Сагайдачный. Крымская неволя

Мордовцев Даниил Лукич

Популярности романа, особенно среди молодежи, не могло помешать противодействие царской цензуры. Возможно даже, что запрещение отдель­ного издания «Знамений времени», конфискация номеров журнала, где был опубликован роман впервые, изъятие их из общественных библиотек — все это лишь подогревало интерес к «крамольному» произведению. Роман Д. Мордовцева занимает место среди тех произведений, в которых с про­грессивных позиций изображены представители демократической разночинной интеллигенции шестидесятых годов. Закономерно М. Горький в статье «Разложение личности» (1909), уже в новых исторических усло­виях, столь же четко относит героя «Знамений времени» Стожарова, вместе с героями Чернышевского, Омулевского, Гаршина, к тому типу, который решительно противостоял консервативноохранительной, «антинигилисти­ческой» литературе: «...Мы увидим в этих книгах совершенно открытое, пылкое и сильное чувство

ненависти к тому типу, который другая литера­турная группа пыталась очертить в образах Рахметова, Рябинина, Стожа­рова, Светлова и т. п.»

Публикация романа вызвала целую волну обсуждений, дискуссий. Характерно при этом, что выход в свет «Знамений времени» в 1900 г. после снятия цензурного запрета вновь вызвал горячую полемику между А. Богдановичем (статья «Воскресшая книга») и Н. Михайловским, кри­тически оценивавшим роман.

Для многих произведений Д. Мордовцева характерен прием исполь­зования актуального политического события, своего рода политиза­ции повествования. Такова, например, сцена казни в прологе «Знамений времени», прямо, до деталей, напоминающая о расправе с народником-революционером Каракозовым после неудачного покушения на Алек­сандра II. Обратившись к новому для себя жанру, Д. Мордовцев (после написания исторической драмы «Степан Малый» по мотивам своего же очерка о правителе Черногории, боровшемся против владычества турок под именем российского императора Петра III) работает над новой драмой, отразившей новое оживление т. н. «славянского вопроса» в конце 60х — начале 70х годов. В драме «Гавличек», впоследствии названной «Праж­ский погром 1848 г.», представлены — прямо или косвенно — Карел Гавличек-Боровский, чешский поэт и публицист, живший в 1843 — 1844 гг. в Москве, и другие деятели чешского возрождения, а также Герцен, Бакунин, Белинский. Эта драма вместе с двумя другими — «Степан Малый» и «Добровольцы» — составили книгу «Славянские драмы» (1877). Однако сборник был запрещен как имеющий «вредное влияние». В пред­ставлении министра внутренних дел подчеркивалось: «В трех драмах Д. Мордовцева обнаруживается страстное возбуждение к борьбе против тирании... притеснителей свободы мысли и печати, отягчающих народ непосильными податями и трудом, одним словом, — к борьбе против всякого проявления правительственной власти.

...Главными пропагандистами и деятелями политического народного движения являются студенты, к гражданской доблести которых автор относится с видимым сочувствием.

...В пьесах, написанных страстным поэтическим языком, выведены под весьма прозрачным замаскированием русские политические эмигранты — Герцен и Бакунин, — имена и мнение которых производят обаятель­ное впечатление на некоторых читателей» _{[Добровольский Л. М. Запрещенная книга в России. 1825— 1904. Архивнобиблиографические разыскания. — М., 1962. — С. 124— 125]}. Тираж запрещенной книги в количестве 1175 экземпляров был уничтожен.

Можно, к сожалению, сказать, что царская цензура относилась к ра­ботам Д. Мордовцева на протяжении многих лет с большим вниманием и пониманием подлинного их содержания, нежели многие их официальные критики на страницах печати, как это ни пародоксально.

На основе биографических данных близких автору людей создавался роман «Профессор Ратмиров» (разделы публиковались в «Книжках не­дели», 1889). По своему жанру — это прообраз «романизованных био­графий», где речь идет об аресте героя накануне его свадьбы, о следствии, допросах, ссылке в Саратов, жизни ссыльного профессора и его окру­жении. Под прозрачными псевдонимами были выведены реальные исто­рические лица: Ратмиров — Костомаров, Елена Врубельская — Алина Крагельская, Лемиш — Кулиш, Змиевич — Юзефович, поэт и худож­ник Опанас Тарасович Кравченко, «сосланный за Арал», — Шевченко, Николай Гаврилович — Чернышевский и т. д. Публикация романа была прекращена после вмешательства и возражений вдовы Костомарова _{[Укр. перевод — «Правда» (1889, т. III— IV), отд. изд. — 1892]}.

Широко известны были в свое время путевые очерки писателя, внесшего активный вклад в развитие и этого жанра нашей прозы: «Поездка к пира­мидам», «Поездка в Иерусалим», «На Арарат», «Из прекрасного далека», «По Италии. Дорожные арабески», «По Испании. Дорожные арабески». Впечатления от поездки на Украину в 1883 г. отражены в полных лиризма автобиографических очерках, составивших сборник «Под небом Украины» (1884), поэтизирующих природу Украины, жизнь, быт народа, его песни, задушевные думы _{[Укр. перевод — «Зоря», 1893, № 2 — 8, 17]}.

Д. Мордовцев

обладал характером полемиста, горячего журнального бойца, зачинателя обсуждения таких проблем, как задачи провинциальной печати, судьбы раскольников, роль и характер внешней торговли и др. Особое место среди полемически-публицистических его выступлений при­надлежит ответу на публикацию П. Кулиша «Крашанка русинам i поля­кам на великдень 1882 року» (Львів, 1882). В своей остро прозвучав­шей брошюре «За крашанку — писанка. П. Ол. Кулішові» (СПб., 1882) Д. Мордовцев рассматривает эволюцию Кулиша до написания им «пан­ского», «аристократического» по своему духу «послания», в котором Ку­лиш, заигрывая и пресмыкаясь перед польским панством, фактически клевещет на героическое прошлое украинского народа, называя борцов за его свободу «запорожской голотой», «нашими пиратами», «разгульным пьянством и дурным мужичьем». Опираясь на фактический материал, Мордовцев говорит об издании «Основы», деятельности Шевченко, Костома­рова, Белозерского, что имеет несомненное значение для понимания ряда явлений развития украинской культуры.

Решительно разоблачает он недостойные попытки Кулиша в ряде его сочинений принизить Шевченко, извратить образ поэта-революционера, исказить значение его творчества. Мордовцев резко отрицательно оцени­вает «Крашанку» Кулиша, справедливо отмечая, что она повредит разви­тию украинской культуры. Именно эти положительные, сильные стороны выступления дали основание И. Франко характеризовать «прекрасный и с глубоким лиризмом написанный ответ» Кулишу как «несомненно самый лучший публицистический труд Мордовца» _{[Франко I. 3iбp. творів: У 50 т. — К., 1984. — Т. 41. — С. 385]}.

Следует, однако, сказать о том, что Мордовцеву не удалось до конца показать подлинную суть концепций Кулиша в целом. В его ответе серьез­ная и аргументированная критика причудливо соседствует с восхвалениями того же Кулиша. Не менее характерна и тенденция к примирению непри­миримого, сглаживанию противоречий, призыв «не ссориться», наивное убеждение, что обе стороны «поймут и поверят искренности» автора. Это не может не снижать объективно ценности памфлета Мордовцева.

Противоречия, подчас — открытые отступления от прогрессивных, де­мократических позиций проявляются в публицистике и художественном творчестве Мордовцева особенно последних десятилетий. Особенно нагляд­но проявилось это в развернутой самим публицистом (статья «Печать в провинции» — «Дело», 1875, №№ 9 и 10) шумной полемике о роли «провинциальной прессы» в культурном развитии страны, где он пропове­довал «теорию» централизации всех культурных сил, закрывая тем са­мым перспективы развития национальных культур как якобы «провин­циальных».

Справедливо отметил эту «неустойчивость» взглядов Мордовцева Короленко: «Он приводил в восхищение «областников» и «украинофилов» и мог внезапно разразиться яркой и эффектной статьей, в которой дока­зывал, что «централизация» — закон жизни, а областная литература обре­чена на вымирание» _{[Короленко В. Г. Собр. соч.: В 10 т. — М., 1954. — Т. 5. — С. 316]}.

Справедливости ради отметим, что в ответ на резкую критику со стороны значительной части русской, а также и украинской печати Д. Мордовцев признает свою ошибку (статья «Quos ego! — «Дело», 1876, № 5) и в оправ­дание напоминает о своей многолетней работе в провинциальной прессе, о том, что он выставил «свое знамя во имя развития украинского народа». И тем не менее, что тоже характерно, это, безусловно, искреннее покаяние не помешало Мордовцеву затем вновь опубликовать злосчастную статью в своих «Исторических пропилеях».

Негативно следует охарактеризовать и проявленное в ряде случаев преувеличение значения «силы государственной» в истории России, что связано было и с неверными идейными ударениями (например, в «Пре­дисловии» к «Палию», 1902 и др.). Такое переплетение во взглядах и творчестве Мордовцева, особенно 80 — 90х годов, вpаимопротиворечащих — демократических и либеральных (подчас — консервативных) — тенденций не дает возможности однозначно отнести его всецело к демокра­тическому направлению.

Отчетливо сознавая это, необходимо принимать во внимание и принци­пиальной важности факт, а именно то, что постоянным центром идейно-творческих ориентаций Д. Мордовцева была личность и творчество Т. Г. Шевченко, глубокое уважение и любовь к которому были харак­терны для Д. Мордовцева на протяжении всей его жизни. Творчество Шевченко, некоторые существенные черты его мировоззрения во многом повлияли на характер научных работ, публицистическую и художествен­ную деятельность исследователя и писателя, самым различным образом проявляясь в его произведениях.