Сагайдачный. Крымская неволя

Мордовцев Даниил Лукич

Гостей много, и все войсковая знать, старшина казацкая с женами. Пир в полном разгаре: Мазепа так и сыплет на все стороны «жартами», а больше все в сторону молодых... «жарты» милые, веселые, остроумные...

Входят «дружки», кланяются, обращаясь к Мазепе:

— Старости, пани підстарости! Благословіть молодих на упокой повести!

— Бог благословить, — отвечает Мазепа, сверкнув на мо­лодую своими лукавыми, бесовским глазами.

— Вдруге i втрете благословіть!

— Тричі разом! — восклицает Мазепа.

Молодая вспыхивает и закрывает лицо руками... Ее и молодого берут под руки и уводят...

А свашки поют, поднимая бокалы с вином:

Не

плач, не плач, Катруненько, По своему дівованнячку...

— Ах, бідна! — ахает одна толстая пани полковникова.

— Да, бідна, пані пулковникова, — улыбается Мазепа. — Знов у кримськую неволю повели...

Но никто не знал, а меньше всего молодые, что они — род­ные брат и сестра...

Статья В. Г. Беляева о Д. Мордовце

ДАНИЛО МОРДОВЕЦ (Д. Л. МОРДОВЦЕВ)

Огромное по объему наследие талантливого писателя, страстного публи­циста, историка народных движений, этнографа, общественного деятеля демократического — в основном — направления Д. Л. Мордовцева и на сегодня не получило еще непредвзято объективной, всесторонне обосно­ванной оценки, не нашло достойного отражения в исследовании русской и украинской литературы второй половины XIX столетия.

Литературный процесс есть результат постоянного многосложного взаимодействия разномасштабных творческих величин, где наряду с вы­дающимися художниками выступают активно и так называемые писатели второго плана. Вне учета реального вклада каждого наше представление о движущих силах этого процесса, его подлинном многообразии неизбеж­но будет обедненным и неполным. Одним из таких, ныне полузабытых, но заслуживающих серьезного внимания к себе авторов является Данило Мордовец (Д. Л. Мордовцев).

Будущий писатель родился 7 (19) декабря 1830 года в слободе Даниловке, Усть-Медведицкого округа, области войска Донского. Отец его, Лука Андреевич, происходил из старинного украинского казачьего рода, да и слобода вся была заселена переселенцами с Украины, бежавшими сю­да от притеснений и кабалы. Отсюда берет начало сохранившаяся на всю жизнь любовь к родной украинской речи (до девяти лет, по его воспоми­наниям, не слышал он русского языка), к героическим традициям запо­рожцев, увлечение народнопоэтическим творчеством — песнями, сказка­ми, думами, поверьями. Первые уроки грамоты маленький Данилка полу­чил от сельского дьячка, пяти лет обучившего его церковной грамоте. Круг чтения его включает книги старинной библиотеки отца — «Прологи», «Четьи-минеи», а вместе с тем «Ключ разумения» И. Галятовского, «Путе­шествие к святым местам» В. Барского; «Потерянный рай» Д. Мильтона в русском переводе выучил он наизусть, и с тех пор русский язык «перестал быть чужим» для него.

После окончания четырехклассного окружного училища в Усть-Медведицкой станице Даниил Мордовцев был определен в 1844 г. в Саратов­скую губернскую гимназию. Здесь он познакомился и подружился на всю жизнь с А. Пыпиным, двоюродным братом Н. Чернышевского, впослед­ствии — академиком, знаменитым ученым славистом, с П. Ровинским, учеником и последователем Н. Чернышевского, одним из активных дея­телей «Земли и воли», писателем, этнографом. К этому периоду относятся его первые литературные опыты — переводы и стихи на русском, укра­инском и латинском языках.

В 1850 г., закончив с отличием гимназию, Д. Мордовцев поступает, — страстно увлеченный в эти годы астрономи­ей, — на физикоматематический факультет Казанского университета. Тог­да же, по настоянию А. Пыпина, поступившего годом раньше в Петербург­ский университет, Д. Мордовцев для профессора И. Срезневского перево­дит стихами с чешского на украинский язык известную «Краледворскую рукопись». Уже через год, по совету того же А. Пыпина, Д. Мордовцев перешел на историкофилологический факультет Петербургского универ­ситета и закончил его в 1854 г. с золотой медалью за сочинение «О языке «Русской правды».

Д. Мордовцев после окончания университета возвращается в Саратов, здесь он женился на А. Пасхаловой, урожденной Залетаевой, активной собирательнице народных песен, издавшей совместно с Н. Костомаровым два сборника былин и песен, поэтессе, широко образованной женщине.

Здесь же Д. Мордовцев близко познакомился и подружился с Н. Кос­томаровым, известным историком, поэтом, писателем, отбывавшем здесь десятилетнюю ссылку по делу Кирилло-Мефодиевского общества. Знаком­ство их, укрепившееся в период совместной работы в губернском статис­тическом комитете, переросло в многолетнюю дружбу, что имело, в этот период особенно, немаловажное значение для определения научных инте­ресов, общественной ориентации, характера литературной деятельности Д. Мордовцева.

Вместе подготовили они сборник литературноэтнографического ха­рактера, куда вошли поэма Д. Мордовцева «Козаки i море» (с подзаголов­ком — «Стихотворные отрывки из истории морских походов запорожского козачества в начале XVII века»), четыре украинские сказки, записан­ные в родной Даниловке, его перевод на украинский язык «Вечера нака­нуне Ивана Купала» и предисловия Гоголя к «Вечерам на хуторе близ Диканьки», а также четыре украинских стихотворения Н. Костомарова и 202 песни, записанные им на Волыни. Чтобы провести рукопись через цензурные рогатки в условиях николаевской реакции, Д. Мордовцев осенью 1854 г. специально едет в Петербург, однако разрешение на издание сборника было получено лишь через пять лет (1859), когда «Малорус­ский литературный сборник» и увидел свет.

Одной из главных причин запрета было то обстоятельство, что, по словам цензора, «изобразив козачество и Украину прежнего времени как страну независимую и самостоятельную, автор является везде малорос­сийским местным патриотом» _{[Літературний apxiв. — 1931. — Кн. I — II. — С. 131]}. В программной вступительной статье к поэме Д. Мордовцев горячо выступает в защиту украинского языка, его права на самостоятельное развитие, указывает на необходимость научного изучения его «в системе других языков славянских», говорит об успешном развитии новой украинской литературы. И в то же время здесь уже про­является характерная для Д. Мордовцева непоследовательность, стремление сгладить противоречия, «примирить» противоположные точки зрения о будущности украинского языка, который якобы «еще не подготовлен к литературе... остается покуда простонародным» (эти мотивы прозвучат у Д. Мордовцева, к сожалению, и позднее).

Поэма разрабатывает типичный для украинских романтиков 30 — 40х годов сюжет, детально, нередко многословно излагая историю морского похода запорожцев на турок, непосредственно вводя в текст думы, исто­рические и бытовые песни, последовательно стилизуя формы украинского фольклора. Можно отметить и явное наследование, почти текстуальную зависимость ряда картин, образов, отдельных деталей от «Івана Підкови», «Гамалії», «Гайдамаків». Однако это наследование не шло да­лее использования отдельных тематических и формальных признаков, что, несомненно, снижает ценность первого большого произведения пи­сателя.