Салат из креветок с убийством
Шрифт:
Был уже вечер, когда, не видя иного выхода, Беркович отдал распоряжение о задержании Шая Брискина по подозрению в убийстве. Парня, хныкавшего, как барышня, увели, тело Нехамы Машаль отправили в морг, актеров, осветителей, сценариста и помощника режиссера Беркович отпустил по домам, в студию явилась другая группа — время здесь было расписано на месяц вперед. Старший инспектор попросил режиссера и оператора пройти с ним в гримерную, чтобы оформить показания.
Вермеер и Кердман были мрачны и друг на друга не смотрели. Беркович предложил оператору подождать в коридоре и, пропустив в гримерную режиссера, закрыл дверь.
— Вам действительно что-то
— Запись? — недоуменно переспросил Вермеер. — А что с ней может быть? Нормальный дубль, не хуже других. Правда…
Он замолчал, и Беркович, выждав минуту, кашлянул.
— А? — встрепенулся режиссер. — Не подумайте, что я рехнулся. Просто… Ну, я не готов утверждать под присягой… Мы в это время цапались с Одедом… Но мне показалось, что статистов сегодня было больше, чем обычно.
— Как это? — удивился Беркович. — Что значит — больше?
— Ну… Семь или даже восемь. Идут и идут. Нет, я понимаю, что это нервы расшалились…
— Да, — кивнул Беркович. — Вы же сами видели ленту.
— В том-то и дело, — упавшим голосом сказал Вермеер. — Где мне подписаться?
Когда режиссер ушел, Беркович несколько минут посидел в задумчивости, а потом попросил оператора войти.
— Скажите, — обратился он к Кердману, — прошлые дубли у вас записаны на другой кассете?
— Конечно, — кивнул тот. — Каждый день — новая кассета. Так удобнее монтировать.
— А та запись, что вы нам показали, когда была смонтирована? Вчера, я полагаю?
— Не понимаю, о чем вы? — спросил Кердман внезапно севшим голосом.
— Кассету с сегодняшним дублем вы вряд ли успели уничтожить, — продолжал рассуждать Беркович. — У вас не было времени. Вы могли ее только спрятать, чтобы потом забрать, вынести и размагнитить. По идее, она сейчас должна лежать в вашей сумке. В той, что вы поставили у ноги. Подайте, пожалуйста…
Кердман, как загипнотизированный, потянулся к сумке, потом вскочил и бросился к выходу. В двери он столкнулся с Хутиэли и едва не упал.
— Все в порядке, — сказал Беркович. — Это убийца.
— Если бы не Вермеер, все сошло бы ему с рук, — говорил старший инспектор час спустя, когда они уединились в кабинете Хутиэли. — Кердман был любовником девушки год назад, а потом появился Брискин. Оператор задумал покончить с обоими. Выбрал среди дублей тот, где Нехама дергалась в тот момент, когда мимо нее проходил Шай, подмонтировал к началу титр о седьмом дубле, который должен был сниматься сегодня — скорее всего, сам и держал хлопушку перед камерой. А сегодня воспользовался тем, что в студии темно и не видно ничего из того, что происходит за пределами ярко освещенной площадки. Нацепил маску с балахоном, благо артисты, пройдя мимо Нехамы, сбрасывали это тряпье в углу студии, чтобы подготовиться к последующему появлению уже в роли победителей инфляции. Он оставил камеру на полминуты, прошел мимо девушки, изображая статиста, и убил ее ударом стилета. Бросил балахон в общую кучу и вернулся к камере как раз в тот момент, когда дали свет и началась общая пляска. Никто на него внимания не обращал, и он спокойно заменил кассету. Сегодняшнюю спрятал в сумку и, если бы я позволил ему уйти, наверняка размагнитил бы на первом же видеомагнитофоне. Если бы не интуиция Вермеера, на оператора никто бы не подумал, а на кассете осталось бы косвенное доказательство вины Брискина.
— Маловато для суда, — заметил Хутиэли.
— Не уверен, — возразил
— Наташа, — сказал Беркович. — Мне нравится такая литература, тебе — нет, разве это причина для того, чтобы нервничать?
— Конечно! — воскликнула Наташа и бросила на стол книгу, купленную мужем. — Я видеть не могу эти страшные оскаленные морды на обложках. У этих книг отрицательная энергетика, они на тебя плохо влияют, разве ты этого сам не замечаешь?
— По-моему, — рассудительно сказал Беркович, — книги о вампирах влияют на меня положительно. Прочитав один-два рассказа, я прекрасно засыпаю. Конечно, Брэм Стокер писал об этой нечисти лучше, чем современные авторы…
— Лучше? — пожала плечами Наташа. — Из человека выпускают кровь, как можно писать об этом лучше или хуже?
— Писать можно обо всем, разве нет? Важно — как. Зильбер, говорят, писал хорошо, хотя я, например, придерживаюсь иного мнения. Но это уже вопрос вкуса.
— Зильбер? — удивилась Наташа внезапной перемене темы. — Какой Зильбер?
— Замечательный писатель, автор исторических романов с криминальным сюжетом.
— Первый раз слышу это имя, — сказала Наташа.
— Естественно, — кивнул Беркович. — Он выпустил всего одну книгу в середине семидесятых годов. Роман назывался “Крестоносцы” — сюжет ясен из названия. Был успех, продали около десяти тысяч экземпляров, собирались сделать перевод с иврита на английский, но… Автор запретил не только переводить роман, но даже делать второе издание. Видимо, немного свихнулся, во всяком случае, так считали родственники. Мог хорошо заработать, но не захотел. Впрочем, у него был другой источник дохода — он был химиком, создавал новые духи и делал это замечательно. “Лунный свет”, к примеру, и “Звезда” получили высшие призы на международных конкурсах.
— Так ты о том Зильбере говоришь? — сказала Наташа. — Известная личность, хотя духи его не в моем вкусе.
— Он хорошо зарабатывал, — продолжал Беркович, — Литература для Зильбера была хобби и не более того. Умер он на прошлой неделе, и в его архиве нашли распечатки рукописей двенадцати неизданных романов. Домочадцы утверждают, что романы великолепны. Это Сенкевич и Фейхтвангер в одном лице.
— Ну, ты преувеличиваешь… — протянула Наташа.
— Марик Дашевский, филолог из Тель-Авивского университета, с родственниками согласен. Во всяком случае, теперь рукописи будут изданы, все ожидают большого успеха, особенно Игаль Зильбер, племянник покойного. Дело в том, что по завещанию права на рукописи отходят именно к этому молодому человеку. И запрет на публикацию снимается, согласно тому же завещанию, после смерти автора.
— Первый раз слышу о писателе, не желавшем прижизненной славы.
— Меня это тоже поразило, но мне объяснили. Видишь ли, он считал писательство игрой, а создание духов — делом жизни. Известности ему хватало, он считал, что слава писателя только повредит его славе парфюмера.
— А почему ты это рассказываешь? — с подозрением спросила Наташа. — Со смертью Зильбера что-то нечисто?
— Умер он в результате несчастного случая. Споткнулся, спускаясь по лестнице, — у Зильбера вилла в Нетании, два этажа, довольно крутые ступени. Он покатился и проломил голову о каменную вазу, стоявшую внизу. Мгновенная смерть. Дело было ночью, грохота от падения никто не слышал, все спали. Тело обнаружили утром.