Самая черная птица

Роуз Джоэл

Мужчины стояли рядом, глядя на реку.

— Когда-то я установил рекорд, — сказал По, — проплыл шесть миль против течения по реке Джеймс. А однажды выиграл национальную награду по прыжкам в длину с места.

— Что вы говорите! — покачал головой Хейс.

Писатель помолчал, затем продолжил:

— Ко многим из знакомых мне женщин повелительница Смерть явилась слишком рано. Едва в них расцветала жизнь, как ее забирали. Что я должен думать по этому поводу?

— Мэри Роджерс вы относите к их числу?

— Знаете,

что сказала моя дорогая маленькая женушка? — промолвил поэт, казалось, изо всех сил стараясь проигнорировать этот вопрос. — Она обещала, что после смерти вернется и станет моим ангелом-хранителем.

— Уверен, Сисси так и сделает, если представится возможность, — сказал Хейс.

По посмотрел сквозь него каким-то нездешним взглядом, после чего, вытащив лодку на берег, побрел по выложенной камнем дорожке к маленькому белому дому.

— Вы думаете, это правда, главный констебль? Думаете, мне нужна защита с того света?

— Вам это лучше знать. Есть ли на вашей душе грех, из-за которого может потребоваться защита в ином мире? Надеюсь, сэр, что нет.

По возвращении в дом Хейса больше всего поразила не теснота, в какой жила бедная семья По, а порядок и чистота, царившие повсюду. Благородное и упорное желание миссис Клемм устроить своим детям достойные, если не безупречные, условия существования.

Сыщик неожиданно вспомнил, что покойная жена тоже любила порядок, и его охватила печаль.

Вскоре явилась сама пожилая дама, с полным подолом репки и листьев одуванчиков, сорванных в поле. Увидев детектива, она помрачнела, но вела себя вежливо и сердечно. Извинившись, объяснила, что овощи предназначены для Эдди, но обещала сходить и набрать еще: ведь главный констебль останется на ленч?

Гость попросил хозяйку не беспокоиться, заявив, что никак не сможет остаться.

Из вежливости Мадди стала расспрашивать сыщика о здоровье его дочери: Ольга несколько раз была на Эмити-стрит вместе со «звездными сестрами», навещавшими Сисси из сострадания.

Наконец миссис Клемм вернулась к плите, где уже варился «одуванчиковый суп», как она это называла, хотя Хейс заметил, что у нее нет ни куриного бульона, ни соленой свинины.

Вирджиния, вероятно, заснула на своей соломенной постели; однако, собравшись уходить, констебль услышал, как она ворочается там и заходится душераздирающим кашлем.

Из-за болезни девушке предоставили комнату в задней части дома; любимица семьи, кошка Катерина, ласково мурлыкала у нее на постели.

Мадди и Эдгар жили вместе в комнате с односпальной кроватью, примыкавшей к кухне. Для поэта в чулане был постелен соломенный тюфяк.

Сисси звала:

— Эдди! Эдди, дорогой братец, загляни ко мне.

Миссис Клемм выпроводила их из дома.

— Иди, малыш. Уладь свои дела с этим человеком. Твоя сестра знает, как сильно ты ее любишь. Я присмотрю за ней.

По поцеловал пожилую женщину.

— Матушка, —

проговорил он, взглянув на Хейса, — что бы я без тебя делал?

Мужчины вышли на улицу и немного постояли на крыльце, глядя на корабли, идущие по Ист-Ривер.

— Без этой женщины я бы ни за что не смог протянуть даже ту малость, какую уже просуществовал на свете, — признался писатель, оказавшись на свежем воздухе. — Беды и испытания наложили свой отпечаток на нас с женой. Но она, наша милая тетушка, — настоящая страдалица. Зачем же мой дед, отец милой Мадди, и его товарищи семьдесят лет назад сражались за революцию, за самую странную из когда-либо существовавших идей: доказать, что все люди рождены свободными и равными друг другу?

— Эта книга на вашем столе, — произнес детектив, — она ведь от Джона Кольта, не так ли?

На мгновение взгляд По прояснился. Потом пелена упала снова.

— Что вы имеете в виду?

— Я узнал почерк на фронтисписе. Откуда она у вас? Даже и не думайте врать! Нужно ли мне еще раз напоминать вам: добропорядочные граждане всегда говорят правду! Я хочу, чтобы вы знали: несмотря ни на что, считаю вас добропорядочным гражданином нашего города, сэр.

— Мне сообщили, что по некоторому адресу на Принс-стрит ожидает посылка, — сказал поэт. — Ничего более. Мне сказали, что это книга и она ничего не стоит. Там была рукопись. Я узнал почерк и стихи.

— Какая марка была на посылке?

— Ничего не было. Там просто значился адресат: «Ворону».

— Что вы подумали на этот счет?

— Поначалу — ничего. При моем ремесле такое часто случается. Каждый думает, что умеет писать, и хочет быть опубликованным. Я ничего не подозревал, покуда не увидел почерк.

— А потом?

— Потом я подумал, что Джону Кольту не следовало оставлять подобных улик. Ведь это доказательство того, что он жив.

— В самом деле. А что за заведение на Принс-стрит?

— Притон Зеленой Черепахи.

— Зеленой Черепахи? — Хейс на минуту задумался. — Вы знаете, кто такой Томми Коулман, мистер По?

— Конечно, в «Томбс» он сидел в камере смертников напротив моего приятеля. Если верить газетам, этот ирландец мертв.

— Не более мертв, чем Кольт. Вы бы узнали его, если бы увидели?

— Ну, если он встанет из могилы… не знаю. Возможно.

— Кого-нибудь узнали в той пивной?

— Черепаху. Эту женщину невозможно забыть.

— Она сама отдала вам рукопись?

— Да.

— Там был кто-нибудь еще?

— Еще один член банды Томми Коулмана: хромой, с парализованными рукой и ногой.

— Щебетун Тухи?

— Это его имя?

— Прозвище.

— Там были и другие. Я слышал голоса. Они назвали еще одно имя. Я не помню, какое именно… — Поэт щелкнул пальцами. — Оссиан! Именно так.

— Оссиан? — Хейс снова задумался. — Мистер По, вы не могли бы принести рукопись Кольта?