Саламина

Кент Рокуэлл

Могу здесь отметить, что упорство, с каким многие датчане, отцы хороших гренландских детей (секрет происхождения которых знают все), продолжают вести себя подобно страусам, представляет любопытное психологическое явление. Люди склонны охранять погребенные тайны, даже когда скелет их давно побелел на свету на открытом воздухе или загорел и покрылся румянцем (что-то в моей аллегории неладно).

Ой, как уже поздно! Нельзя же сидеть и болтать всю ночь. Спать! Как, на этом ложе? На этом возвышающемся горой ложе? И я разостлал свой спальный мешок на таком матрасе, на каком мне не приходилось спать уже многие месяцы. Спокойной ночи!

XXXVI. ТРЕТИЙ ДЕНЬ

Мы выехали в десять: нехорошо каждый раз позволять ночи отхватывать у дня лишний час. Но это последний день. Слава богу! Мы

оба хромали от боли и смешно ковыляли за санями. Собаки устали. Мы ехали не спеша.

В нескольких милях от Увкусигсата миновали маленький поселок, огни которого вселили в нас бодрость накануне вечером: три домика из дерна на скалистом мысе. Миновали поселок; жители стояли и смотрели на нас. Мы помахали им на прощание и обогнули мыс.

День проходил без всяких событий, как бывает в дни хорошего санного пути. Снег лежал плотный, сани легко скользили; мы ехали на санях поочередно. Еще в сумерках стал виден Сатут, многочисленные огни этого процветающего поселения и высокие крыши его складских построек. Мы находились в одной или двух милях от Сатута, когда неожиданно одна из собак вышла из строя. Она просто легла или упала и осталась лежать. Сани пронеслись дальше, потащив собаку за собой. Давид остановил упряжку, начал бить животное рукояткой бича, пинками заставил встать на ноги. Собака вернулась на свое место, и мы поехали дальше. Вскоре он снова легла, вернее грохнулась, обессилев. Она лежала и терпела побои Давида. "Убейте меня, казалось, говорили ее глаза, - я не могу встать". Мы положили ее на сани; привязывать к саням не было нужды. Подъехав к дому начальника торгового пункта, мы распрягли собак и отпустили их. Собаки знали свой дом.

Иохан Ланге, беспринципный жулик, который содрал с меня по пятидесяти крон за каждую собаку, этот твердокаменный гренландский торгаш, не только один из самых хитрых и умных жителей Гренландии, белых и эскимосов, но и самый любезный и щедрый хозяин, какого только можно найти, если вы ему понравитесь. Его не было дома; уехал только час назад в Уманак. Все равно, мы вошли. Элизабет, его молодая - что считать годы?
– его очаровательная, похожая на девочку жена, была дома.

С той легкостью, с какой, по-видимому, она всю жизнь все делает - от рождения детей до оказания помощи им в уходе за их детьми, - со своей милой и добродушной манерой держаться, благодаря которой все еще казалась похожей на старшую сестру собственных детей, Элизабет приняла и накормила нас обоих. Усталость наша испарилась, ноги перестали болеть. Пришли девушки, завели граммофон; мы танцевали. Как трудно снова пускаться в путь.

Дорога была тяжелая. На протяжении всех шестнадцати миль - неровный лед, замерзшее ледяное месиво, все из выступов и кусков с острыми краями, о них мы ушибали пальцы, из-за них растягивали связки на ступнях. Хромающие, усталые люди, вымотавшиеся собаки, во тьме, в беспросветной тьме! Да что терзаться тем, что уже прошло! В десять часов мы достигли поселка, ворвались в него: собаки на последнем участке шли бегом, сани гремели, мы приосанились. Проснись, мертвый Уманак, прибыли первые сани с севера!

– Что это у вас с волосами?
– спросил мой хозяин датчанин, уставившись на меня, когда мы вышли на свет, и рассмеялся.

Мои волосы? Чем плохи мои волосы? Саламина подстригла меня вечером накануне отъезда.

"Сделай меня таким красавцем, - сказал я ей, - Чтобы девушки в Уманаке влюблялись в меня с первого взгляда".

– Что с моими волосами?
– ответил я хозяину, - не знаю. Я не смотрелся в зеркало.

– Посмотрите.

Боже! Саранча или моль, по-видимому, трудилась над моими волосами и бросила работу, не закончив ее. Замечательная женщина Саламина, способная, по-деловому распоряжающаяся всем ей принадлежащим! На следующее утро я уже был в конторе.

– Когда отправляется почта на юг?
– спросил я.

– Со дня на день, скоро, - ответили мне.

Я подал свою телеграмму. И с тем душевным спокойствием, какого достигаешь, лишь когда сделаешь все, что в твоих силах и закончишь начатое дело, я вытянул ноги, откинулся на спинку.

Мы пробыли в Уманаке четыре дня.

XXXVII. ЭСКИМОССКАЯ ЛАЙКА

Активная,

бдительная, умная, по типу близкая к чау или ненецкой лайке. Говорят, что она происходит от волка. Но от этого не осталось и следов. Может ли такое незаконнорожденное потомство размножаться? Не знаю. Как бы то ни было, каковы бы ни были отдаленные предки лайки, сейчас она гренландская собака, уже много столетий не смешивающаяся с другой породой; а столетия в жизни собак - это очень много поколений. Тем не менее здесь речь пойдет о совершенно определенной породе с более длинными ногами и с более удлиненной и заостренной мордой, чем у других. Цвета они бывают разного - белые и черные, рыжие или каштановые. Они бывают и пегими, с белыми пятнами на черной или коричневой шерсти или наоборот. Из моих собак шесть было белых и одна серая с темными полосами.

В Игдлорсуите каждый день, сидя у окна за работой, я время от времени отвлекаюсь и смотрю, как сука моего соседа Хендрика открывает сама себе дверь в дом. Наружная дверь дома навешена так, что открывается во двор, и ее щеколда или какой-то запор отодвигается, если потянуть снаружи за сыромятный ремешок. Каждый раз, как сука хочет войти в дом, - а это бывает всякий раз, как ее оттуда выгонят, - она становится на задние лапы, упирается передними в дверь, берет ремешок от запора в зубы и, крепко зажав его, опускается вниз в сторону от двери. Дверь приоткрывается. Собака отпускает ремешок, широко открывает дверь носом и входит внутрь. Дверь за собой она не прикрывает. Все собаки Хендрика умеют проделывать этот фокус, но не так ловко, как эта.

Трудно сказать, есть ли у гренландской собаки какие-либо особые данные для работы в упряжке и перевозки грузов. Она вырастает на этой работе; это одно из условий ее существования, к которому собака довольно охотно приспосабливается. Если ее еще щенком не запрягают и не заставляют кнутом возить себя жестокие маленькие мальчишки, то вскоре ее непременно ставят на настоящую работу с обученной упряжкой. А если у животного отсутствуют побуждения бежать вперед и оно не обращает внимания на то, что привязано сзади, то стимулом служат щедрые удары бича. Бича собака боится, и не без оснований.

Позвольте нам в описании такого великолепного животного, как гренландская собака, рассмотреть всю ее жизнь с тем же вниманием, какое биографы уделяют людям. Рождение, родители, ранние годы, ранние влияния все это такие же обстоятельства в жизни собаки, как и в жизни человека, которые определяют черты характера в зрелом возрасте. Возьмем к примеру одну отрицательную черту, за которую порицают нашу героиню: общее мнение давно осудило ее за свирепость. Я буду защищать ее против этого обвинения. Представьте себе собаку, лучше даже двух собак. Пусть это будут собаки Хендрика, потому что я наблюдаю за ними сейчас, когда пишу.

Передо мной две собаки Хендрика, два пятинедельных щенка. Я часто вижу, как они играют с матерью, той самой сукой, что открывает двери. Только что один из них схватил мать за хвост в тот момент, когда она поднималась по ступенькам. Собака потеряла равновесие и скатилась вниз. Но сейчас она в доме. Народ там гуманный и терпит ее. А один из щенков сидит на верхней ступеньке и посматривает вокруг.

Дверь открывается, из нее выходит мальчик Хендрика (если бы мы писали о мальчике, а не о щенке, то пришлось бы сделать оговорку относительно отцовства, но пусть остается, как сказано). Это складный, крепкий восьмилетний мальчик с золотыми серьгами в ушах, как у Хендрика. Мужественный малыш. Когда он вырастет, то будет хорошим охотником, хорошим мужем, хорошим отцом. Итак, он выходит, видит щенка. Небрежно, не вынимая рук из карманов, дает щенку ловкий пинок, от которого тот летит кувырком вниз с четырех ступенек. Не думайте, что собаке не полагается здесь сидеть или что она мешала пройти; ничего подобного. Просто мальчику захотелось дать пинок. Но щенок не обратил на это особенного внимания. Он встал на ноги и минуту спустя уже носился по двору, резвился вокруг малыша, только что лениво спустившегося со ступенек. Мальчик размахивает ногой, попадает щенку в нос, тот отлетает футов на шесть. Вот это больно! Пес скулит и убегает. "О-оо!" - зевает мальчик. Ну, теперь чем заняться?