Сага о Копье: Омнибус. Том I
Шрифт:
— Я… мне никогда… — слабым голосом произнёс полукендер, приседая на корточки. — Что происходит? Ничего не понимаю…
Рейстлин тоже никогда раньше не испытывал подобного чувства. Маг знал, что такое страх, — любой прошедший Испытание в Башне Высшего Волшебства в полной мере испытывает его: страх боли, страх смерти, страх неудачи.
Но такого всепоглощающего ужаса ему ещё переживать не приходилось. Должно быть, такой чудовищный трепет испытывал древний человек перед неизведанным миром: когда смотрел в небеса и видел кружащиеся звезды и огромный
Рука Рейстлина непроизвольно стиснула спасительный посох, и юноша увидел, как навершие в форме драконьей лапы, держащей шар, взорвалось ослепительным светом.
Когда Рейстлин произносил «Ширак», оно тоже светилось, но совсем по-другому, до сих пор маг не видел такого жаркого и гневного сияния, словно забилось огромное огненное сердце.
В его руке полыхало горнило, бросая во все стороны сгустки пламени.
В дверном проёме появился рыцарь с обнажённым мечом, затянутый в серебряную броню, украшенную символом розы. Он сорвал с себя шлем, и его глаза обожгли Рейстлина, заглянув, казалось, в самую душу.
— Магиус, — произнёс он, — миру снова необходима твоя сила и помощь.
— Я не Магиус, — пробормотал Рейстлин, под пронизывающим взглядом рыцаря неспособный даже подумать о лжи.
— У тебя его посох. Легендарный посох Магиуса.
— Это подарок… — прошептал Рейстлин, низко опуская голову. Но даже сейчас пронизывающие глаза обжигали его, доставая до самых глубин его существа.
— Тогда это ценный дар, — произнёс рыцарь. — Достоин ли ты его?
— Я… я не знаю, — в замешательстве пробормотал маг.
— Честный ответ, — улыбнулся рыцарь. — Познай это и помоги мне.
— Я боюсь! — выкрикнул Рейстлин, заслоняясь в ужасе рукой. — Я не могу помочь никому и ни в чём!
— Преодолей страх, — сказал рыцарь, — или до конца жизни будешь ковылять в тени ужаса и неуверенности.
Свет навершия полыхал, как молния, Рейстлин вынужден был отвернуться, чтобы не ослепнуть. Когда он снова посмотрел вперёд, рыцарь пропал, будто его и не было. Серебряные двери стояли распахнутыми, и ужас лежал за ними.
«Ты был храбрым и прошёл Испытание», — произнёс внутренний голос. «Я был храбрым, убивая собственного брата!» — мысленно ответил Рейстлин.
Пар-Салиан и Антимодес могли презирать его за это, но презрению было далеко до того океана ненависти, которую Рейстлин сам к себе испытывал. Горькая ненависть жгла его всегда, где бы маг ни оказался, самоистязание стало второй тенью: «Я был храбрым настолько, что убил Карамона, когда он пришёл мне на помощь, убил его, безоружного, беспомощного, любящего меня… Вот мой собственный вид храбрости. Я буду ковылять всю жизнь в тени ужаса…»
— Нет! — вскричал маг. — Не буду!
Не давая себе шанса обдумать, что делает, Рейстлин поднял повыше посох
18
Карамон тоже до сих пор не испытывал такого страха. Ни когда стрелы молотили по его щиту, ни когда камни катапульт превращали его друзей в кровавое месиво. Да, что-то неприятное шевелилось тогда в животе, но с помощью дисциплины и тренировок он легко преодолевал это.
Сейчас страх выкручивал все тело, выжимая из него жизнь и лишая сил. Силач не мог преодолеть этот страх, ему хотелось упасть на землю осенним листом и лежать не двигаясь. Одновременно ему хотелось бежать со всех ног подальше от Храма и этой чёрной волны ужаса, вытекающей из серебряных врат. Он не знал, что это, да и не хотел знать, какой бы бедой оно ни грозило остальным.
Захлёбываясь ужасом, Карамон наблюдал, как его брат сдвинулся с места и пошёл прямо во тьму.
— Рейст, не надо… — Он хотел закричать, но вместо крика с губ сорвалось лишь жалкое блеянье. Даже если Рейстлин и услышал его, он не вернулся.
Рыцарь в полной броне возник в проёме. Карамон был бы рад подойти к нему, но смертный ужас приковал ноги к полу. Силач терялся в догадках, какая сила могла толкнуть брата идти прямо навстречу смерти. В ответ он услышал голос, очень слабый и далёкий, зовущий на помощь.
Всё изменилось мгновенно. Теперь у него не осталось выбора, страх за жизнь брата оказался сильней всего, вспыхнул лесным пожаром, охватив все тело Карамона, выжигая из него остальные чувства без остатка. Выхватив меч, силач кинулся в серебряный проход вслед за братом-близнецом.
Крыса не поверил глазам. Его лучший друг вместе с братом только что кинулись навстречу собственной гибели.
— Глу… глупцы… — пробормотал он. — Вы оба со… сошли с у… ума!
Зубы полукендера стучали, он не мог говорить внятно. Распластанный по стене собственным ужасом. Крыса попытался сдвинуться с места, войти в тёмный проход, но ноги не слушались, предпочитая стоять на месте.
Как он сейчас хотел, чтобы взяла верх кендерская половина! Всю жизнь Крыса боролся с ней, с дрожащими пальцами, желающими все схватить и влезть в любой карман, а не заниматься честной работой, с зудящими ногами, постоянно стремящимися отправиться в путь. Сколько невидимых битв провёл и выиграл он! А теперь он мечтал о бесстрашии матери, которая не побоялась бы войти куда угодно.
Вдруг Крыса обнаружил, что Храм пропал. Он снова был маленьким мальчиком, стоящим вместе с мамой рядом с входом в огромную тёмную пещеру.
— Разве тебе не любопытно, что там внутри? — спросила она. — Тебя не будоражит тайна, скрытая в глубинах? Может, сокровища дракона? Может, тайный склад магических артефактов? Может, принцесса, молящая о спасении? Ты не хочешь узнать точно?!
— Нет! — завопил Крыса. — Я не хочу! Там темно, страшно и оттуда воняет!
— Ты не мой ребёнок, — нежно сказала мама и погладила его по голове.