Сад искусителя
Шрифт:
— Не пойми меня неправильно. Ты хороший симпатичный мальчишка…
— Но проблема именно в этом. Ну в том, что я выгляжу как мальчишка? Да? — спросил Адам и улыбнулся. — Не переживай. С тобой такая же фигня, если честно.
Она недовольно посмотрела на него, но достойного ответа так и не придумала. А он взял и открыл глаза. В темноте показалось, что они потемнели и изменили цвет, но не на серый, что было бы ожидаемо, а карий. И в этом как будто заключалось нечто важное для них обоих, связанное с общим прошлым, отчего каждый считал это узнавание в другом. Адам перестал улыбаться, и Еве показалось, что сейчас он потянется к ней с поцелуем, которого ей одновременно и хотелось, и нет. Но мальчишка
«Вот ты сволочь! — мысленно возмутилась она. — Да у меня, между прочим, могли быть дети твоего возраста!»
Сказал «а», говори «б», только от выбора претендентов на роль отца предполагаемых детей чуть живот от отвращения не скрутило. Просто из бывших ухажеров первым вспомнился спивший незадолго до ее смерти сосед, начавший подбухивать еще в техникуме — в тот же университет, что и она, мозгов поступить не хватило. Эволюция их отношений походила на синусоиду: от нейтральных «добрососедских» до его подкатов, потом к безразличным с его стороны и дальше к отвращению уже с ее. Больше вверх уже не пошло — сосед отправился на небеса, в этот раз просить на опохмел у апостола Павла.
Был ещё одногруппник, оказывающий ей всяческие знаки внимания, но сознательно оставляемый во френдзоне. Правда, он и сам не торопился делать первый шаг, решившись признаться, когда Ева пришла восстанавливаться в университет после больницы. С каким предвкушением он шел к ней, ожидая, что после таких-то жизненных невзгод она ему точно не откажет. И как его перекосило, когда осознал, насколько сильно может разъесться человек чуть меньше чем за год. Но не разожрись она, не порежь вены, выбери одного из двух доступных и все равно выпилилась бы, причем в этот раз наверняка. Чтобы осознать сию простую истину, даже проведение не понадобилось.
Правда, имелся еще один, не то чтобы претендент на руку и сердце, скорее здесь претенденткой хотя бы на внимание была она сама. Настолько недоступным казался тот парень, и наберись она достаточно смелости, не факт, что финал у их истории случился бы счастливым. Слишком красивый для простушки вроде нее. Это она засматривалась на него по дороге в универ, а он лишь однажды обернулся, скорее всего, случайно. Лапушка, получивший кодовое имя «Лампочка» среди подруг, с которыми она его обсуждала. Ева почти не помнила, как тот выглядел, только чистые карие глаза.
Как у Адама недавно в темноте…
«А прикинь, если это он и был! — подхватил „голос разума“. — Он же шлялся по разным мирам! Вполне мог и в твой заглянуть. Ну, еще до твоей смерти. Нет же правила: одно посещение на мир».
От такого варианта она разобиделась еще сильнее, чем из-за несостоявшегося поцелуя, так что в этот раз промолчать не смогла.
— У меня, между прочим, мог бы быть кот твоего возраста! — еле слышно пробурчала Ева, едва сдержавшись, чтобы не двинуть его кулачком в грудь.
— Коты столько не живут, — сквозь сон пробормотал Адам и, перевернувшись на спину, убрал руку.
«Вот ты и свободна, девочка моя! — провозгласил „голос разума“. — Пошли мороженое дожрем?»
С ним так сильно хотелось согласиться, если бы не страх, что повышенная температура Адама не перерастет в лихорадку. Потому она решила остаться, посмотреть, что дальше будет, и бежать в случае чего за Змеем. Сна все равно не осталось ни в одном глазу, только злость на саму себя и неудобство чужой кровати. Зато мальчишка не только сопел без задних ног, так еще через пару часов перестал температурить, дыхание его выровнялось, и можно было больше не переживать.
Но она все равно почему-то не ушла. Ворочалась с боку на бок, мучилась то от жары, то от холода. Встать решилась, только когда тьма в окне стала как будто светлее. Тут-то и
По ту сторону стекла ее встретил вишневый сад Змея, терзаемый монохромной метелью. Рябящее черным, серым и белым мелкое ледяное крошево металось по двору в поисках жертвы, обязательно теплой, из плоти и крови. Металось, но никого не находило, вот и срывало злость на попавшихся под руку. Вот и билось в безумстве своем о железные фонарные столбы, мечтая разбить на множество осколков стеклянные шары в цепких лапах держателей. Вот и клонило к самой земле несчастные тонкие деревца — того и гляди сломаются. Вот и скрипели качели, силясь убаюкать чужую тоску. А ветер лишь усиливался, бросался снегом, бесился, словно пытался привлечь чье-то внимание.
Твое.
И в то же время стелился низко поземкой, сильным морозом крепил льды и сугробы, словно ждал кого-то и готовил дорогу для встречи.
Тебя.
Но именно сюда велел тогда смотреть папкин рок-н-рольщик. И вопреки его совету, больше похожему на приказ, Ева зажмурилась, вдруг испугавшись и впрямь увидеть. Так и стояла, словно застыла ледяной скульптурой, заколдованная морозной зимой с беснующейся метелью, пока кто-то спустя долгое время не дотронулся до ее плеча, растворяя своим теплом чужие чары.
Она вздрогнула и обернулась.
— Доброе утро, — Адам сиял, как солнце на противоположной стороне особняка, улыбаясь во все тридцать два зуба.
— Недоброе, — возразила Ева, — там метель.
Мальчишка пожал плечами:
— Зимой такое случается. Причем довольно часто, зато весной красиво. Пошли позавтракаем, может? Можно даже в городе.
В городе? Сбрендил? Или так соскучился по Люциферу, что и ее на встречу решил прихватить? Или целенаправленно тащит, потому что пообещал? Надоело защищать и заботиться, почему бы тогда не сбагрить бывшему наставнику? Все равно ж она ему не нравится, к тому же сплошное разочарование. Ну да, сама от себя не в восторге, особенно после недавней трусости, когда зажмурилась, побоявшись увидеть суть их проблемы. Но вместо того, чтобы согласиться и прекратить уже этот цирк, Ева оттолкнула Адама:
— Тебе надо, ты и завтракай в городе! — и пошла к выходу.
В самых дверях нагнал его смех, призванный скрыть смущение:
— Лилит, другой город. Я имел в виду другой город. Ну, тот, где утро доброе. Помнишь?
Ева, чувствуя себя полной дурой, обернулась, красная от гнева и стыда, но ее встретили сияющие нежностью глаза Адама, вновь показавшиеся в полутьме комнаты теплыми карими. И в этот момент метель, разозлившаяся, что ее посмели игнорировать, разбила окно и ворвалась в комнату, ледяными синими осколками впившись Адаму в глаза и сердце. Ева зажмурилась, мотнула головой, открыла глаза. Стекло осталось целым, Адам, не понимая, что происходит, оставался на своем месте, продолжая давить лыбу. Света в комнате добавилось, и в его влажных синих озерах можно было захлебнуться собственной никчемностью. Это надо же быть такой дурой! Все выдумывала какие-то несуществующие отсылки, жопу на мороз таскала, а от видения с Ашерой поспешила отмахнуться и переключилась при первой возможности на чего попроще. Мол, я ничего не знаю, стало быть, ничего и поделать не могу. Да-да, у меня лапки и дальше по списку. Совести у нее нет! Ни капельки не наскребла за всю бесполезную жизнь, раз продолжила цепляться за библейский миф. Какой, к херувимам, запретный плод, когда тут Гад Христиан Андерсон во всей красе! Самый ненавидимый ею сказочник.