САКУРОВ И ЯПОНСКАЯ ВИШНЯ САКУРА
Шрифт:
– Пошли, - согласился Семёныч, посчитав ходки Петровны до колодца и решив, что воды дома теперь хватит до следующего утра.
Вечером, когда Сакуров, сидя на перевёрнутом дореволюционном ведре, курил напротив хилой сакуры и наслаждался тишиной, к нему пришёл Жорка. Судя по его ухмыляющейся роже, Жорка уже заправился. Сакуров держал полтора литра «общака», поэтому приготовился к трудному разговору. Судя по всему, Жорка освежался из какого-то единоличного источника, и пришёл, скорее всего, просить Сакурова выделить себе дополнительную порцию в единоличное же пользование из
– Выпить хочешь? – спросил Жорка, садясь на перевёрнутую выварку. В ней и ведре, оставленными дядей из-за прохудившегося состояния, Сакуров сносил всякий органический мусор с огорода на границу своего участка и участка учительницы.
– Нет, - твёрдо возразил Сакуров, памятуя попытку Семёныча.
– Да ладно кочевряжиться! Пошли. Я загашник нашёл.
Загашник делала Жоркина жена. При этом прятала его в таких местах, что даже Жорка, имевший военную профессию диверсанта, подолгу не мог найти то трёхлитровую банку с пятидесятиградусным самогоном двойной очистки, то две бутылки водки, то бутыль домашнего яблочного вина.
– Ты ж его хотел на шпалы обменять, - не очень уверенно сказал Сакуров, - чтобы сарай починить.
Страна ещё не оправилась от сухого закона вполне, и в провинции продолжал ощущаться дефицит алкогольных изделий. Кое-где, правда, уже появились первые торговцы импортным спиртом и отечественной палёной водкой, но количество реализуемого алкоголя пока ещё далеко не соответствовало потребностям населения. Поэтому всякие нужные материалы и услуги всё ещё обменивались на градусную валюту.
– Зачем меняться, когда можно взять почти даром? – удивился Жорка. – У разъезда брус обновили. А старый ещё не оприходовали. И об этом мало кто знает. Поэтому ночью можно будет притащить штук пять и – дело в шляпе.
– Брус – это хорошо, - мечтательно сказал Сакуров.
– Ещё бы! Если напрячься – можно и на твою долю штук пять притащить. А это – целых десять шпал. А из десяти шпал можно одну сторону сарая сложить. Я в прошлом году уже два торца поправил.
– Один поправлял? – удивился Сакуров.
– Конечно.
– Силён! – восхитился Сакуров, имея в виду тот факт, что со всеми работами Жорка справлялся с помощью одной левой руки.
– Ладно, погнали!
– Кстати, насчёт завтра. Вы что, каждую весну торжественную встречу устаиваете? – поинтересовался Сакуров, топая за Жоркой в сторону его дома.
– Пастухам то? – переспросил Жорка.
– Ну.
– Эту традицию Семёныч основал. Охота ему, понимаешь, перед всякой сволочью выпендриваться. И меня с Петькой Варфаламеевым с панталыку сбил. И такие местные пастухи, дескать, и рассякие. Что ни пастух, то или дед Мазай, или Иван Сусанин. И умны, и щедры, и в помощи ближнему своему – первые. Как тёлку, дескать, зарежут, так обязательно, дескать, мясца подбросят, а ежели комбикорма для себя достанут – непременно с деревенскими поделятся. Не за так, конечно, но по-божески. Ну, я уши и развесил, сколько хорошей самогонки перевёл... Эй, Варфаламеев! – заорал Жорка. – Давай сюда. И Семёныча позови.
– Ну, и? – напомнил Сакуров о прерванной теме, очищая подошвы сапог о скобу
– А то и ну, что комбикорм норовят всучить самый дерьмовый. Я как-то взял – сплошная шелуха. А из мяса – одни жилы, потому что хорошее они домой тащат. Моя, когда я принёс такое, мне потом весь день плешь проедала… Да хватит тебе сапогами шаркать!
– Ещё бы не проедать, - польстил Жоркиной жене Сакуров. – Самогон она делает не хуже Смирнова с Кошелевым (15), а мяса тебе всучили, сам сказал, какого. Да если б твоя жена торговала таким самогоном, вы бы на вырученные деньги не только парное мясо на рынке покупали…
– Факт, - прервал Сакурова Жорка и вошёл в столовую. Он молча налил в два стакана самогона, настоянного на лимонной корке и, не дожидаясь Сакурова, треснул дозу.
– Может, подождём? – спросил Сакуров.
– Пей, давай, - велел Жорка.
Сакуров нерешительно поднял стакан, выдохнул и вытянул сто пятьдесят граммов напитка, рядом с которым не стоял не импортный спирт, ни доморощённая водка фирмы Брынцалов (16) и иже с ним.
Глава 8
После сравнительно продолжительного воздержания у Сакурова перехватило дух, затем по телу разлилось приятное тепло, а голова пошла кругом.
– Закусывай, - сказал Жорка, и Сакуров подцепил с блюда кусок селёдки. В это время послышался топот, в избу ввалились Варфаламеев с Семёнычем, и последний стал возмущаться:
– Ну, это уже совсем некультурно! Пригласить друзей и пить водку, не дождавшись их. Ладно, Жорка, он тут в деревенской жизни совсем особачился, но ты, Константин Матвеевич, как человек интеллигентный…
– Хватит кряхтеть, - прервал Семёныча Жорка. – Садись.
– Так это не обчественная водка? – уточнил Семёныч, занимая место в красном углу.
– Нет.
– Так тут целых три литра! – продолжил прозревать Семёныч, готовя себе бутерброд.
– Так ты ж не слепой? – ухмыльнулся Жорка. Вообще, Жорку искренне забавляло отношение к нему Семёныча. Дело в том, что Жорка умудрился получить в своё время два высших образования против одного неполного (имеется в виду начальное образование) Семёныча. Но Жорка никогда не кичился своей образованностью, а Семёныча даже не думал презирать за его невежество и самомнение. А ещё Жорка любил повторять в кругу собутыльников, что большинство образованных русских похоже на большинство образованных африканцев: чем образованней – тем ближе к обезьяне. А именно – к бабуину, хотя нормальные люди произошли не от него. Но не суть важно, потому что чем приличней выглядит русский человек (не обо всех русских, конечно, речь) с университетским значком на лацкане пиджака и чем складней он говорит на зарубежных языках, тем ближе его нутро к обезьяньему типа бабуинского.
Сакуров, в отличие от Жорки, уважал образованных соотечественников, а про бабуинов и знать не знал, насколько это паскудная разновидность обезьяньего племени, в целом прародительского по отношению к человеческому.
– Почти три литра самогона! – мечтательно проговорил Варфаламеев, усаживаясь на свободный табурет.
– Так, литр надо сейчас же отлить, потому что завтра… - начал, было, распоряжаться Семёныч.
– Литр я отолью, но исключительно для собственных нужд, - отрезал Жорка.