Саксонские и нормандские короли. 450 – 1154 гг
Шрифт:
Эти случаи могли отвратить Генриха от братоубийства. Безусловно, они сделали бы его чрезвычайно осторожным, чтобы не быть раскрытым. Они показывают, что братоубийство (виновен в нем Генрих или нет) не было чем-то неизвестным в среде знати, из которой вышли Вильгельм и Генрих.
В целом Генрих I получил хорошие отклики от современных ему летописцев. Отчасти это можно приписать страху или надежде на покровительство, отчасти такту, так как, например, «История» Уильяма Мальмсберийского была посвящена (помимо других людей) самому прославленному незаконнорожденному сыну Генриха Роберту, эрлу Глостерскому. Но эти мотивы неприменимы к писателям, вроде аббата Сугерия, который писал в Париже, когда Генрих был уже благополучно мертв, тепло отзываясь о короле, который никогда не был другом его покровителю королю Людовику. Также не возникает впечатления того, что летописцы испытывали страх или стремились заслужить одобрение: некоторые из них откровенно пишут о кое-каких его слабостях, и все восхваляют его достоинства. Бог наградил его, пишет Генрих из Хантингдона, тремя дарами: мудростью, победой и богатствами, но компенсировал их тремя пороками: алчностью, жестокостью и похотью. Его ненасытные поиски денег отмечали некоторые современники, а официальные записи его казначейства (казначейский свиток за 1130 г. — первый дошедший
От его набожной и популярной в народе первой супруги-королевы Матильды у Генриха было трое детей: первый умер в младенчестве, вторая — Матильда — королева Англии в 1141 г., третий — Вильгельм — погиб в кораблекрушении в 1120 г. Помимо этих он признал около двадцати незаконнорожденных детей; некоторые из них, как эрл Роберт Глостерский, родились до его брака, многие — когда он был королем — от разных матерей. Неверность супруге была далеко не редким явлением в тех кругах, в которых вращался Генрих. Он отличался только своим положением и, наверное, великодушием, с которым он признал такое большое количество своих детей. К некоторым из них он, видимо, был глубоко привязан. Но он никогда не позволял никому из них вообразить, будто он мог бы унаследовать Англию и Нормандию. В 1118 г. королева Матильда умерла. В 1120 г. единственный наследник мужского пола последовал за ней. Через три месяца Генрих женился вновь, но законных детей у него больше не было.
До сих пор были обвинения в жадности и похоти. Как насчет жестокости? Как король Генрих был силен и безжалостен; он не питал отвращения к жестоким наказаниям. Говорят, Завоеватель запретил смертную казнь, предпочитая ослепление, причинение увечий и другие, менее радикальные виды наказаний. У Генриха в ходу были все эти средства. Воров могли повесить. В 1124 г. сорок четыре вора были повешены в один день, и в том же году были изувечены фальшивомонетчики. А в 1124—1125 гг. всех фальшивомонетчиков в Англии обезображивали, не проводя расследование вины или невиновности. В более поздние годы у Генриха, однако, появилась склонность — то ли от жадности, то ли из человеколюбия — заменять более жестокие наказания штрафами. Тому времени не была характерна щепетильность, а посредником Генриха в делах с фальшивомонетчиками был епископ. Его выбор наказаний показывает, наверное, всего лишь то, что он был особенно деятельным и неразборчивым при назначении наказаний, о чем немногие глубоко горевали. Но обвинение в жестокости не основывается исключительно на этом. В молодости Генрих участвовал в подавлении восстания в Руане, помогая своему брату Роберту против брата Вильгельма. Завершающим аккордом стал поступок Генриха, когда он лично сбросил богатого жителя Руана, возглавлявшего восстание, со стены замка или, по версии другого летописца, выбросил его в окно. В другом случае две его внучки (от незаконнорожденной дочери Юлианы) были с его разрешения или по его приказу ослеплены. Здесь он действовал буквально по принципу «око за око» — они были заложницами, и с ними обращались так, как их собственный отец поступил с заложниками, на которых их обменяли. Внуков у Генриха, вероятно, было так же много, как и английских баронов в Англии. Но ясно, что Генрих был способен на настоящую жестокость.
Для современного человека, изучающего эту тему, Генрих, наверное, кажется самым непривлекательным членом его семьи. К беспощадности своего отца он добавил элемент жестокости, достаточный для того, чтобы его боялись современники, хотя они и не испытывали к нему ненависти. Вильгельм Рыжий был открытым и щедрым. Генрих научился придерживаться своего плана действий и умел изображать благочестие. Иногда он был великодушным: он купил многих своих сторонников, даровав им титулы баронов и поместья, а в некоторых случаях — особенно в случае со своим сыном эрлом Робертом и племянником эрлом Стефаном — в его щедрости можно усмотреть элемент настоящей любви. По-видимому, он не отказывался от ответственности за своих детей. Он умел завоевывать доверие людей и почти не знал, что такое мятежи. Но он также умел внушить им страх и всегда мог совершить внезапные безжалостные и эффективные действия, и ему никогда не изменяла сила духа при применении крайних мер. «Его облик был характерен для членов его семьи: коренастый и крепкий, среднего роста, со склонностью к полноте; но его черные волосы ниспадали со лба, как у Траяна, а мягкое выражение глаз контрастировало с жестоким взглядом Вильгельма Рыжего — вот его отличительные черты» — так писал Фриман вслед за Уильямом Мальмсберийским и Ордериком. Но его «мягкое выражение глаз» не обманет нас; мы по-прежнему трепещем передо львом правосудия спустя более 800 лет после его смерти.
Жестокость Генриха помогает нам ответить на вопрос, был ли он способен строить планы смерти брата. Мы не должны недооценивать серьезность этого обвинения: это было убийство брата и, более того, убийство своего сюзерена. Можно легко поверить в его причастность к братоубийству; не так легко, наверное, — к предательству, учитывая его масштаб. Вероятно, следует принимать во внимание возможность того, что он действительно верил в то, что имеет право на трон. Нам трудно поверить, что есть серьезные указания на то, что Генрих считал, будто он, а не Вильгельм или Роберт должен стать королем. Мы узнаем, что он основывал свои претензии к Роберту на том, что сын, рожденный тогда, когда его отец был королем, имеет преимущество перед сыном, рожденным в то время, когда отец был обычным смертным. Это утверждение «работало» и против Вильгельма. Подобно многим королям, чей титул был сомнителен, Генрих был очень озабочен тем, кто станет его преемником. И когда все надежды на появление наследника мужского пола не оправдались, он попытался связать своих баронов самыми крепкими узами со своей дочерью Матильдой. Нам кажется странным, что король, который не был явным наследником своего предшественника и старший брат которого был на самом деле еще жив (Роберт умер в 1134 г.), так настойчив в вопросе наследственного права. Последние годы его жизни были бы гораздо легче и успешнее, если бы он согласился сделать своим наследником одного из своих племянников или даже незаконнорожденного сына; он вроде бы неплохо к ним относился. Это он сделать отказался, и его отказ легче понять, если мы серьезно отнесемся к тому, что он сам претендовал на трон как старший, «порфирородный» сын.
Генрих не женился, пока не стал королем. Верно, что в то время его рука не очень высоко ценилась на брачном рынке, но его быстрая женитьба на наследнице древнего английского рода после его восшествия на престол кажется хорошо продуманной. По крайней
Мы опять находимся в области «если». Можно собрать косвенные свидетельства против Генриха, но прямых доказательств, видимо, нет. Вердикт должен быть — не доказано. И все же упоминание «порфирородности» дает нам в конце неожиданный поворот. В 978 г. был убит старший брат, и наследником стал младший, правление которого было омрачено подозрением в его соучастии в этом убийстве. Вряд ли этот прецедент сильно радовал Генриха. Но нашлись такие, кто доказывал, что младший брат должен был в любом случае стать королем. И при жизни самого Генриха в «Житии св. Дунстана» Эдмер утверждал, что сторонники Этельреда, младшего сына, доказывали, что у него было больше прав на трон, так как его отец был королем, то есть «порфирородным», когда тот родился. Эдмер отнесся к этому доводу с недостаточным уважением, но мы можем быть уверенными, что Генрих, если он знал о нем, — наоборот. Подобно испанскому прецеденту, случай Этельреда, наверное, предупредил его об опасности братоубийства и необходимости соблюдения тайны, если он оказался вовлеченным в него. Этельред также мог предложить ему причину поверить в то, что Генрих, а не Вильгельм является настоящим королем. В этом направлении можно воссоздать схему рассуждений, которая могла привести Генриха к соучастию в убийстве, но нет доказательств того, что он был соучастником. Самое большее, что мы можем сказать: если смерть Вильгельма Рыжего в августе 1100 г. была несчастным случаем, то Генрих I был большим везунчиком.
Глава 12
СТЕФАН
Генрих I умер 1 декабря 1135 г. К Рождеству на его месте воцарился Стефан. «Любителя мира», унаследовавшего силу и коварство Завоевателя и лишь немногие подкупающие черты его характера, сменил энергичный и отважный лидер баронов, самый привлекательный из нормандских королей. Во многих отношениях он был полной противоположностью Генриху. Возможно, именно этот факт заставил дядю полюбить своего племянника Стефана. Нет сомнений в том, что Стефан был любимым племянником Генриха; вполне вероятно, что тот испытывал к нему более теплое чувство, чем к кому-либо из своих многочисленных детей. Судьбой Стефану было предначертано провести жизнь в окружении мужчин и женщин, более сильных и ярких, чем он сам: его дяди Генриха I, его брата, Генриха Блуаского, епископа Винчестерского, его жены, Матильды Булонской и его соперницы-императрицы. В этой галерее Стефан по ошибке оказался в роли короля.
О его обаянии и хорошем характере свидетельствовали даже его враги. «Когда он был эрлом, — писал Уильям Мальмсберийский, — он отличался добрым нравом, шутил, мог сесть за стол в компании даже самых простых людей и завоевал такую любовь, которую едва можно себе вообразить». Но он также намекнул на то, что за этим фасадом Стефана крылся коварный и ненадежный человек. Он рассказывает историю о том, как он устроил засаду на эрла Глостерского и, когда затея не увенчалась успехом, попытался отделаться смехом, «сделав веселое выражение лица и добровольное признание». Когда он подозревал предательство или сталкивался с мятежом, Стефан мог действовать с большой отвагой и решительностью, но в нескольких случаях он приказывал арестовать своих врагов, когда они были при его дворе и должны были находиться под его защитой. Таким образом он арестовал епископа Солсберийского в 1139 г. и эрла Честерского в 1146 г. В обоих случаях его собственный сподвижник, автор произведения Gesta Stephani («Деяния Стефана»), приписывает эти обстоятельства хитрости последователей Стефана и намекает, что ситуация не была ему подконтрольна. Это традиционные отговорки, но в этом случае им, похоже, есть какое-то извинение. Стефан мог поступать необдуманно и поспешно; но настоящей его слабостью как короля было то, что он не умел ни сдерживать своих друзей, ни подчинять врагов. События часто выходили у него из-под контроля. «И тем не менее он не падал духом, когда какой-нибудь человек поднимал бунт, — пишет Уильям Мальмсберийский, — а внезапно появлялся то там, то здесь и всегда улаживал дела с большими потерями для себя, нежели для своих противников, так как, потратив массу усилий напрасно, он добивался от них на какое-то время видимости мира, раздавая им награды или замки». Стефан был отважным и умелым воином; обычно он был верным и щедрым, если не всегда заслуживающим доверия. Он обладал рыцарскими качествами и душевностью, чего не было у Завоевателя и его сыновей.
Он был более чем традиционно набожным человеком. В конце Фернесского полуострова в Ланкашире к северу от песков находится город Барроу, памятник седьмому герцогу Девонширскому и его огромным усилиям заплатить долги своего отца. Приютившись в небольшой долине, скрытой от города, находятся великолепные развалины большого Фернесского аббатства, памятника молодому Стефану и тому чувству, которое он разделял со многими своими соратниками, — горячие молитвы монахов необходимы для того, чтобы спасти его от последствий его прегрешений. Стефан не был таким истовым жертвователем на нужды религии, как король Давид Шотландский (1124—1153), который основал или начал строительство более дюжины монастырей различных монашеских орденов. Стефан основал два. План его второго проекта, Фавер-шемского аббатства в Кенте, он составил сам вместе со своей женой в конце жизни. Это было подражание Редингскому аббатству, которое было основано, следуя образцам клюнийского ордена, Генрихом I как аббатство бенедиктинцев и королевская усыпальница. Фавершем должен был выполнять обе эти функции, что в полной мере отражает условность религии Стефана. Фернесское аббатство более красиво: оно было основано в 1124 г. (на другом месте) и перенесено на нынешнее место в 1127 г. Это был филиал нормандского ордена Савиньи, который уже распространял в Нормандии и Англии новые идеи монашеского уединения и аскетизма, которые мы обычно ассоциируем с монахами-цистерцианцами. Цистерцианцы вступили во владение монастырями ордена Савиньи в конце 1140 г. И таким образом Фернесс — не без протестов — стал одним из главных в Англии монастырей цистерцианцев. Он представляет собой одни из самых внушительных развалин, расположенных на северо-западе страны. В начале своего существования он был главным центром религиозной жизни той части Англии и имел многочисленные связи с Ирландией и островом Мэн. Его фермы и овцы играли главную роль в экономической жизни Фернесского полуострова и его окрестностей. Стефан был первым королем, поддержавшим эту новую моду в религиозной жизни страны.