Сам

Воронов Николай Павлович

— Предполагается.

Пошутил благодушным тоном Болт Бух Грей.

— Предполагается, если кто-то кается…

Не стала Фэйхоа применяться к оберегающей невозмутимости властителя, зато деликатно повела мысль об изумительной способности художников запечатлевать обычные вещи. Так что они воспринимаются как чудо. Они, нет сомнения, помнят «Мадонну Литту» Леонардо да Винчи?

Священный автократ воодушевился, как студент-всезнайка:

— Мадонна держит младенца. Она в профиль к зрителю. Два итальянских окна, типичных для эпохи Возрождения. За окнами в синеве пейзаж с горами.

— Каким образом мадонна держит младенца?

— Ладонями. Ладонь под попой, ладонь под спиной.

— Поверх пальцев мадонны и между ее ладонями и тельцем младенца что-нибудь заметили?

— Что можно было заметить? Э… Держит трогательно.

— На руках мадонны Литты золотая сетка, из-за чего поверхность ее ладоней не прикасается к младенцу. Когда впервые я заметила, каким образомона держит младенца, догадалась о неведомом никому, кроме Леонадро да Винчи, прозрении в мир материнства. Для мадонны Литты ее младенец настолько чистое создание, что она не смеет притрагиваться к нему голыми руками, а только золотой сеткой.

— Тонкостью своих наблюдений вы всегда меня потрясаете, безответно любимая

Фэйхоа. Для Курнопая вы посвятительница, для меня просветительница. Выражаю вам признательность душевную. О, вы кое о чем не подозреваете. В ваше отсутствие я установил Праздник Карнавалов. Революции обеспечивают народ хлебом и трудом, но они, как правило, напрочь забывают о третьем требовании восставших — о зрелищах. Я осуществлю требование зрелищ, не помышляя о прибылях. Настоящая революция, согласно моей теории революций, не преследует целей государственной наживы. Богатство общественное суть не тождественно наживе государства. Я установил Праздник Карнавалов о пять дней, с шиком провел. Готовились к нему все от мала до велика. Общий вклад. Так готовятся отразить нашествие злейших врагов. Веселость, энтузиазм массовый к артистической выдумке не должны были остывать. Я направлял празднество. Доволен преособенно цыганами. Не отнимешь у цыган природного артистизма. И не надо отнимать. Надо поставить их артистизм на службу державе и народу. Я не к этому. Я к тому, что на пять дней смешался с народом, был с ним в обнимку и наповал! Встреча с цыганкой. Карга. Где коренные зубы, там золото, потом прогалы, и два уцелевших, ее собственных резца, несколько вперед торчат. Вздумалось погадать у нее. Не то чтоб верю, и не то чтоб не верю. Исходил из идеи, что древним народам дано особое предназначение: сицилийцам — промышлять на хищничестве сверхотпетых хищников, французам — одаривать свежими школами живопись и философию, русским — возбуждать освободительные движения, неграм — завихривать музыкальными ритмами человечество, дабы оно до потрохов ощущало животность, индийцам — подавать пример терпимости и ненасилия, евреям — прогнозировать судьбы мира, ну, а цыганам — культивировать магию проникновения в отдельно взятую человеческую судьбу на все три временных субстанции. Опровергать опыт такой длительности можно только по невежеству, хотя, разумеется, существует опыт земных ошибок в тысячелетиях, к примеру, разрешение всех и всяческих конфликтов силой оружия. Карга выдала мне судьбу во всех трех субстанциях Времени. Я растоптал бы свое сердце, если бы не набрался воли на откровенность исключительно доверительного рода. Я не переоцениваю, Фэй, твоих оккультных познаний, но я не однажды убеждался в твоей мудрости пифии, отсюда надежда, что ты выскажешься по поводу гадания цыганки без тени лукавства, не пробуя обложить мою душу пухом. Лжебережливости не признаю. Что карга сказала, когда узнала, что я родился четырнадцатого ноября? «Человек входит на этот свет через тридцать шесть ворот. Мы, цыгане, так считаем. Ты родился под зодиакальным знаком Скорпиона. Ты вошел в третьи ворота Скорпиона. Родители были рады твоему рождению. Кто не возрадуется, ответь, когда мордашка сынка улыбается папе и маме, птичке, цветочку. Красный волк в лунную ночь встал лапами на окно, ты и ему улыбнулся. Обманывать не стану. Подтверждаешь! Твой отец сердился на твою улыбку мужчинам. Не совсем приветливо ты улыбался. Женщинам улыбался, и руки протягивал, и смеялся. Отец говорил: «Он смеется, как бубенчики на цыганском бубне, когда к нам заходит бабье». Добрый крестьянин берет хороший урожай с полей, с табунов, с деревьев, с ульев, с буйволицы, благоверной жены, позже с детей, понятно, иносказательно. Не соблазн, не сладострастие крестьянин снимает с лона жены — урожай детворы. Правильно говорю. Цыганки смотрят в колодец правды. Прилежно ты учился. Ладил с мальчишками. Располагал к дружбе. Скрывал от мальчишек свои встречи. Трудно научиться таинственно жить. Цыгане научились. Ты научился. От девчонок. Женщина девчонкой осторожней гиены, хитрей лисы. Уклад и нрав крестьян строги. Опричь души строгость тебе была. Тебе нужно было много девчонок. Встречайся с одной, втайне. Попадешься на глаза ее родителей вместе с ней — высекут на площади. Ты вырвался в город. Месть и цель — путь к свободе. Подростки опасный народец. Слишком опасны подростки военных школ. Птенец-стервятник. Крылья пока не отросли, сила не накопилась. Здесь и одной девчонки у тебя не было. Тебя бесило затворничество. Ты нашептывал приятелям: «Военная школа — не монастырь. Преступники, кто упек нас за колючую проволоку: к девчонкам нет доступа. Мужская основа уродуется. Месть за порчу. Да здравствует половая свобода!» Э, сердишься. По-другому говорилось, правде не в ущерб. То осталось за горами. Ты спустился в долину изобилия. Ты изощрился в ловкости командовать. Легко вкрадываешься в доверие. Красноречие помогает соблазнять. Не без помощи обмана. От своих ошибок ты страдаешь, как святой. У тебя способности иллюзиониста. Ум и обман зрения используешь для извращения ума и для искажения зрения. Ты ценишь искренние чувства, но не подозреваешь, что принимаешь чужую неискренность за искренность, как они твою искренность за неискренность. Ты путаешься, пугаешься, временами сам не отличаешь, когда ты искренний, когда нет. Тебя поглощает самоудовлетворение. Высказываешься о беде — лицо самодовольно. За самодовольством забываешь, довольны ли партнеры и партнерши по делам и страстям. Тебе примстилось — в трудах и сладострастии у тебя большой успех. Постой, ловкий сладострастник! Обманчив успех, ибо в нем опасность, точно в яйце императорской кобры. Зачем тебе, красавец, спасать врагов, предавать гонениям сподвижников? Таково гадание цыганки. Детство? Чумел слушая. Знание сверхъестественное. В результате дилемма: присягнуть суеверию либо покончить с собой. Выдерживать невыносимо чье-то знание о тебе и о том в тебе, в чем ты не смел себе признаться. Чушь имеется. Я не сладострастник. Почитатель женский. Почитаю прежде всего материнство. Причинная связь между моей жаждой отцовства и желанием улучшения генофонда страны установилась не от меня туда, оттуда ко мне. Самоудовлетворение? Дабы удовлетворить кого-то сполна, взахлест, невозможно без бешеного стремления к самоудовлетворению. Это и есть страсть. На страсть — ответное буйство, на вялость — анемичность. Третьего не дано. Вот паду жертвой добротолюбия и всепрощения, так будут плакать навзрыд миллионы женщин, девушек, девчонок. В настоящий момент мне пришло на ум, что при гадании нам мы сами же с помощью чувств и по эмоциональности рассудка ткем иллюзию справедливости гадания.

13

Фэйхоа все еще не уяснила, зачем сюда явился Болт Бух Грей, и продолжала тревожиться о том, кем и где они скоро будут в Самии, вдумываясь в то, о чем рассказывал он, и не находила безопасных ответов. Не было у нее убеждения, что

все это — и про домового, и о гадалке — не выдумка. Проверить их с Курнопаем отношение к себе лоб в лоб. Здесь скрыт обезоруживающий ход. Не спрячешься, как на очной ставке, за уклончивостью, даже если попробуешь мило отшутиться — не достигнешь ничего, кроме опалы. Развенчивание гадания, неожиданно проделанное им, подействовало на Фэйхоа обнадеживающе весело: он и домового сведет к творению воображения. Мгновение спустя ей прибрезжился в этом подвох. Усыпляет сознание, тем более что на самом деле глубинное давление утяжеляет мысль.

— Чем плохо положение предержащей особы? Наводишь себя на ответы комфортные, расфешенебельные! Гадание-то я свел к чему? Хоп — головню в воду — и только паром пыхнуло, а жглась, горела. Ну, Фэй, кудесница, выручай.

Отчаивалась — и вдруг осенило.

— Ответ отыщется через возврат к религиям.

— Державная религия в действии.

— Верните страну к религиям духа.

— Христианство изживает себя войнами между вероисповеданиями, сектами. В странах классического христианства оно для проформы: Испания — храмы пустоваты, Франция — тоже, в Польше разве что католицизм в зените. Между исламитами войны.

— Религией духа вы сможете выверить и домового, и гадание.

— Новую религию народ не отринул. Благодарю, Фэй. Теперь Курнопай.

— Я, наверно, скажу крамолу: САМ — явление духа. Так, священный автократ?

— Вне всяких сомнений.

— А жизнь в стране самая что ни на есть бездуховная.

Болт Бух Грей аж взвился с места, и пальцы его правой руки расщелкнули кобуру термонагана. Однако он быстро сел, возмущаясь тем, что даже в пору любви, когда и для мужчины нет счастья выше чем чувство, Курнопай не дорожит судьбой и что тут не крамола, тут такое смывание державы, после чего, как после цунами, голая нежить.

Догадываться о том, что ум и сердце Болт Бух Грея, укрепившего свою власть, очутились в зоне, недосягаемой для другого ума и сердца, и все-таки надеяться на справедливое понимание, не внутренняя ли это слепота? Неужели устранение опасности не очистительно для натуры, которую чуть не погубила бесконтрольная самоуверенность? Ну, пусть получит хотя бы за то, что слушает только себя.

— Какой там дух, какие там религии, если они подменены заботой о производстве продукции, о сверхдоходах и капиталах, о наслажденчестве для элиты, о вознаграждении народа существованием, где скудость преподносится как роскошь, а насильственная жертвенность как долг.

— Непрезентабельно. И вы к невежеству карги присоединились, сэр Курнопай. Тогда как ваша просвещенная жена владеет действительным представлением о моем правлении. Кстати, ее взгляд на высшую власть как на рабство точен. Вульгарный экономизм вкупе с экстремистским критицизмом привел вас к тому, что вы не у дел. Ради Фэйхоа не порываю с вами. Фэй, вам признателен. Приложитесь. Вы, Курнопай, нет. Уплывайте сейчас же. Возвратитесь в столицу, когда Фэйхоа понесет.

14

Как прибыл, так и удалился Болт Бух Грей конспиративно. Встречу с ним Фэйхоа и Курнопай не обсуждали. Курнопаю думалось, что он чем-то прогневил САМОГО, чему Болт Бух Грей во время приема у НЕГО, вероятно, поддакнул да и оплелего намеками, подавая события, едва не обернувшиеся для страны гражданской войной, как результат его сопротивления антисониновой политике, сексрелигиозному посвятительству и воинскому долгу.

Курнопай было подумал оправдать себя перед САМИМ («Не без ТВОЕГО ведома действовал, а ТЫ вовремя меня не одернул»), но по-обычному начал медлить и рассудил, что слишком запанибрата проламывалсяк НЕМУ с личным, а ведь ОН — инстанция для общего. Теперь же, когда Самия совершила переворот, тем более кощунственно было бы лезть к НЕМУ со своим. Опрокудиться можно, если вдруг ОН спросит его мнение о Болт Бух Грее. Какие слова он скажет? Одобрительные? Пожалуй, хотя и через силу. А в чувствах-то что? Неприемлемость. На подкорку не сошлешься: так-де в ней определяется. И выйдешь перед ЕГО лицом не только завистливым интуитивистом, но и злопыхателем без программы. Не скажешь ЕМУ, что справедливость — моя программа. Тут ОН и врежет тебе: «Все прокламируют справедливость, но при удобном случае сползают к произволу». На это, положим, он смог бы возразить: «Бэ Бэ Гэ правитель, у которого общее вторично, а личное первично…» ОН и здесь срежет его: «Общее осуществляет себя через личное».

Фэйхоа не могла не помалкивать потому, что за Курнопаем была правота невознагражденного человека, отправленного в красивую ссылку. Вполне вероятно, Фэйхоа стала бы подводить итог их встрече с Болт Бух Греем, если бы не боялась вылепить Курнопаю, что нельзя пускаться в откровенность с правителем, которому под любым соусомне терпится вымогать у собеседника хвалу, пусть она даже лукава. Осторожничая не ради себя — чтоб уберечь Курнопая от разочарования — оно вконец подорвало бы его, — она все охотней склонялась не без отрады к перемене судьбы. В питомнике гарема, в Сержантитете и среди его обслуги низовая жизнь представлялась мелкой, отмеченной бледной немочью тела и бескультурьем, чуть ли не крушением желаний. Она соглашалась, распространяя это на существование бессонных роботов, какое испытала самолично. Однако, судя по воспоминаниям Каски с товарками о семейном укладе в досержантскую эпоху, у них в супружестве было достаточно любви, возможностей для удовольствий и развития. Проникновенные запечатлелись ей разговоры о материнстве, которые вели женщины в минуты просветов перед очередным уколом антисонина, отчего в ее сердце копилось неприемлемое впечатление, будто источником всезаменяющего, для кого-то небесного счастья являлись для них не мужчины, а дети. Некоторые штамповщицы, когда замечали удивление в глазах Фэйхоа, уверяли ее в том, что удовольствие от детей и сравнивать-то ни с какой другой усладой нельзя. От мужиков, от молитвенных торжеств в соборе, от праздников, от кино, от лакомств — наслаждения пролетные: скользнули, и нету. От детей удовольствие аж ни на часик не прекращается, уснешь, намаявшись за день, и во сне-то в душе словно ангельское пение. Лишь теперь начинала преодолевать Фэйхоа влияние этиков, историков, сексологов, еженедельно навещавших с учебными целями воспитанниц питомника. Они внушали им, что в основе всемирных человеческих отношений, как локально-частных, так общественно-социальных, лежит фрейдистская психоструктура. Она всеосновна, всеценна, всеохватна. Ни в чем и ни в ком нет причинности, не зависящей от сексуального чувства. Вершиной сексуального самозабвения в немыслящей среде считалось совокупление богомолов. Самец знал, что после доставленных им самке удовольствий она съест его, и тем не менее не уклонялся от полового рвения, и это, кстати, не мешало ему испытывать равноподобные с нею удовольствия. Самка знала, что, закусив самцом, лишит себя грядущих страстей, и все-таки всласть пожирала самца, мужской знак которого продолжал находиться в глубине ее женского знака.