Сабля Чингизидов
Шрифт:
– А я Бендер? В таком случае у меня к вам будет просьба, предводитель. Не режьте мне горло тупой бритвой. Я этого страсть как не люблю, – расхохотался Ройбах.
Водитель такси опасливо покосился на пассажиров: «Опять деловые. Барон и Киса – это, по-моему, заречные».
Дом с колоннами стоял на холме. К старому зданию было пристроено два новых крыла. С правого торца стояли строительные леса. Санаторий был обнесен высокой оградой из железных, заостренных на концах пик. На каждой секции ограды была приварена большая пятиконечная звезда. Пики были черными, а звезды зелеными. Дорога
– Новенькие? Что это вы к середине смены?
– Да нет, отец, – ответил Киса-Кардашев. – Мы не отдыхающие. Мы хотим парк посмотреть.
– А-а, из музея, краеведы? – догадался вохровец и недоуменно посмотрел на такси.
– Краеведы, краеведы, – подтвердил Ройбах и сунул гвардейцу купюру.
– Проходите, конечно, – засуетился дед, по-видимому, скучавший тут на своей вахте. – Здесь места известные. К нам даже из Питера приезжали передачу снимать.
– Жди нас тут, – сказал Ройбах таксисту. – Мы ненадолго.
Ройбах быстрым шагом, по-хозяйски двинулся от ворот по дорожке в направлении дома. Пруды были на месте, но воды в них было совсем мало, и по берегам они заросли осокой. Ручья нигде видно не было. Уровня воды для водопада не хватало, и дамба между прудами стояла сухая, заросшая травой. Справа в дамбе зиял открытый проход и стояла табличка: «Грот Артемиды». Дорожка к гроту была посыпана речным песком.
Ройбах нырнул в грот, дал глазам привыкнуть к темноте и начал осматриваться. Статуи не было. Сохранилась только небольшая часть пьедестала. Пол грота состоял из гранитных плит небольшого размера. Плиты были старые, их явно не меняли. В двух местах в стену были вделаны светильники в виде рыцарской руки. Явный новодел. Кардашев зашел в грот и начал наблюдать за Ройбахом.
Ройбах подошел к правому углу грота и с силой надавил на одну из плит в стене. Камень не поддался. Тогда барон открыл портфель и достал выдергу и молоток. Он вставил выдергу в щель между плитами и навалился всем телом на другой конец.
– Помочь? – спросил Киса.
– Не надо, уже поддается. – Плита пошла. За ней открылось углубление, в котором торчала железная скоба. Ройбах мощно потянул скобу на себя. Скоба поддалась, и плита под постаментом начала проваливаться, одновременно поворачиваясь и открывая пространство тайника. Тайник был пуст.
Москва, лето, 2005 г.
В понедельник утром, когда Лена с Розумом пили чай, Алексею позвонили на мобильник.
– Алексей Викторович, это Володя. Я из «Паласа» звоню. Здесь Ройбаха убили.
– Как убили, а вы где были? – закричал в трубку Розум.
– А что я мог сделать, Алексей Викторович? – обиделся Володя. – Нам же вторую смену не дали, мы на ночь наблюдение сняли.
– Как это произошло?
– По-видимому, между десятью и двенадцатью часами. Он поужинал в ресторане и поднялся к себе в номер. Консьерж его видел. Его убили выстрелом в голову. В номере что-то искали.
– Какие-нибудь концы есть?
– Никто к нему не поднимался. Опера просматривают кассеты наружного наблюдения и список проживающих в гостинице. В ресторане к нему
– Где Кардашев?
– У себя дома, он не выходил.
– Живой?
– Живой, мы проверили по телефону.
– Срочно обеспечить охрану Кардашеву. Всех приходящих задерживать, – отдавал приказания Розум.
– Уже сделано, Алексей Викторович.
– В бельгийское посольство позвонили?
– Нет.
– Проконтролируй. Лично. Ройбах – бельгийский подданный. Я на ковер к Суровцеву.
– Кардашеву сообщить?
– Нет, пусть сам узнает. Из квартиры пусть выходит, но вы его должны плотно прикрыть. Плотно, ты меня понял? – с нажимом повторил Розум.
– Так точно, понял.
– Обо всех передвижениях Кардашева сообщать мне немедленно на мобильный. Все, я уехал.
Лена сидела на стуле возле плиты и во все глаза смотрела на Розума. Розум озабоченным тоном давал ей инструкции:
– Лена, ты сегодня никуда из квартиры не выходишь. Ждешь меня. Никому без моего звонка не открывать.
Мобильный Розума зазвонил опять.
– Слушаю, Владислав.
– Что-то мы все время опаздываем с тобой, Зуммер, – назвал генерал Розума спецназовской кличкой. – Уже второй покойник.
– Первый не наш, – хмуро поправил Розум.
– Сейчас они все будут наши.
– Владислав, я за Лену боюсь.
– К ней уже выехали, с минуты на минуту должны быть. Ты выезжай, в девять тридцать у нас совещание с соседями.
Розум еще раз проинструктировал Лену по поводу охраны и выехал в «присутствие».
На совещании от соседей присутствовал розовощекий улыбчивый полковник Старостин. Они поздоровались с Розумом как старые знакомые.
– Опять вы нам работенку подкинули.
– Да уж.
– Давайте, полковник, начнем с оперативной информации, – предложил Суровцев.
– Никто к Ройбаху вчера в гостиницу не приходил. Согласно данным наблюдения, он вернулся с Ленинградского вокзала в семь сорок пять утра с Кардашевым, сразу по приходу поезда Псков – Москва. Кардашев его высадил и поехал к себе на квартиру. Ройбах провел пару часов в номере, затем пошел в город, погулял по Тверской, вышел на Герцена и там пообедал в кафе. Вернулся в номер и находился там до вечера. Никаких контактов наружка не засекла. Вечером спустился в ресторан поужинать. Там к его столику подсел какой-то мужчина. Мы его проверяем. Но на контакт не похоже. Вернулся до девяти тридцати. За весь день сделал только один звонок. Утром после вокзала позвонил из номера Доминику Перье, сотруднику бельгийского посольства в Москве.
– На исполнителей есть что-нибудь? – спросил Суровцев.
– Никто к нему не заходил. Мы отрабатываем постояльцев и их гостей. Особенно тех, кто выехал после десяти вечера, – продолжил Старостин.
– Ну, он мог и не выезжать. Спокойно сидит себе и ждет, пока все успокоится, – опять подал реплику Суровцев, чертя на листе бумаги какие-то схемы.
– Мы этот вариант предусмотрели тоже, – заверил полковник. – Кардашева ваши люди ведут. – Розум кивнул. – Сейчас опера проверяют записи камер слежения гостиницы и ресторана. Что-то конкретное, я думаю, смогу доложить к вечеру.