Сахарная королева
Шрифт:
— У вас есть секрет?
Джози негромко рассмеялась и покачала головой.
— Теперь нет, — сказала она и зашагала по дорожке к громадному золотому «кадиллаку».
Как он мог ничего не замечать? Три года… Как он не догадался, что она влюблена в него?
— Вы точно не хотите оставить шарф себе? — окликнул он ее.
— Нет.
— «Нет» — не хотите или «нет» — не точно?
Она оглянулась через плечо и слабо улыбнулась, и у Адама перехватило дыхание.
Внутри у него вдруг что-то шелохнулось, что-то давным-давно забытое. Так бывает, когда отсидишь или отлежишь ногу или руку, а потом вдруг начинаешь
По пути Джози заехала в магазин за куриным супом, лимонадом и мороженым и вскоре уже стучалась в дверь Хлои.
Открывшая дверь Хлоя выглядела донельзя жалко. Она была в толстом махровом халате, спутанные кудрявые волосы рассыпались по плечам. Под глазами темнели потеки размазавшейся туши.
Джози показала ей пакеты.
— Если я в чем-то и уверена, то только в одном: еда делает жизнь приятней, во всяком случае, пока не закончится.
Хлоя улыбнулась.
И немедленно заплакала.
Джози вошла в квартиру и закрыла за собой дверь. Она заварила большой чайник крапивного чая, после которого решение начать обед с мороженого пришло к ним с Хлоей практически само собой.
Маргарет стояла посреди гостиной в полной растерянности. Она была уже совсем готова выходить, и тут спускается Джози и как ни в чем не бывало объявляет, что у нее другие дела! Это было так неожиданно, что она от потрясения не успела даже должным образом рассердиться.
Одна подруга, сказала Джози. Она должна помочь одной подруге.
Это была несомненная ложь. У Джози нет подруг.
И куда же тогда она отправилась?
Не прошло и десяти минут после отъезда Джози, как в дверь постучали.
— Хелена, — сказала Маргарет, остановив служанку, которая как раз проходила мимо гостиной. — Посмотри, кто там пришел, и скажи, что мне нездоровится. И ни слова о том, что Джози нет дома.
Джози полагалось заботиться о ней. Маргарет ожидала этого. Все этого ожидали.
Очень скоро Хелена вновь появилась на пороге гостиной.
— Мужчина на крыльце ждать вас.
— Я же велела тебе сказать… — Должно быть, Хелена не поняла, что значит «нездоровится». — Скажи ему, что я плохо себя чувствую.
— Он сказать, что пришел везти вас.
— Везти меня?
— Да, Олдгрет.
Маргарет двинулась за Хеленой к двери, оставив трость в гостиной, так как опасалась, что пришедший может оказаться кем-нибудь незнакомым, а она терпеть не могла, когда ее с первого взгляда записывали в немощные старухи. Хелена открыла дверь, и у Маргарет даже слегка закружилась голова от вихря нахлынувших на нее воспоминаний о том, как он в последний раз вот так стоял у нее на крыльце. На миг к ней вернулось тогдашнее ощущение растерянности и дурмана, ощущение полного и непоправимого несчастья.
— Роули Пелхэм, — произнесла она и нервозно одернула борта своего желтого жакета, — что, скажите на милость, вы здесь делаете?
Роули обернулся к Хелене.
— Пожалуйста, передайте миссис Сиррини, что ее дочь позвонила мне несколько минут назад и я пообещал ей отвезти миссис Сиррини на благотворительный обед.
— Джози вам позвонила? — изумилась она. — И заставила вас дать слово?
Она не верила своим ушам. Пелхэмы не разбрасывались обещаниями, потому что знали,
Он же ее ненавидит.
— Пожалуйста, передайте миссис Сиррини, что это так, — сказал он Хелене.
Служанка явно была растеряна и готова впасть в панику, не понимая, почему этот человек не может обратиться прямо к Маргарет.
Что ж, выбора ей не оставили. Если Роули что-то пообещал, он должен был сдержать слово. Он в лепешку расшибется, но отвезет ее на этот злосчастный обед, хочет она того или нет. Ливию Линли-Уайт хватит удар.
— Хелена, принеси мне мое пальто и палку. И скажи Джози, что у меня будет к ней серьезный разговор, когда я вернусь домой.
Роули повел ее к машине. Интересно, все соседи глазеют? Она пыталась шагать так, будто ей все равно, но чувствовала, как ее тянет к нему, точно магнитом. Она сделала свой выбор много лет назад и не собиралась отступать. Но держаться от этого человека подальше было легче, когда он не был с ней рядом. Он с непроницаемым видом распахнул перед ней дверцу такси. Его неприкрытая неприязнь к ней тоже облегчала ей задачу. Она неуклюже забралась в машину, и Роули закрыл дверцу.
Он уселся за руль и завел двигатель, и Маргарет против воли поразилась, каким знакомым оказалось это ощущение. Оно было как разношенные тапочки. Или глоток хорошего вина. Она вновь окунулась в лучшую пору своего прошлого.
Она смотрела ему в затылок. Ее всегда тянуло к Роули, с самой первой минуты, едва она его увидела. Дамы ее круга никогда не водили машину сами. Они ездили с шофером или вызывали такси. Когда она увидела его в первый раз — ей тогда было под тридцать, — он помогал одной из ее приятельниц выйти из такси. Она тогда еще спросила: «А это кто такой?»
Все уроженки Болд-Слоупа знали Роули и были более чем счастливы просветить ее. По положению он был ниже их, но его здоровый румянец, голубые глаза и медно-рыжие волосы делали его всеобщим любимцем. После школы он отправился в армию и затем вернулся в Болд-Слоуп, чтобы работать у своего отца в «Такси Пелхэма». В тот день их глаза встретились, и это положило начало трем годам долгих взглядов, трем годам, когда она с утра отпускала своего шофера, а потом внезапно вспоминала, что ей совершенно необходимо куда-то съездить, так что, разумеется, ей приходилось каждый раз вызывать такси. И на ее вызов неизменно приезжал Роули, хотя она ни разу не упомянула его имени.
Начиналось все вполне невинно. Они просто болтали и смеялись. Она жила этими поездками. Ей было одиноко, а он был такой славный: добродушный, по-юношески нескладный. Маргарет понимала, что должна быть более осмотрительной — ведь она старше Роули почти на восемь лет. Но она не собиралась так сближаться с ним. Уж в связь вступать точно не собиралась.
А потом именно это и произошло.
Вечером накануне Рождества Роули привез Маргарет из церкви домой. Слуги по случаю праздника получили выходной, и в доме было темно, как в преисподней. В те годы они имели уйму прислуги: постоянного повара, горничную, садовника, шофера. Но в тот вечер дома не было даже Марко. К тому времени Маргарет уже знала о его изменах. В первый раз она была раздавлена. Во второй раз было уже не так больно. К его десятому роману она вообще перестала что-либо чувствовать.