Самарянка
Шрифт:
– Она у меня одна, ни в чем отказа не знает, хотя и неизбалованна, – ласково погладил ее Джабар. – Но оставлять одну?.. Тут?.. Удобно ли?
– И нам, и ей очень удобно. И спокойно. Поверьте, любезный. У нас даже гостевая комната для посетителей есть. Простите, что, быть может, это не то, к чему привыкли такие большие люди, но все необходимое для жилья есть.
– Может, охрану вам оставить? У меня такие орлы, что…
– И охрана у нас есть, – улыбнулся старец. – Не хуже вашей, между прочим. Даже понадежнее будет. Помните, была раньше такая песня про летчиков: «Мне сверху видно все, ты так и знай»?
Девушка шла в свой домик, служивший маленьким приютом для гостей, в сопровождении Мишки.
– Как тебя зовут, красавица?
– Дарина, – тихо ответила она, не поднимая глаз.
– В смысле Дарья?
– Нет, в смысле Дарина, – так же тихо повторила девушка. – А отца моего Джабаром зовут.
«Ну и дела», – подумал он, провожая девушку до двери.
На обратном пути он встретился с отцом Платоном.
– Видал, какие господа нас посетили? – он весело хлопнул Мишку по плечу. – Это тебе не ходоки к Ленину.
Мишка удивленно посмотрел на архимандрита.
– Чего вытаращился? – отец Платон снова хлопнул Мишку. – Ты хоть знаешь, что это за люди были? Сам уважаемый Джабар! Хозяин заводов, газет, пароходов! А также нефтяных скважин на Востоке, в Скандинавии, Каспии. Миллионами ворачает. Мил-ли-о-нам-ми! Потому что не простой смертный, а олигарх. О–ли–гарх! Понимаешь?
– И что с того? У них тоже беды случаются. Люди ведь, хоть и миллионеры.
– Ну ды, – хохотнул архимандрит. – Богатые тоже плачут! Был такой фильм. «Мыльный» сериальчик. Нам бы их беды!
– У каждого свои, – Мишке не нравился этот тон.
– И то верно, – отец Платон поежился от холода. – Лишь бы побольше «отстегнули» от своих щедрот. У нас дырок много, а у них «бабок», – он показал выразительный жест пальцами перед лицом Мишки. – Интересно, много они кинули «зелени» нашему старчику?
– Да ничего они не кинули, – Мишке хотелось побыстрее закончить этот неприятный разговор. – Девчонку тут свою оставили пожить. Она дочка того самого Джабара.
Архимандрит всплеснул руками:
– Батюшки святы! Оставили? У нас?! Ну, теперь точно папаша раскошелится. Видать, беда и впрямь приключилась, коль сам великий Джабар на поклон пришел.
От нескрываемого удовольствия он потер руки и поспешил к себе в теплую келью, на ходу вынимая стильный мобильник и вызывая кого-то на связь.
12. ЗАХВАТ
Быстро сгущались сумерки. Холодный осенний дождь, зарядив с самого утра, не переставал целый день, загнав в домики и под крыши все живое, что было в скиту и вокруг него. Не было слышно ни птиц, ни зверей. И лишь Врфоломей уже в который раз за этот день стоял посреди дворика, совершенно босой, в одной рубашке, и, глядя куда-то поверх вековых деревьев, нараспев тянул лишь одному ему понятную фразу:
– Ой, жара грядет, жара! Ой, жара грядет, жара…
Мишка в который раз пытался затащить его к себе в домик, где было тепло и уютно. Но, посидев немного и пообсохнув, Варфоломей снова выходил на средину двора и тянул, тянул странную фразу о какой-то жаре, никак не лепившейся к опустившейся на землю промозглой сырости и холоду.
– Беду, что ль, кличет на нашу голову? – буркнул отец Платон, видя, как Мишка, укрыв своего друга старым тулупом, тащил
Скит совершенно растворился в сумерках. Дарина сидела в кельи отца Иоанна и при свете одной–единственной свечи о чем-то тихо беседовала с ним. Варфоломей сидел у печи, уставившись на пляшущий в середине огонь, совсем промокший, замерзший от холода, не переставая дрожащим голосом твердить одно и то же:
– Ой, жара грядет, жара…
«Когда же ты, наконец, угомонишься?», – думал Мишка, тщетно пытаясь уснуть и ворочаясь с боку на бок. Наконец, под монотонный распев Варфоломея Мишка стал медленно погружаться в сон. Тепло, шедшее от печки, накрывало его приятными волнами, а бесконечное бормотание чудака про какую-то жару превращалось в подобие тихой песни, вытеснявшей из его сознания остатки мыслей и воспоминаний. Под это монотонное пение и бормотание он постепенно заснул.
Когда Мишка открыл глаза, Варфоломея рядом уже не было. Это мало удивило Мишку.
«Наверное, опять свои арии распевает», – подумал он, собираясь подняться и пойти снова забрать со двора своего промокшего и продрогшего друга. Но кроме заунывного ветра и капель дождя, барабанивших по окну, ничего не было слышно.
Мишка полежал еще немного с открытыми глазами, глядя на отблески огня, догоравшего в печи. Было так тихо, что Мишка слышал даже сопение кота Мурчика, свернувшегося калачиком у печного поддувала.
«Где же этот певец из погорелого театра?», – снова подумал он и, набросив куртку, вышел во двор, не затворив за собой дверь. Варфоломея нигде не было. Мишка тихо позвал его, но никто не отозвался.
«Вот чума болотная», – вздохнул Мишка, жалея своего чудаковатого друга, представляя, каким промокшим он приведет его.
«Хоть бы без болезни обошлось, – снова подумал он, – небось, не мальчик по осенним лужам босиком шлепать, да и не тот сезон, чтобы резвиться…».
Что-то нехорошее, недоброе насторожило Мишку во внезапном исчезновении Варфоломея, да и самой тишине. В этой тишине он вдруг интуитивно почувствовал, как бывало с ним на войне, близкое присутствие какой-то опасности. Зайдя в тень, он огляделся по сторонам, всматриваясь в непроглядную темень. Но ничего, кроме контуров храма и келий не видел. Слабым светом светилось лишь крошечное оконце отца Иоанна – свидетельство того, что в эту пору старец молился при свете лампадки. Он вгляделся еще пристальнее – и неожиданно заметил тонкую светящуюся щель в дверном проеме храма.
«Ну не чума? – покачал головой Мишка. – Как это он умудрился забраться туда, когда я лично запер дверь на замок?».
Будучи уверенный, что Варфоломей находился в церкви, Мишка поднял воротник куртки и быстрым шагом направился в ту сторону. Но не успел он сделать и нескольких шагов, как ощутил мощный удар тупым предметом в спину, который едва не сбил его с ног. Он сделал резкий шаг вправо, разворачиваясь для отражения нападения сзади, но в это мгновение новый удар – теперь уже в самый затылок, такой же сильный и снова чем-то тупым и тяжелым – сразил его на мокрую землю и лишил сознания…