Сага о Северных островах

Бутырская Наталья

— А зачем тебе? — разозлился я. — Разве можно так выспрашивать про дары? Кто хочет, тот и говорит, а кто не хочет, так и приставать нечего.

— Тратить Скириров дар в мелком хирде? — Стиг повысил голос, чтоб слышали все ульверы. — Если такой человек объявится, то Рагнвальд Беспечный возьмет его в свою дружину, да не простым хирдманом, а хёвдингом, назовет ярлом, даст землю, осыпет серебром, рядом с собой за стол сажать будет. А чтобы Альрик не обиделся, конунг и вас щедро одарит. Ведь это вы вырастили такого человека. Так кто из вас одарен отцом богов?

Новые хирдманы оглядывали нас, любопытствовали, кому же так повезло. А

мои наоборот смотрели куда угодно, только не на меня. Росомаха чуть котел не перевернул, так жаждал услышать имя.

А я разозлился. Вот же псина поганая! А еще оком и гласом конунга служит, тоже мне. Мало того, что вырвал наше сердце, не торгуясь, так теперь хирдмана забрать хочет. И всё за спиной Альрика, который пока ещё зовётся хёвдингом! Если то не я был, так ведь ушел бы. Кто ж не позарится на звание ярла, землю и целую конунгову дружину? Любой бы позарился. Может, и я бы позарился! Только с чего наш хирд мелкий? У нас почти три десятка людей, ни одного карла, сплошь хускарлы, а с сегодняшнего дня еще и три хельта! Ты пойди еще найди такой хирд в Северных морях! Все ноги истопчешь, а не сыщешь.

— Нет у нас такого, — рявкнул я. — Ошибся ты, Мокрые Штаны. Мы вместе не одну зиму пережили, не одно море исплавали, не одну тварь убили. Друг друга нутром чуем. Пусть конунгова дружина поболе в походы ходит и помене за столом сидит, так не хуже нашего биться станет.

Стиг рассмеялся:

— Ну, бьетесь вы всяко хуже нас. Особенно ты. На ровном месте руку изломал, тетеря.

Тетеря? Да плевать, сколько там у тебя рун, говно мокрожопое… И тут Леофсун расхохотался, да еще звонко так, заразительно. Подошел ко мне, хлопнул по левому плечу.

— А ведь он прав. Тетеря и есть. Как только умудрился в пасть твариную залезть? Пойдем, пусть Живодер и тебя глянет. Вдруг что вырезать нужно?

А как отошли подальше, прошипел на ухо:

— Коли не хочешь к конунгу идти, так молчи. Пусть теперь голову ломает, у кого тот дар.

Мы прождали до вечера. Росомаха уложил сердца в бочонки и залил топленым жиром. И ведь верно, в застывшем сале сердца долго не протухнут. Деревенские перестали стенать и вопить, занялись хозяйством, а заодно и нас накормили. И лишь когда стемнело, из закрытого дома полыхнуло крепкой рунной силой. Вот теперь в хирде и впрямь три хельта!

Я почти не завидовал, хотя был уверен, что следующим хельтом буду именно я. Но сломанной рукой много не навоюешь, да и не мог я убить эту тварь, чтобы не шагнуть прямиком к бездне. Энок был в хирде до меня. И парень он отличный, даром что косоглазый. И не просто так он получил эти руны, не добивал за другими, а в честном бою вырвал, сам пронзил последнее сердце. Да и вообще, если бы не он, мы бы еще месяц эту тварь били, так что заслужил он руны, заслужил. Но как же досадно-то, а!

Переночевав в деревне, мы отправились в Хандельсби. Стиг хотел побыстрее отвезти твариное сердце конунгу. Да и пора было возвращаться! Магнус с нами больше месяца ходит, а толку никакого. Видать, не на те приметы смотрела Рогенда, не те руны выкинул Мамиров жрец.

Именно так и сказал Альрик, когда конунг принял нас в своем доме:

— Ошибся я, конунг Рагнвальд, решил, что вольный ветер и сражения с тварями выбьют иноземную дурь из твоего сына. Но не вышло. Потому возвращаю Магнуса в родной дом и дальше пойду только со своими хирдманами.

Беспечный спокойно кивал, оглядывая меня, Простодушного и Энока. Принял он нас не

сразу, полдня с сыном и Стигом разговаривал, а, может, и добытым нашими руками сердцем любовался.

— Я и не думал, что сын излечится за один лишь месяц, так что нет нужды торопиться. Или ты чем другим недоволен?

— Да, я недоволен, — твердо ответил Альрик. — Я недоволен, что на моем корабле моими хирдманами командует пришлый. Недоволен, когда за моей спиной выторговывают за бесценок твариное сердце. Недоволен, что сманивают из моего хирда людей. Вот всем этим я очень недоволен. Я-то думал, ульверы помогают конунгу по добру, а ты, выходит, решил, что на службу нас нанял.

— Согласен, Стиг поступил неверно, но он знал, как сильна нужда в сердцах сторхельтовых тварей. Коли б я знал, что там такая тварь, отправил бы свою дружину.

— У меня пять хирдманов на девятой руне. А если конунг не может найти подходящее сердце, то как я, обычный хевдинг, сыщу его? Серебро не остановит Бездну.

— Я дам еще две марки серебра сверху обещанного. Но сердце не верну.

— Прощай, конунг!

— Погоди, — Рагнвальд встал, подошел к Альрику ближе. — Ты ведь не просто так вызвался прогнать ворожбу на Магнусе. Это из-за Скирирова дара, верно?

Беззащитный молчал.

— И дар этот достался не тебе и не мне, а Каю Эрлингссону. Не спорь. Я знаю, что хорошие дары идут в паре с тяжелыми условиями, да и Магнус приметил кое-что. Так что можешь не скрывать. Кай, — обратился Рагнвальд ко мне, — всё, что пообещал Стиг, правда. Если захочешь уйти из хирда, я с радостью приму тебя в свою дружину, но заставлять или угрожать не буду. К тому же твой дар, видимо, сложен и неуправляем: половина вашего хирда не слышит его. Так бывает: некоторые дары вначале почти бесполезны, но с ростом силы становятся могущественнее прочих даров.

Конунг вернулся на место, сел.

— Жаль, что я юнцом думал лишь о себе. Чтобы получить Скириров дар, нужно думать о многих. Ладно, отдыхайте, излечивайте раны. А через седмицу мы еще раз встретимся.

Нам дали серебро и за сердце, и за убийство самой твари и выпроводили с конунгова двора. Простодушный помотал головой и сказал:

— Хорош тут конунг. Лучше Харальда. Тот бы за прекословие ни крохи серебра не дал, все сердца отобрал, и мог бы даже корабль отнять.

— Это с чего же? Мы вольный хирд, и это наша добыча, — возмутился Энок.

— Харальд думает, что всё в Бриттланде его, неважно, иноземный торговец или вольный хирд.

Альрик раздал хирдманам их доли, и хворые понесли серебро лекаркам, а здоровые — добрым пивоварам и веселым женщинам. И немало мы выпили за первую сторхельтову тварь, павшую от нашего хирда, еще больше — за Энока, третьего хельта среди ульверов. Как же он радовался! Говорил, что зимой вернется в родную деревню и покажет, каким стал.

— Не, бить и стыдить никого не буду. Наоборот выкуплю все пиво в деревне, десяток овец и буду кормить и поить людей, пока не упадут. Пусть знают, каков Энок Косой! Матери рабыню в помощь привезу, отцу — троих трэлей. Хватит уже самим на полях горбатиться, пусть передохнут немного. Сестренок замуж выдам, а то приданого у них толком нет. Братьям пособлю. У старшего уже своя семья, а живет в отцовом доме. Дом новый справим! А, может, и сам женюсь. А чего? Разве плохо? Я серебро буду привозить, а она пусть сыновей рожает да за хозяйством приглядывает. Каждую зиму буду с ней жить, а летом — по морям ходить.