САКУРОВ И ЯПОНСКАЯ ВИШНЯ САКУРА
Шрифт:
– Видал? – ухмыльнулся Жорка, когда Сакуров, спрятав обрез, снова вышел на крыльцо.
– Видал. Ты на фига в собаку стрелял?
– Кур душит, сволочь…
– Иди ты! Чё, не попал?
– Попал. Но я ведь солью.
– Зачем?
– Жалко. Собака ведь. Зато теперь недели две не сунется.
– Она чья?
– Ничья. Зимой живёт на ферме. В сезон бегает с этими…
И Жорка кивнул в сторону сцены радостной встречи пастухов и четы Голяшкиных. Семёныч радостно жестикулировал, и даже Петровна чего-то басила вполне приветливо. Все голоса перерывал пронзительный тенор рыжего
– Сейчас будет похмелять этого козла нашей водкой, - прокомментировал Жорка.
– С какой стати? – удивился Сакуров. – И почему не обоих?
– Ну, Семёнычу в подобострастной запарке сейчас не до статей. А потому не обоих, что Мишка мужик по-своему церемонный. Выпить он выпьет, но в своё время и в положенном месте. А вот Витёк – тот профессиональный халявщик. Жук навозный…
– Мишка – это рыжий? – уточнил Сакуров.
– Он самый.
– Хороший человек?
– Стопроцентный гандон.
«Недаром Жорка с самим дьяволом общается, - невольно подумал Сакуров. – Высокомерен ужасно, и кто у него не жук навозный, тот стопроцентный гандон».
– Штурману пламенный привет! – пел в это время рыжий.
– О, какие люди?! – изображал полную прострацию пьяница-Варфаламеев. – А где коллега?
– В общем, подходи, - махнул Варфаламееву рыжий, не напрягаясь ответом. Одновременно он развернул телегу и тронул кобылу назад, гипнотизируя взглядом веранду Виталия Иваныча. Но никто из семьи Бедновых не вышел поприветствовать рыжего пастуха ни раньше, ни после.
– Миш, уже можно? – снова выскочил на улицу Семёныч, разрываясь между страждущим брюнетом и его величавым напарником.
– Да, можно, - разрешил рыжий и покатил дальше, по пути науськав собак на какого-то зазевавшегося кота.
– Он так важно приглашает, - заметил Сакуров, - как будто это он нас собирается угощать, а не мы его.
– Ну, Мишка может и со своей стороны баллон выкатить, - возразил Жорка.
– Да? – неопределённо переспросил Сакуров и сказал: - Но Алексей хорош. Чего это он так перед ними?
– Да тут всякие причины, - неохотно пояснил Жорка, - поэтому долго объяснять. Впрочем, кое-что я тебе уже рассказывал…
– А где Мироныч? – поинтересовался рыжий, равняясь с крыльцом Сакурова.
– Не предупредили, - усмехнулся Жорка. – Вот старый хрыч будет убиваться!
– Просьба не задерживаться, - небрежно обронил рыжий и поехал к околице, где тусовались бестолковые тёлки, норовя по очереди сунуться в специальную будку. Эта будка служила для переодевания трудящихся, просушки спецодежды, в будке трудящиеся хранили кое-какое своё барахло, оставляли в ней сбрую, а возле будки – телегу. Семёныч бдительно охранял добро днём, а по ночам иногда спал в будке, якобы охраняя стадо в загоне неподалеку, а на самом деле время от времени удирая от сварливой Петровны. Сегодня чета Голяшкиных являла собой идеальную пару. В том смысле, что Семёныч не орал на Петровну, а та не норовила огреть благоверного, чем попало. Хотя джентльмена Семёныч изображать из себя не собирался. Он следовал
Проходя мимо Жорки и Сакурова, Семёныч даже не снизошёл до них взглядом. Петровна злобно зыркнула на ухмыляющегося Жорку, затем смерила высокомерным взглядом Сакурова и пробасила:
– Что стоишь? А ну, помоги!
Сакуров невольно соскочил с крыльца, но его опередил Варфаламеев.
– Давайте, Лидия Петровна! – засуетился спившийся штурман, подхватывая пятилитровый бидон с домашним квасом. Сакуров взял какой-то узел, и дальше Петровна следовала чистой барыней.
– Петь, ты ещё сухой? – спросил Жорка, пристраиваясь в хвосте процессии.
– Ну, так! – вымученно улыбнулся Варфаламеев.
– Ага! – сказал Жорка и по его тону Сакуров понял, что тот готовит какую-то неприятность.
Мишка выкатил литр самогона. Витька не предложил даже закуси, и сначала Сакуров принял Витька за сельскохозяйственного пролетария. Но позже выяснилось, что это такой же крепкий хозяин, как Мишка. Вернее, законный и любимый супруг крепкой хозяйки.
Начали с общественной водки. При этом случился конфуз. Жорка бесцеремонно взял пластиковую бутылку в свои руки, налил Варфаламееву стаканчик и заставил его выпить приватно. Затем снова налил Варфаламееву, а потом остальным. Петровна, когда Жорка стал наливать ей в её индивидуальную рюмку, обложила Жорку матом, а Семёныч обозвал некультурным человеком. Пастухи промолчали. Потом Семёныч начал говорить прочувственную речь, но Витёк хлопнул свой стакан, не дожидаясь окончания даже предисловия, и полез руками в трёхлитровую банку с огурцами из припасов Петровны. Семёныч скомкал речь, Мишка одобрительно кивнул и последовал примеру Витька. Затем последовали остальные. Варфаламеев заметно повеселел, осмелел и тоже «сходил» за огурцом. Потом компания навалилась на курицу из хозяйства Семёныча и сало из припасов Мишки.
– Отличное сало, - оценил Сакуров и укоризненно посмотрел на Жорку: почему тот обозвал рыжего стопроцентным гандоном?
– Поправляйся, - снисходительно разрешил Мишка.
– Я пойду, - сказала Петровна, ещё раз злобно зыркнула на Жорку и засобиралась на выход из будки, где происходило застолье.
– Жорка, надо бы кобылу распрячь, - пропел Мишка.
– Сам распрягай свою кобылу, - возразил Жорка.
– Может – я? – предупредительно предложил Сакуров.
– А сумеешь? – спросил Мишка и посмотрел на Сакурова таким ясным добрым взглядом, что тому сделалось стыдно за Жоркины высказывания.
– Сумею. Я прошлый год целый месяц…
– Знаю. Иди.
– Пусть Витька распрягает, - ухмыльнулся Жорка.
– У мене плечо вывихнуто, - сообщил Витёк.
– Может, ещё по одной? – подал голос Варфаламеев. – А потом пусть кто-нибудь распрягает.
– Как тебе не стыдно, Петька! – возмутился Семёныч. – А ещё культурный человек!