Сага о Копье: Омнибус. Том I
Шрифт:
— Но это же не моя вина, Вудроу, что все они выглядят одинаково, — надулся Тас. — Ничего интересного в ящиках, — сказал он, продемонстрировав наполовину выдвинутый ящик комода. — Видишь? Пусто, как и в остальных. Кендер широко распахнул руки, чтобы похвастаться новой одеждой.
— Я нашел ее на кровати в своей комнате, — Тассельхофф похлопал по бокам опрятной туники. — Она немного великовата, по крайней мере, по бокам, но ее же носили гномы! Штанины тоже странные, — продолжал он, подергав за каждую в подтверждение своих слов, — но мои штанишки так испачкались, что стоило мне сделать шаг, в воздух поднималось облако пыли. Я постирал их в миске и оставил сохнуть.
— Хотя
— Кто бы ни носил эти штаны прежде, он положил в карманы много полезных вещей, — сухо заметил он. Присмотревшись к предметам повнимательнее, кендер добавил: — А ведь я видел в других комнатах несколько вещей, сильно напоминающих эти… Барону Кракольду нужно быть осторожнее с людьми, которых он приглашает в свой дом. Кто-нибудь мог запросто уйти и забрать все эти вещи с собой, не найди я штанишки. Лучше уж не спускать с них глаз, пока не представится возможность передать вещи ему. Тассельхофф распихал предметы обратно по карманам и направился к двери.
— А может, тебе стоит оставить их здесь, чтобы барон Кракольд ненароком не подумал, будто их взял ты? — предложил Вудроу. — В конце концов, он тебя еще недостаточно знает. Брови Тассельхоффа снова взлетели. — А ведь ты прав.
Чуть ли не через силу Тас выложив вещи из карманов, задержавшись только на блестящей вазочке. Он оставил все на столике у двери.
Издав тяжкий вздох облегчения, Вудроу вышел из комнаты и спустился по лестнице. В своей комнате юноша тоже обнаруЖил чистую белую тунику, только рукава оказались немного коротковатыми (должно быть, изготавливали ее для необыкновенно высокого гнома), и пару черных туфлей, тоже самую капельку тесных. Они встретили барона у основания лестницы. Он оделся для официального обеда: в чопорную голубую тунику, подпоясанную красным кушаком, и начищенные до блеска красные башмаки, зашнурованные длиннющими золочеными шнурками, тонко звенящими при каждом движении.
На верхушке лестницы появилась Гизелла; там она на секунду задержалась, дабы произвести впечатление, а потом соскользнула вниз, на ходу эффектно размахивая пышными юбками. Рыжие волосы струились по спине умопомрачительными волнами, а на пухлых щечках горел румянец (конечно, не обошлось без малинового сока). Вырез на лифе небесно-голубого платья был почти непозволительно глубоким, и гномиха прекрасно отдавала себе в этом отчет.
Все еще находились под впечатлением от ее появления, когДа она буквально кинулась в неуклюжие объятия барона, обвив его шею руками и почти прижав багровое лицо к своей роскошной груди. Приподняв голову хозяина, она горячо чмокнула его в губы. — Молодая леди, я… — покраснел барон.
— Благодарю, милый! — проворковала она, когда он отпрянул назад, закашлялся и даже чихнул. — Банька оказалась совершенно замечательной! Откуда ты узнал, что я только об этом и мечтала?
Гномиха заметила, что барон тщательно стирает розовые следы с губ, оставшиеся после ее поцелуя. — О, я такая испорченная и импульсивная! Как мне стыдно, правда! Она развернула шелковый носовой платочек и стала тыкать им в лицо барона.
Спектакль Гизеллы внезапно прервало громкое покашливание, донесшееся от основания лестницы. Все повернулись на звук, а с лица чуть не поперхнувшегося барона моментально сошла краска. Оттолкнув прочь руки Гизеллы, он двинулся к широкой, коренастой, бородатой гномихе с темным лицом, одетой в желто-коричневое
— Тассельхофф Непоседа, к вашим услугам. Вы живете в таком замечательном месте, хотя мне кажется, что ваше жилище можно улучшить, убрав некоторые стены. Вы когда-нибудь бывали в Кендерморе? Так вот, такое впечатление, что тот, кто строил этот дом, бывал… опс! Что такое, Вудроу? Прекращай наступать мне на ноги! Ладно-ладно, я тебя представлю. Слегка помрачнев, Тассельхофф вновь обернулся к баронессе: — Это мой хороший друг, Вудроу… Прошу прощения, я не знаю его фамилии.
— Ат-Банард, — пробормотал юноша. Он неуклюже протянул баронессе руку, но та ее проигнорировала. В это время стоящая у них за спиной Гизелла кашлянула и пробилась вперед. — Ах, да, — сказал Тас. — Это…
— Гизелла Хорнслагер, — представилась гномиха, впившись в баронессу глазами. Существовало только два занятия, которые затмевали ее страсть к поединкам в остроте ума и в силе воли: она любила заколачивать деньги и поваляться на сеновале в приятной компании. С тех пор как дела приказали долго жить, а аппетитный барон вдруг оказался тряпкой, она решила, что единственным выходом для ее энергии будет кошачья схватка с баронессой. Уродливая, старая матрона с кислой физиономией несомненно надевает панталоны под юбку, подумала про себя Гизелла. Весело потирая руки, она вместе с остальными направилась вслед за бароном в столовую.
Вечер прошел для всех крайне неуютно; это, однако, не относилось к Гизелле, так как женщины обменивались шпильками за обеденным столом, за игровым столом, а затем, наконец, в гостиной. Все это время могущественный барон стыдливо поеживался и суетился, как жук, попавшиЙ в пти-ью клетку.
— Вы просто обязаны рассказать мне, у кого покупаете платья, баронесса, — разглагольствовала Гизелла, запихивая в рот клубничное пироженое. — Вам не кажется, что плотоядные взгляды мужчин без конца и края со временем начинают досаждать? Она усмехнулась прямо в лицо пожилой матроне.
— Как бы там ни было, мне кажется, такое тусклое, желто-коричневое платье, да еще и с воротником под подбородок, как у вас, может мне помочь, хотя вряд ли и ему под силу скрыть мои выпирающие во все стороны прелести.
Баронесса плотно сжала губы и позвонила в маленький колокольчик; по ее сигналу примчался слуга.
— Понадобится еще десять пироженых для нашей гостьи, — сказала она чопорному дворецкому. — Кстати о клубнике, — баронесса обернулась к Гизелле, — ты красишь волосы в такой неприятный цвет, чтобы спрятать седину, или же просто, чтобы привлечь к себе внимание?
Чувствуя беспокойство, Тас несколько раз пытался сменить ход бЕседы. Но он даже не вполне понимал двух женщин. Они улыбались друг другу и были очень вежливы, но почему-то не приходило в голову, что они питают взаимную симпатию. Когда барон наконец предложил разойтись по комнатам, обнаружилось, что Тассельхофф уже крепко спит в кресле у камина.
Глава 12
— Ай! — в который раз застонал Финес. — Как по мне — сидеть на этой дрянной, проклятой животине не особенно приятно.