Саамский заговор (историческое повествование)
Шрифт:
— Алексей Кириллович, но социализм все-таки не картошка…
— Не картошка, а вот методы внедрения, насаждения разве ничего не напоминают? То-то и оно… — Алексей Кириллович замолчал и тяжко вздохнул: Неужели вы полагаете, что такой грандиозный поворот в мировой истории, как отказ от частной собственности, может произойти одномоментно и успешно? Представьте себе, Ленин, ни на секунду не сомневающийся в правоте своего дела, между прочим, писал о том, что представить себе всемирную историю идущей гладко вперед, без гигантских скачков назад недиалектично, ненаучно, даже теоретически неверно.
— Наверное, он имел в виду нэп?
— Боюсь, что нет. Речь как-никак идет о всемирной истории, а нэп — это тактика, ничего более. Стало быть, он допускал, что первый
— Ну что ж, идея действительно великая. Но великая идея требует великих исполнителей. Все легко опошлить, извратить…
— Разумеется. Но, как известно, пьяный поп не доказательство отсутствия Бога.
— А вот «гигантский скачок назад» — мысль действительно неожиданная. Это куда же? Таково ли наше прошедшее, чтобы восстановлением его можно было осеменить нашу будущность?
— Вы, Дмитрий Сергеевич, в отшельничестве своем постигаете музыку сфер, с богами говорите, сделайте мне одолжение, скажите, Бога ради, почему интеллигенция у них всегда на подозрении, и у прежних, и у нынешних.
— Как сказал иезуит Иеремия Дренкиль: всякий, кто противится охоте на ведьм, недостоин имени христианина. Иезуитам никак без ведьм не обойтись, этак и власть не удержишь. Трудно сказать, Алексей Кириллович, почему интеллигенция всегда на подозрении. Я думал об этом, ни до чего хорошего не додумался. Интеллигенция по природе своей — идеологический конкурент власти. Она не может не вырабатывать вариантность путей истории. А всякая власть видит только один путь истории, собственно, даже не сам путь, а себя в качестве путеводителей. Возьмите Сталина. Его тактика донельзя проста и имеет в истории множество аналогов. Тратить бесконечные усилия на борьбу, дискуссии, споры, доказательства, убеждения, опровержения… Убрать работу осмысления жизни и отдаться практическому делу, будь это завоевания, будь это строительство. Но что он построит!? Когда событие не по плечу, приходится прибегать к простым решениям, кстати, очень понятным массам.
— Без широкого исторического прогноза я не представляю себе не только политической деятельности, но и духовной жизни вообще. Способен ли пролетариат на широкий исторический прогноз, если пока еще у него и с грамотешкой проблемы.
— Прогноз, разумеется, нужен, только оглянемся немного и увидим, что все прогнозы в политике мало чего стоят. Хорошо. Ленин предвидел возможность «гигантского скачка назад». Когда он произойдет? В чем это проявится? Будет ли это одномоментное событие, положим, заговор, контрреволюционный переворот, или «скачок» растянется на десятки лет?
— Я о другом. Дмитрий Сергеевич, давайте понимать исторический прогноз не как вещание пифии, а как основание для выработки программы практических действий, исходя из наличных сил и реальной политической ситуации.
— Как это было бы славно! Только любая власть прежде всего «прогнозирует» свою незыблемость и несомненность — вот основание, на котором они только все и строят…
— Мне последнее время казалось, что я живу под колпаком, из-под которого выкачан воздух. Я перестал слышать собственный голос и голоса вокруг… Нет, оказывается, еще могу слышать. — Алдымов улыбнулся и посмотрел на Саразкина. — Баста! С вами говорил бы и говорил, забыв стыд и совесть, вы же с дороги… — Алексей Кириллович стал убирать со стола. — Не хочу ничего оставлять. Хочу, чтобы было, как при Симе. Светик утром должен видеть стол чистым.
«Таким, как при Серафиме Прокофьевне, дом уже не будет», — заметил про себя Саразкин, оглядывая несвежую скатерть, рубашки на стуле, немытую тарелку на подоконнике — все приметы мужского общежития.
— Но на такой безнадежной ноте кончать разговор не гуманно, — собирая посуду, продолжил Алдымов. — Вам не кажется, что Россия никогда не бывает такой сильной, как ей кажется, и такой слабой, как кажется другим?
— Пожалуй, так оно и есть, — улыбнулся Саразкин.
— Почему об этом говорю? Читаю Соловьева. Что такое наша история? Сплошная цепь недоразумений, ошибок, бесконечные преступления… Цари,
— Крайне интересно! Действительно, Колчак и Ворошилов — одна Россия, Репин и Рахманинов — другая. Готов повесить свои уши на гвоздь внимания, — улыбнулся Саразкин.
— Завтра, завтра… Надеюсь, вы ни на один день?
16. ЗАГОВОРЩИКИ И ПОВСТАНЦЫ
Вернувшись из Мурманска с четким планом операции, младший лейтенант Михайлов начал дело совершенно правильно. Что нужно для победы? Для победы нужно лишить противника армии. После этого уже не составит труда взять главарей, вождей и предводителей, как говорится, голыми руками. За плечами Ивана Михайловича была хорошая школа. Разве сразу ударили по «объединенному троцкистско-зиновьевскому центру»? Нет, не сразу. Сначала была ликвидирована «контрреволюционная группа Сафарова, Залуцкого и других», что вырывало почву из-под ног «объединенного центра».
Начал Иван Михайлович с села Воронье, оно и поближе, чем Краснощелье, Поконьга, Семиостровье или Чалмны-Ваара. Он выписал пятерым оленеводам — Яковлеву, Курехину, Валтонену, Юрьеву и Осипову — повестки явиться к нему, райуполномоченному госбезопасности, имея при себе винтовки, боеприпасы и пятидневный запас еды.
Иван Михайлович рассудил здраво, пяти дней ему хватит и на то, чтобы повстанцев оформить и препроводить в Мурманск.
Но как водится, даже хорошо подготовленные и проработанные операции вдруг принимают самые неожиданные направления развития. А Иван Михайлович делал свое дело все-таки топорно, не обнаруживая потребного во всяком деле разумения. Впрочем, постоянное чувство ордена на груди и большого предшествующего опыта за плечами позволяли ему быть преисполненным убеждения в особой тонкости исполнения своего государственного предназначения.
Все выглядело так, будто затевается охота на волков, дело обычное. Вызванных из Вороньей оленеводов немножко удивляло, что организатором этой охоты стал начальник НКВД, да и приглашали по повестке, которую им принес и раздал под расписку милиционер Анисим Балышев, а не нарочный из райисполкома, как бывало.
Трое из пяти знали только, как ставить три буквы, а двое расписались полностью, хотя корявые подписи заняли в три раза больше места, отведенного для расписки в «разносной тетради», по сути-то, завернутой в газету амбарной книге, прошнурованной и скрепленной на шнуровке сургучной печатью.
Где ж им было знать, что большой начальник решил «поднять их на воздух», так сказать, отправить на Второе небо, где живут «альм-олмынчь», те, кто земное отжил…
Оставшись наконец-то одни и обсудив между собой такой необычный вызов, саамы решили, что у начальника стало мало работы, решил поохотиться, тем более что не раз видели Михайлова с охотничьим ружьем, промышлявшего зимой, как только стало появляться солнце, полярных куропаток и даже выезжавшего за песцами.
А раз предписано взять винтовки, стало быть, охота будет на волков. Для того и полагалось испокон веку боевое оружие оленеводам, что против волка да еще в тундре с охотничьим ружьем делать нечего. Собаки, конечно, хорошо охраняют оленье стадо, но без винтовок никак нельзя, от охотничьих ружей здесь толку мало, в тундре волка из них не достанешь.