Сама себе фея
Шрифт:
— Нет, хуже ты не сделаешь. Если бы ты не могла справиться, Ветер просто не доверил бы тебе это знание. Но если ты боишься, то не спеши. Возможно, родится еще какая-нибудь идея.
— Нет, Тернис, я должна. Иначе мне будет стыдно — не перед тобой, не перед командой… перед той девочкой. Знаешь, это война. И на этой войне она — оружие… и она же — первая жертва. Если я не попытаюсь ее спасти, я потом жить не смогу.
Решение было принято. Страх… никуда не делся. Теперь Викис требовалось побыть одной, чтобы окончательно прийти в согласие с самой собой, настроиться на работу, которая ждала ее ночью. Не трястись
Девушка осторожно вынула свою ладонь из руки Терниса, чуть кривовато улыбнулась ребятам и вышла. Последовать за ней никто не решился — она оставалась один на один со своей войной.
День она провела в своей комнате — дремала, немножко читала и просто валялась на постели, бездумно пялясь в потолок. На обед идти отказалась, и пожилая служанка принесла ей еду в комнату. Мелькнула мысль поделиться своими тревогами с Керкисом, но потом вдруг показалось, что это тоже будет лишним, понесет за собой потерю концентрации и сил, накопленных за день.
За ужином сказала ребятам, что останется на ночь в саду: она боялась, что в комнате, на мягкой постели, просто заснет — и ничего не получится. Да и с ветром встречаться привычнее было за пределами стен.
— Одна не ходи, — предостерег Тернис.
— Мы выйдем с ней, — почти хором произнесли лесные, — нам тоже… стоит проветриться.
И Викис слегка отстраненно подумала, что трудно им, наверно, приходится после вольных лесов годами жить в городах… да пусть даже и в школе. И что лучше 'оборотней' никто не сможет охранять ее покой этой ночью — они чуткие, поймут, когда требуется помощь, а когда лучше не тревожить.
А после ужина время тянулась невообразимо медленно. В конце концов Викис поддалась собственному лихорадочному нетерпению, накинула куртку и вышла в сад еще в сумерках, не дожидаясь полной темноты.
Стоило ей опуститься на скамейку под кривой яблоней, рядом очутились и лесные.
— Не беспокойся, — улыбнулся Рон, — мы просто будем неподалеку. Мешать не станем.
— Я и не беспокоюсь. Наоборот, рада, что со мной именно вы.
Парни ответили легкими кивками и растворились в тени деревьев, словно их и не было.
Викис призвала ветер, открылась ему полностью, показав свое возмущение грязной ложью, страх перед последствиями, к которым она может привести, боль за маленькую девочку, запертую в комнате без окон наедине с артефактом и своей жадной до власти матерью. Без окон — этого она не видела, просто так ощущала. Место, где нет ветра и даже не хватает воздуха для дыхания.
Ветер утешил, успокоил: мы справимся. Ветер придал сил. А потом выбросил прямо в поток той лжи, что изливалась через 'глас короля' на Ирегайю. Сначала Викис растерялась, хотя до этого весь день продумывала, прокручивала в голове, как и что будет делать, когда окажется на пути этого потока. Вот только никто не предупредил ее, что она не преградит потоку путь, а сама окажется внутри него, и ложь поползет через ее сознание, цепляясь своими мерзкими щупальцами, заражая, отравляя. Кто бы мог предугадать, что она испугается Терниса? Что будет с отвращением взирать на кровь, которой испачканы его руки, неосознанно пятиться и мучительно пытаться справиться с собой, отвергнуть чужое —
Путь к себе дался не просто — она по крупицам собирала веру — в себя, в Терниса, в друзей, в то, что они делают нужное дело. И только поверив, она смогла вмешаться, изменить информацию в потоке. До ужаса примитивно, с заменой плюса на минус и наоборот, но на большее ее фантазии не хватило. Она просто показывала Терниса, каким сама его знала, вспоминала его слова, его взгляд… картинку вытащила из памяти, как он магов от виверны спасал… и показывала вдовствующую королеву — такую, какой видела ее за спиной дочери — недобрую, торжествующую. И девочку показала, бледную до синевы, с тяжелой женской рукой на хрупком плечике. Но так, что любому было ясно, кто эта девочка, чем занимается и чья рука давит на ребенка, вынуждая делать злое, ненужное, нездоровое.
А потом поток прекратился, и Викис успела сделать несколько глубоких вздохов, прежде чем ее швырнуло прямо в болезненные кошмары маленькой принцессы. Пришлось шагнуть к девочке, встать рядом с ней, чтобы плечом к плечу сражаться с чудовищем, принявшим образ старшего брата. Мало было просто одержать победу — она уйдет, а монстр вернется, если не сегодня, то следующей ночью. Сорвать маску и показать, кто здесь чудовище на самом деле? А будет ли ребенку легче, если врагом окажется мать, а не брат? Не расшатает ли это окончательно детский разум?
Здесь, сейчас Викис была куда взрослее себя настоящей. Она по-прежнему боялась ошибиться, но ужас мечущегося в кошмаре ребенка заставил ее быть сильнее и решительнее. Она сорвала маску — чтобы девочка увидела лицо, лишенное определенных черт, чуть размытое, почти не настоящее.
— Смотри, — шепнула ей Викис, — это не он. Это кто-то притворился им, чтобы напугать тебя и запутать.
Принцесса подняла на нее печальные глаза:
— Это он. Он может быть разным, но это всегда он. Мама так говорила.
— А если мама ошиблась?
— У тебя лицо светится, — сказала вдруг девочка, — ты не врешь.
Викис даже опешила — светящегося лика не было в том облике, который она себе представляла. Ветер играется? Не иначе.
— Но ты тоже можешь ошибаться, — упрямо закончила принцесса.
— Всякий может ошибаться, — улыбнулась ей Викис, — но ты все-таки подумай. Ты ведь помнишь брата? Он таким не был, правда?
Дальше давить на ребенка не было смысла, и Викис просто сменила ей сновидение: вместо запутанных лабиринтов дворцовых коридоров, где за каждым углом могла поджидать опасность, — лес, луг, речка, звенящий хор насекомых, мягкий солнечный свет, ощущение покоя.
Она незримо оставалась с принцессой до утра, опасаясь, что подсознание ребенка в любой момент может вытолкнуть в мирное пространство сна одного из своих монстров. Но нет, обошлось.
А сама Викис очнулась на садовой скамейке, продрогшая от рассветной прохлады, с затекшими от неудобной позы руками и ногами и со слезами на глазах. Тут же рядом материализовались лесные, уловив ее пробуждение. Мирт улыбнулся сочувственно, разглядев ее жалкое состояние, и подхватил на руки, а на пороге дома уже встречал Тернис. Он принял ее, беспомощную, из рук лесного, и она наконец позволила себе расклеиться — уткнулась ему в грудь, всхлипывая и бормоча едва слышно: