12 часов дня рабочий электромонтер Перепелицын Евг. Ив., 1924 года рождения, во время производства работ предпринял попытку покончить жизнь самоубийством посредством выстрела в себя из самодельного оружия пистолета. В результате чего ранил себя в грудь, в правую сторону. Перепелицын доставлен в больницу. Факт изготовления самодельного оружия расследуется».
«14 декабря поступило сообщение, что по ул. Хибинской, д. 6 гр-н Скляренко покончил жизнь самоубийством путем повешевания. На место выехал оперработник т. Леснов, который установил, что никакого самоповешевания не было. Сообщение было ложным».
Были и настоящие трупы.
«Председателем Сеяврского сельсовета 18 декабря сообщено, что в Сеяврской запани был извлечен из воды труп мужского пола, который оказался по фамилии Зыков Николай. Причины утопления Зыкова пока не установлены».
«25 декабря с. г. на ул. Советской, д. 15 был обнаружен мертвым Осипов Николай Мартынович, 1885 г. рождения. Причины смерти не установлены, но есть надежда полагать, что смерть постигла от алкоголя, к тому же Осипов был больной».
Иногда вызывал сам первый секретарь товарищ Елисеев, Георгий Викторович, и напоминал слова вождя о том, что органы есть вооруженный отряд партии, и в своем кабинете давал задание. Но какие задания? Да в основном по анонимкам.
Хорошая, перспективная была анонимка на руководящих и ответственных работников первого лаготделения ИТЛ НКВД.
У руководящих и ответственных работников первого лаготделения стало за правило собираться, как сказано в доверительном сообщении, «за чашкой чая», эти «сборы сопровождались выпивкой и отсутствием критического подхода к оценке своей работы».
Заявитель знал, о чем писал, сам, надо понимать, сиживал (сиживала?) на сборах «за чашкой чая», всех знал (знала), все слышал (слышала).
Особенно возмущало заявителя то, что «эта группа, Драницын,
И без Елисеева у Ивана Михайловича Михайлова лежал пяток-другой подписанных и неподписанных сообщений о поездках самих ответственных и руководящих работников первого лаготделения, а также доверенных лиц по их поручению за водкой в Апатиты и на станцию Оленья, на расстояние шестидесяти и семидесяти километров от райцентра Ловозеро.
Заявления подобного рода вместе с документами особой секретности лежали у Ивана Михайловича в самодельном железном шкафу, сваренном из двухмиллиметрового котлового железа хлопотами его предшественника. Шкаф закрывался на висячий амбарный замок и был обустроен пятью деревянными самодельными полками, которые Иван Михайлович мечтал заменить в противопожарных целях металлическими, да все руки не доходили. Всякий раз, приезжая в Мурманск, начальник Ловозерского РО НКВД ставил вопрос о сейфе, пытался убедить руководство, что сейф нужен ему как воздух, начальство отделывалось обещаниями, и вопрос с сейфом продолжал висеть в воздухе уже больше полугода.
Задания первого секретаря райкома по анонимкам Иван Михайлович решал, слава Богу, с легкостью.
Узнать заявительницу в узком окружении руководящих и ответственных работников первого лаготделения не так и трудно, обо всех, кто бывал на «чашке чая», Михайлов знал от своего осведомителя, заключенного Мельникова, исполняющего роль домработника у начальника первого лаготделения Драницына.
Уже на следующий день несчастная Монова, бухгалтер лаготделения, насмерть перепуганная и всласть обрыдавшаяся, прямо в кабинетике младшего лейтенанта Михайлова писала на имя первого секретаря товарища Елисеева покаянное заявление о том, что послала анонимку, пользуясь непроверенными данными, под влиянием сильного нервного расстройства и оклеветала ответственных и руководящих работников. В содеянном раскаивается, обвинения в пьянстве и бытовом разложении снимает: «В компании Драницына, Лыкова, Тутаева и Гринберга я никогда не была, в не однократных гулянках не участвовала, и как они пьянствуют, я не знаю. Но знаю партийцев, которые поют в их сторону».
Как и полагается, положив на стол первому секретарю РК ВКП(б) покаянное заявление разоблаченной анонимщицы, младший лейтенант госбезопасности выслушал сдержанную похвалу за скорую и четкую работу.
— Спасибо, Иван Михайлович, все четко. Я так и думал, бабьи сплетни да еще ревность, что ее не позвали. С Драницыным я поговорю. У него рабсила, а мне в этом году к осени дорогу на Пулозеро до ума доводить. Электростанцию пускать. Не пущу, головы не сносить. А тут еще грязными склоками приходится заниматься… Голова трещит. Церковь надо закрывать, в церкви клуб устроим, подписи никак не могут собрать…
— Да уж, — поддакнул младший лейтенант первому секретарю, — крепко здесь поп со своим подпевалой Поликарпом Рочевым ладаном головы гражданам обкурили.
— Вроде удается народ к клубу склонить, хотят и радио слушать, и кино смотреть, так пристают: а как же крестить, а как же отпевать?
— А как на Воронье, — подсказал офицер госбезопасности. — Там договорились, что к ним будут возить попа из лагеря, раз без крещения и отпевания еще жить не привыкли. Спросите у того же Драницына, у него в лагере этих попов на любой вкус и любую веру.