Сага о Хельги
Шрифт:
С этими словами Гудбранд ушел.
– Не стоит ли придумать новую вису? – спросил Кетиль.
– Я сложу драпу про эту битву. И теперь никто не сможет сказать, что Хельги Скальд слагает висы про битвы, в которых сам не бился!
Сага о том, как Хельги сын Торбранда стал скальдом
И Хельги сложил драпу. И в ней Кетилю особенно пришлись по вкусу такие слова:
Волны ударов прусских о скалы щитов разбивались,
Делатель вдов неустанен в дланях у Гудбранда сына…
Кетиль сказал, что теперь надо, чтобы эту драпу рассказали перед знатными людьми, и тогда
Но рана на спине у Хельги сильно болела, и он потерял много крови, поэтому он не смеялся, а говорил, что хотел бы до того, как умрет, рассказать свою драпу ярлу и конунгу, чтобы в загробном мире с честью назвать себя скальдом. На это Кетиль ответил, что среди местных племен есть добрые знахари, и ярл уже послал за ними. А для Хельги это наука – не оставлять кольчугу, даже если идешь помочиться в ближайшие кусты. Хотя и признал, что прошлым утром он сам ему велел так сделать. И что скоро будут делить серебро, которое захватили у пруссов, а ярл уже объявил, что каждый из людей Гудбранда получит тройную долю, так как немало пруссов нашли свою смерть под их ударами. А после того как всё серебро и золото разделят, будет пир, на котором даже такой неумелый скальд, как Хельги, сможет рассказать драпу, что сложил после битвы. Если, конечно, у него на это хватит сил.
На это Хельги ответил, что серебро на погребальном костре ему без надобности, но драпу он расскажет, даже если для того, чтобы не упасть, ему придется привязать себя к столбу.
Кетиль сказал, что в таком случае мог бы забрать себе долю Хельги, но как добрый товарищ не будет пользоваться его слабостью, ибо даже среди богов серебро может пригодиться. Например, чтобы дарить подарки понравившимся валькириям.
На следующий день Хромой Арн разделил серебро, и доля Хельги составила полторы марки. А затем был пир, на котором Хельги сказал свою драпу даже вперед остальных скальдов ярла и конунга. И конунгу Олафу в ней понравились такие слова:
Тут свеев могучий правитель с дружиной на поле явился.
Пруссы не приняли боя, в волнах находили погибель…
Олаф снял с висящей на шее гривны золотое кольцо и кинул его Хельги. Тот поймал кольцо, поклонился и продолжил. Вскоре он сказал так:
Мостом облаков конунг Жигволд ведет прусских воинов сотни –
Деснице сына Хакона сызмальства промах не ведом…
Ярл Эйрик сын Хакона встал, снял с руки золотой браслет, подошел к Хельги и надел браслет ему на руку. Потом ярл сказал:
– Вижу я, недолго осталось сыну Трюггви править в наших краях, раз среди моих людей есть такие, что не побоятся встретить с четырьмя дюжинами три сотни врагов. И с сегодняшнего дня, Хельги Торбрандсон, и я буду называть тебя Хельги Скальд.
И они долго пировали, а потом Аслак сказал Хельги:
– За битву, в которой многие сложили головы, мы получили по полторы марки серебра, а за драпу об этой битве ты получил золотое кольцо и золотой браслет. Хорошо быть скальдом! Но я тебе не завидую. Драпа стоит того. Пусть слава о нас останется, если в следующий раз мы не будем так удачливы.
– Но пусть ты неплохой скальд, тебе не стать таким могучим воином, как я, – закончил он.
Хельги сказал:
– Я сложу драпу о тебе, Аслак Могучий, – это позволит тебе сберечь серебро, которое ты тратишь на женщин. Услыхав ее, они сами будут искать встречи с таким прославленным воином.
– Что ж, если ты сложишь такую драпу, возможно, я и в следующий раз помогу тебе сохранить жизнь, когда ты наделаешь новых глупостей, Хельги Скальд. – Аслак
Спина у Хельги сильно болела, видно, копье было отравленное или прусс, который его ударил, плохо чистил лезвие, и на нем запеклась старая кровь. Но знахарь, что прислал ярл, наложил на рану мазь из меда и болотной тины и дал Хельги выпить дурно пахнущий отвар. После этого Хельги три дня метался в бреду, а знахарь только каждый день менял ему повязки. И Кетиль говорил, что если Хельги не выживет после этого зелья, то и знахарю несдобровать. Но на третий день Хельги открыл глаза и стал узнавать других людей. И жар у него прошел, а раны на руке и на спине затянулись. И хотя был он очень слаб, но видно было, что не судьба ему еще покинуть Серединный мир[34].
Такое счастье выпало не всем. Первым умер Грим Исландец, за ним еще трое раненых. Калле метался в бреду добрую неделю, прежде чем смог сам пить и есть. А Асгриму едва не отняли ногу, и с тех пор он не мог ходить не хромая. И всего из пяти дюжин людей с их корабля после битвы в дюнах осталось только тридцать девять человек. И из них только две дюжины могли сидеть на веслах. Потому, когда ярл отплыл грабить острова эстов, то Гудбранд со своими людьми отправился на запад, в Сигтуну, чтобы отдохнуть и набрать новых людей в команду. С ними же отправились и северяне, которых освободили из прусского плена после битвы.
Северяне те были худыми как скелеты, так что Гудбранд взялся доставить их до Готланда без платы. Но видно было по их осанке и по тому, как гордо смотрели они по сторонам, что были они не простыми воинами. Одного из них звали Торгейр из Сконе, а другого Ульф Готландец. Хельги разговорился с Торгейром, и тот поведал ему, что четыре года назад пошли они служить в дружину к конунгу вендов Бурицлейву, которого в тех местах называют Болеславом. И что служить ему было хорошо, и конунг был щедр к своим людям. Особенно после битв, которых было немало и на севере, и на юге. Но однажды пошли они в поход на север в земли пруссов и там попали в засаду. И Жигволд, который ненавидел все северян, велел заковать их в колодки, и когда он собирал сход вождей всех прусских племен, то показывал на них и кричал, что все пруссы должны объединиться ради того, чтобы на их земле не разбойничали люди с Севера. И хотя пришли они не со своим кораблем по морю, а по земле и с войском вендов, все одно ненавидели их так, как ненавидят в тех краях только викингов.
Гудбранд высадил Ульфа на Готланде, и тот сказал, что с этих пор они – его желанные гости, а Торгейр сказал, что передумал, и что готов остаться на корабле, если Гудбранд возьмет его в команду, ибо в родной стране никто его не ждет. Рагнар повел корабль на север, и через два дня вошли они в озеро Меларен. А к полудню следующего дня уже вытащили свой корабль на берег в Сигтуне.
Там они провели четыре недели, возвращая силы и пополняя команду. Ибо в Сигтуну в Свитьоде[35], где отставался Свейн, брат ярла Эйрика, стекались все те, кого обидел конунг Олаф, или те, кто не хотел принимать Белого Христа и отступать от старых богов. Изгнанники рассказали, что Олаф дал обет обратить в христиан всех, кто живет в земле под его рукой от Викена до Халогаланда[36], а тех, кто откажется, – убить. И начал он с Викена, земли, которая когда-то принадлежала его отцу, конунгу Трюггви. И тех, кто согласился сменить веру, он сделал своими друзьями, и много знатных людей тогда были крещены. Но тех, кто отказался принять Белого Христа, он велел убивать или изгонять из страны. Не многим из бондов было по нраву то, что творили люди Олафа. Ибо многие из них, лишь притворяясь христианами, на самом деле сводили счеты с соседями, отнимая у них земли и скот. А Олаф отказывал в защите тем, кто молился старым богам.