САКУРОВ И ЯПОНСКАЯ ВИШНЯ САКУРА
Шрифт:
– Какой – такой оперы?
– Сейчас засну! – пригрозил Константин Матвеевич.
– Ты это брось, - испугался Фома, - нам ещё надо в одно место поспеть.
– В какое?
– Тебе про моё разжалование рассказывать?
– Чёрт с тобой, валяй. Один хрен делать нечего, так что послушаю…
– В общем, стала развиваться промеж наших чистых и нечистых целая наука на базе ваших поповских басен и бабушкиных сказок, а я тогда был дух святый…
– Ну, вот, а врёшь, что ни мало не похожи. Будто у наших попов и сказочников нет святых духов…
– А кто спорит, что
– Нет, ты долго мне мозги пудрить собираешься? – снова спросил Сакуров. – То похожи, то ни на толику, то снова похожи.
– Не долго, - успокоил его Фома, - слушай дальше.
– Слушаю. Что мне ещё делать?
– В общем, по святому своему званию я имел право принимать участие в разных научных спорах на богословские темы параллельного направления, но особенно меня зацепила тема святых угодников.
– Ну, и чем тебе не угодили наши святые угодники? – лениво поинтересовался Сакуров.
– Дык по-всякому, - уклончиво возразил Фома, - но не о том речь. А о том…
– Кстати, пока не забыл: помнишь, ты говорил, что вы – не знаю уж, кто – обнаружили у меня какой-то дух первозданный?
– Я ничего такого не говорил, - удивился Фома.
– Вот те раз! – ухмыльнулся Сакуров. – А я, дурак, хотел кое-что прояснить на эту тему.
– Что именно?
– Какая теперь разница, если ты ни о чём таком не говорил?
– Ну, мало ли… Может, чего и припомню…
– Пошёл ты в жопу. Я сплю.
– Никак нельзя. Слушай дальше про святых угодников. Долго ли коротко ли велись в нашей среде научные дискуссии на данную – про святых угодников – замысловатую тему, как меня осенило. То есть, начинаю я думать в следующем направлении, тоже, конечно, параллельном, но с перпендикулярными заусеницами. Если, думаю, оне святые, так почему угодники? Либо потому, что угодили в списки святых благодаря каким-то индивидуальным качествам, либо потому, что они угодили тем, кто списки тех святых составлял. В общем, и по первому моему тогдашнему расчислению, и по второму выходило, что святой не может быть с угодником в одном лице. Ведь если ты святой по своей святости, то ты святым и проживёшь, и преставишься, и опосля святым пребывать будешь, для чего тебе не надо ни угодить в списки, ни угодить тому, кто эти списки составляет. В общем, думал я так, соображал, да на одном учёном споре и выступи со своей теорией, где в виде главной концепции поставил вопрос ребром о невозможности совмещения в одном лице святых и угодников. То есть, я поставил ребром вопрос о немедленном отделении святых от угодников. Для чего предложил начать немедленную же ревизию всех списков так называемых святых угодников с самых их начал с целью бескомпромиссного отделения вторых от первых...
– Я засыпаю, - пробормотал Сакуров, но окончательно заснуть ему не удавалось. Он погрузился внутренним взглядом в хаос собственных временных ощущений и увидел себя, барахтающегося на границе каких-то двух субстанций, очевидно, границе сознания и подсознания. Ещё Сакуров увидел, что барахтающийся норовит нырнуть в глубь подсознания, но ему мешает какая-то не тонущая фигня рядом с ним. Сакуров присмотрелся повнимательней и увидел дурацкое словосочетание,
«Святые угодники», - прочитал Константин Матвеевич и мысленно упрекнул себя за применение к столь уважаемому словосочетанию определение «дурацкий».
«Уважаемые люди были в своё время, много всякого добра сделали, поэтому и угодили, а я – дурацкое. Но я ли?»
– …Прямо скажу, - продолжал тем временем Фома, - теория моя многим не понравилась. Да и те, которым понравилась, стали собственные замечания делать, поэтому единомыслия в среде даже сторонников моей теории достичь не удалось. В то время как противники ополчились на нас одним дружным фронтом. И ну назначать дискуссию за дискуссией, научный спор за научным спором. А на них коллективно громить нас, сторонников моей теории поодиночке, потому что мои сторонники норовят всяк со своим замечанием отдельно ерепениться, а противники на меня и моих сторонников – с одним общим резоном…
«Муть какая-то», - сонно подумал Сакуров.
– …Короче: возились – возились, ругали, критиковали, - дошло до инстанции, при которой я справлял должность духа святого. А инстанцией, доложу я тебе, руководил один старший святой дух, который никогда ко мне не благоволил…
«Мне это всё, наверно, снится, - снова подумал Сакуров.
– Просто кошмар такой…»
– …Так этот мой начальник ещё раньше угрожал: или я, говорит, или он. Он – это я. А тут очередная научная дискуссия, на которой моих сторонников окончательно разгромили, а меня припёрли к стенке и спрашивают: так надо ли, дескать, отделять вторых от первых или оставим как есть? Я, надо отдать мне должное…
«Снится, - решил Сакуров, - так, про надо отдать мне должное, Семёныч говорит…»
– …Упёрся рогом и твержу: дескать, отделять. Ну, мне, выговор по научной части с сообщением в инстанцию, где мой начальник не замедлил сим воспользоваться, припаять мне несоответствие занимаемой должности с аморальным поведением и задвинуть в домовые. То есть, из святых духов в эти самые. Вот такие дела…
«Так снится или не снится?» - продолжало свербеть в мозгу Сакурова.
– Не снится, - ответил Фома.
– Да? – пробормотал Сакуров и неожиданно ощутил себя вполне и реально бодрствующим.
– Тогда просвети меня насчёт духа первозданного, коль скоро я о нём, наслушавшись про святых духов, вспомнил.
«Кажется, об этом я его уже спрашивал», - подумал Константин Матвеевич.
– Какого первозданного? – прикинулся дураком Фома.
– Который я якобы есть! – воскликнул Сакуров.
– Ты? – удивился Фома.
– Да. А ты, будто, послан для налаживания со мной каких-то там связей. Вот я хотел бы уточнить…
– А нечего уточнять. Никуда я не послан.
– Какого хрена тогда ты мне тут мозги пудришь?
– А домовые мы, вот и пудрим.
– Значит, нет у меня никакого духа первозданного.
– Ну почему же нет? Есть, конечно. Ведь я для того сюда и послан.
– Сейчас я тебя так пошлю! Иди ты, знаешь, куда?!
– Кстати, насчёт идти: нам пора.
– Куда?
– На кудыкину гору.
– Я сплю.
– Пойдём, пойдём. Ты ведь Сакуров?