Самарянка
Шрифт:
Мишка обнял своего друга, стараясь успокоить его:
– Вот и пусть слышат. Конец света ведь, а не конец фильма по телеку. Пусть все люди подготовятся к этому событию. Зачем молчать?
Андрейка всхлипнул:
– Этого всем людям нельзя знать. Я только вам, по большому секрету… Чтобы вы тоже… Вместе с нами…
– Что я тоже вместе с вами? Кормчему вашему поверил?
– Не надо смеяться.., – снова всхлипнул Андрейка. – Я хочу, чтобы вы тоже спаслись вместе с нами…
– И где я спасусь вместе
– Нет, не там… Но это такая тайна… Такая, что…
– – Что даже мне, твоему лучшему другу-десантнику, нельзя открыть?
Андрейка обнял Мишку.
– Моя мама вас любит…
Мишка перестал смеяться и серьезно посмотрел на своего маленького друга.
– Это и есть твоя тайна? В таком случае я открою тебе свою тайну: я тоже люблю твою маму. И тебя люблю. Вы мне очень дороги. И запомни: я никому не дам вас в обиду.
Мальчонка взглянул на Мишку полными слез глазами:
– Тогда почему вы не хотите стать моим папой?.. Почему нам не жить вместе? Там… Или здесь… Я на все согласен, лишь бы вместе: вы, мама и я…
– И ваш Кормчий, – хохотнул Мишка, но тут же перешел на серьезный тон:
– Видишь ли… Вы мне очень дороги и я люблю твою маму. Но люблю… Как тебе все объяснить? Любить можно по-разному… Ты еще слишком мал, чтобы понять это. Но знай, что я вас очень люблю: тебя и твою маму.
Они оба замолчали.
– Так что там насчет конца света? – решил перебить молчание Мишка, почувствовав в голосе мальчишки неподдельную тревогу. – Пора сухари сушить?
– Не надо смеяться… Я ж серьезно… Только вам. Если наши узнают, что я… То мне Кормчий…
– Что вы все со своим Корчим, как с писаной торбой? – не сдержался Мишка.
– Нашли себе авторитет.
– Он не авторитет, – прошептал Андрейка.
– Тогда кто? И зачем вы его за пахана держите?
– Он – святой.., – выдохнул мальчонка.
Мишка снова расхохотался, на что Андрейка обиженно посмотрел на него и отодвинулся.
– Ладно, ладно, – Мишка обнял мальчонку. – Святой так святой. Что он там еще о конце света напророчил? Когда ждать-то этого конца? Говоришь, скоро?
– То не я говорю, а Кормчий. Он все знает. Ему все открыто. Совсем скоро будет конец всему… Мы уже готовы, а другим знать необязательно. Они и так погибли давно. Кормчий сказал…
Мишка не стал переубеждать упрямого друга.
– А чего тогда врешь? – пробурчал он.
– Я не вру, – всхлипнул Андрейка. – Честное слово, не вру. Кормчий сказал, что совсем скоро… Надо быть готовыми.
– Да не о том я, – улыбнулся Мишка, глядя на доверчивость мальца. – Разве не врешь, когда говоришь, что хочешь, чтобы мы были вместе: ты, я, твоя мама?
– Конечно, не вру. Не вру! Вместе конец
– Опять двадцать пять, – махнул рукой Мишка. – Я ему про Фому, а он про Ерёму. Ладно, давай дальше. Говоришь, ваши уже готовы к светопреставлению, то есть концу света?
– Готовы, – успокоившись, прошептал Андрейка. – Уже все снесли: и крупы, и хлеб, и бензин в канистрах…
Мишке снова захотелось расхохотаться, но он вдруг вскочил с кровати и стал трясти Андрейка за плечи:
– Бензин? В канистрах?! Куда они снесли?! Говори! Признавайся!
Мальчонка от неожиданности испугался и захныкал:
– Я же сказал: туда, куда и все остальное – одежду, хлеб, крупы разные, свечки…
Мишка вовсе обомлел от осенившей его догадки:
– Ты хочешь сказать – в пещеры?..
Андрейка стал белее стенки:
– Я ничего не сказал… Если они узнают… Если Кормчий… Если…
Он весь затрясся и заплакал. Мишка обнял его и ласково поцеловал в голову.
– Успокойся, солдатик! Никаких «если». Я тебя с мамой никому не дам в обиду. Никому! Даже Кормчему вашему. Успокойся…
То, о чем рассказал Андрейка, не давало покоя Мишке. Со своими сомнениями и предчувствием какой-то неотвратимо надвигавшейся со стороны «погорельцев» беды он пришел к отцу Виталию, но его рассказ не впечатлил батюшку.
– Ну-ка, праведник, читай, что тут написано, – подал он Мишке развернутый молитвослов.
– «Даждь ми зрети моя прегрешения и не осуждати брата моего», – вслух прочитал тот.
– Уразумел или нет? На себя смотреть надо. На себя! А те, на кого ты так косо смотришь, – святой жизни.
– Особенно один, самый главный среди них, – пробурчал Мишка и пошел от отца Виталия, не переставая думать о том, что так взволновало Андрейку.
В милицию он и не думал обращаться: там хорошо знали, каким драчуном и задирой Мишка был в прошлом, а теперь, узнав о неожиданной для всех перемене в его жизни, смотрели на него без всякого интереса.
… Было далеко за полночь, когда Мишка проснулся от стука в окно комнатки, где он спал. Одернув занавеску, сразу увидел перепуганное заплаканное лицо Андрейки: тот отчаянно махал ему рукой, зовя на улицу. Ничего не понимая спросонья, Мишка механически надел брюки, накинул куртку и выскочил в сени, отпирая двери. Следом выскочила испуганная мать.
– Что случилось? – в испуге шептала она, помогая сыну со старым ржавым замком.
Открыв дверь, Мишка впустил мальчонку и сразу провел к себе в комнату. Тот по-прежнему не мог проронить ни слова, а лишь задыхался от долгого бега и махал рукой, снова зовя на улицу. Дав ему несколько секунд отдышаться, Мишка по-мужски взял его за плечи и посмотрел прямо в глаза: