Самая лучшая МАМА Земли. или хроники жизни в двух измерениях

Вайдукова Татьяна

Дед же наш во время войны был танкистом. На танке дошел до Берлина. И когда они очищали мир от того последнего, что называлось фашистами, их танк был подорван. Самое обидное, что произошло это уже 10 мая 1945 года. Контуженный и оглушенный, дед вынес на себе раненого командира из горящего танка. И сам был сильно ранен в нескольких местах от взорвавшейся неподалеку гранаты. Он пролежал долгое время – раненый без сознания и присыпанный землей. И по Божьей милости, когда санитарочки обходили поле битвы, то его нашли. Вид его был настолько безнадежным, что никто уже и не думал, что он еще живой. Но санитарка поднесла к нему зеркало, и увидела, что оно запотело.

Дед был срочно госпитализирован, перенес множество операций и чудом выкарабкался на этот свет. Выздоровление было долгим и многоэтапным. От контузии он потерял память, долго не мог говорить. Потом потихоньку память и осознание себя стали возвращаться к нему. Он вспомнил кто он, откуда родом и что у него есть семья. И вернулся домой только лишь через год, в 46 году. Вернулся тогда, когда уже и не ждали его дома, похоронили. Бабушка сама лично слышала, как по радио говорили, что ему посмертно присвоили звание героя Советского Союза. Его командир был уверен, что дед погиб. А он вот взял и вернулся с войны. И, слава Богу, что вернулся живой. Еще, будучи ребенком, я много раз слышала историю о его удивительном рождении и спасении. Дело в том, что дед наш родился, как говорится в народе, «в рубашке». Да не в атласной

или ситцевой, а в своем «детском месте», что бывает очень редко в жизни. Его мать высушила эту его «рубашечку», и когда деда забрали на фронт, то вшила ему в одежду, чтобы, по народному поверью, хранила его. Не знаю, может быть, она и верила в Бога, (да и как в такие страсти, да и без Бога?), но одно другому, видимо и не мешало. И потом по жизни наш дед не раз слышал от военврачей эту фразу: «Да ты в рубашке родился!», на что наш дед всегда отвечал, что, мол, так и есть, в рубашке. Знаю, что потом, уже после возвращения домой, в нем опять зашевелились осколки. И снова деда оперировали. И хирург сказал ему в очередной раз про его рубашку, потому что еще бы немного и осколок задел сердце. Но это так, к слову. Я-то понимаю, что это Бог так хранил его.

Но надо сказать, что после войны он стал совсем другим человеком, как, пожалуй, и все, пережившие ужасы войны. Война много изменила не только в жизни людей, но и изменила их самих. Дед стало шибко выпивать и гонять не только ребятишек, но и бабушку. Под горячую руку доставалось всем. Спуску особо никому не давал, всех держал в строгости. А поскольку мама наша была старшей (брата Николая к тому времени уже не стало), то с нее и спросу было больше. Все лето трудились с рассвета до заката. Дел с хозяйством было выше крыши. Это и покосы постоянные, и сбор ягод для продажи. Собирали ягоды целыми пайвами. По сезонам. Сперва земляника и черника, а потом – брусника и клюква. И если дед сказал – не возвращаться, пока пайву не наполните, то так и должно было быть. С пустыми руками домой никто не пустит – будешь за порогом спать. А зимой собирали сосновые шишки, потом их шелушили от семян и опять же сдавали в лесничество – глядишь и лишняя копеечка появлялась. Но мало кто из детей видел свои деньги – все честно сдавалось в семейную казну. Мама рассказывала, что если уж и хотелось им детьми чего-то сладенького, то тогда шли в редкое свободное время по землянику, например, а потом на проданные ягоды покупали 100—200 граммов подушечек и всегда делили поровну на всех. Такое вот время было.

Мама с детства была бойкого нраву. Спуску никому не давала и в обиду не только себя, но и своих младших братьев и сестер. Даже как вроде была грозой улицы. Ее побаивались даже мальчишки, а с девчонками она дружбу не водила. Ей с ними было не интересно – постоянные ябеды и обиды. Она всегда была за справедливость, и если кто-то перегибал палку по ее понятиям, то с тем долго не церемонилась – могла и поленом отстегать… Вот пишу это все и самой не по себе. Неужели о своей нежной маме пишу??? Лично я ее такой – с поленом в руках не знала. Но это все мне в мою память легло по рассказам от самой мамы и от ее братьев-сестер. Все эти истории всегда рассказывались с большим смехом и юмором, что нам, детям, тоже было как-то весело. Но по большому случаю такие «набеги с поленьями» были скорее исключением, чем правилом. Потому, как и бегать-то по улице в то время особо было некогда. Это был лишь единичный случай, который показал всей улице, что характер у нашей мамы был. Хозяйство же у родителей было большое – скотину держали, кроликов да курочек, да и огород был, как огромное поле. Пережила и повидала мама в родительском доме всякое. Голодное время тогда было не смотря на то, что корову держали. Молока и еды все равно не хватало.

Еще мамуля рассказывала, как ей приходилось ночами, когда уже все спали отмывать некрашеный пол в родительском доме. Это приходилось делать ей каждый день, а вернее, каждую ночь, потому как в другое время это было делать некогда. И обидно было ей, что никто особо не берег ее труд, поскольку на следующий день пол был по-прежнему грязный, и ей снова приходилось скоблить его большим ножом. И еще помню, что она рассказывала, что на одну из первых своих зарплат купила себе кроликовую шубку на зиму, поскольку больше не могла ходить в мужских тулупах. И потом на лето оставила эту свою полушубку у родителей. А когда вернулась домой, то увидела, что шубка ее валяется в ногах при входе, вся замусоленная и оборванная. Конечно же, думаю, что ей было очень горько от этого. Это, пожалуй, и все, что я запомнила из рассказов мамочки о ее жизни в родительском доме. Очень жалею, что так мало выспрашивала у нее фактов из детства, да и юности тоже. И сейчас вот приходится собирать все по крохам и вспоминать то, что было рассказано так уже, кажется, давно, в той, другой счастливой жизни, когда она была рядом. Трудно судить, но мне кажется, что она очень хотела в юности скорее уехать из родного дома, в котором так мало приходилось видеть ей доброго. Конечно, она любила своих родителей и по-особому жалела свою маму, у которой тоже была, ох, какая не сладкая судьба. Поэтому и делала всю работу по дому, какую только могла, чтобы облегчить ее жизнь.

Лично я сама бабушку помню как-то уж до обидного мало. Мы с мамой жили за 100 км. от бабушки и дедушки, в городе Серове. А потому и виделись с ними эпизодически. Бабушка у нас была удивительной постряпухой. Я помню ее удивительные наивкуснейшие пироги и ватрушки из русской печки. Вкуснее их я в своей жизни не едала. Они были просто какие-то воздушные и нежные эти ее шанежки и ватрушечки с картошечкой. А пирожки с черемухой, да еще и с коровьим молоком – этот вкус у меня сидит в памяти. Бабушка была какая-то молчаливая, и может быть, поэтому она казалось мне суровой. Хотя все говорят, что она была очень доброй женщиной. Уверена, что так оно и было. Просто уж не так и часто, видимо, мы виделись, и я не успела сильно к ней привязаться в редкие встречи. А внуков и внучат у них с дедом было так много, что всех, поди, и не упомнишь. На тот момент нас было уже 10. Да и сама она уже была утомлена и замучена всей своей жизнью – такой трудной и какой-то, наверное, для нее безрадостной. Может быть, я и не права. Может быть, она и была рада всем нам – многочисленным своим внукам. Но я почему-то не запомнила ни ее добрых слов, ни ее ласковых бабушкиных рук, ни даже ее улыбки. Мне кажется, что вся ее жизнь – это была сплошная борьба и сплошные жуткие испытания. Из 9 своих детей она четверых похоронила при жизни. Кого-то в младенчестве, кого-то в подростковом возрасте, а кого-то уже во взрослой жизни потеряла. И что тут говорить, каждая смерть уносит половину твоей жизни. А смерть родного ребенка – испепеляет и опустошает до дна. И где ей было – бедной нашей бабушке – находить добрые слова для внуков, когда жизнь была так к ней немилостива.

Помню такой эпизод из своего раннего детства. Кажется, что мне было тогда 4 или 5 лет. Мама нас редко оставляла у бабушки, разве что в очень экстренных случаях, когда ей, бедной, деваться уже было некуда. Например, если надо было поехать на какую-то неплановую учебу в Екатеринбург или еще что-то в таком роде. Ну, так вот, помню, что было лето, и мама нас привезла к бабушке. Я с вечера знала, что мама утром уедет. К маме я была привязана с самого детства. И, наверное, еще больше от того, что была младшей в семье. И дня в своей жизни не мыслила без нее. Всегда очень скучала по ней и рыдала в разлуке без нее даже уже в своей взрослой жизни. А что там

говорить о маленькой девочке? Ну, так вот, я помню, что весь вечер мамуля просидела со мной, много чего мне рассказывала, пока я не уснула. А утром, когда я проснулась – жизнь в доме уже кипела, и самое главное – это то, что мамули уже в доме не было. Я помню, что я очень горько плакала, когда это обнаружила, и никак не могла успокоиться. Я чувствовала себя такой несчастной и одинокой. И, видимо, в доме никого из моих братьев и сестры не было. Я уверена, что непременно кто-то из них ко мне бы подошел и пожалел. Наташа бы непременно бы не оставила меня такой рыдающей навзрыд в моем таком большом детском горе. Да и Дима – тоже. Он всегда плакал в детстве рядом, когда плакала я. Помню, как подсаживался ко мне и плакал. И я тоже плакала, когда плакал он. Ну, так вот, вернемся в бабушкин дом. Я так отчаянно плакала и причитала: «Ма-мочка-а-а-а, любимее-е-е-енькая-я-я-я, где ты?!», но ко мне так никто и не подошел. Я хорошо помню, что на кухне была бабушка и она там звенела кастрюльками, но почему-то ко мне она так и не подошла… Хотя думаю, что моему детскому сердцу в тот момент не так уж и много было надо – просто, чтобы кто-то обнял и успокоил. Мне, наверное, даже было проще, если бы она сказала строго: «Таня, прекрати реветь. Мама уехала». Но бабушка не сказала ни слова. Просто как-то отстранилась и все. И вот сейчас я вспоминаю эту ситуацию и нахожу одно лишь объяснение в бабушкиной такой холодности – это ее чрезмерная усталость от жизни, ее изнуренность и изможденность. Я действительно не помню, чтобы она когда-то улыбалась и тем более – смеялась. Может быть, слишком редко мы виделись. Хорошо помню платьице и книжку, которые подарила мне бабушка на день рождения. Оно было такое беленькое в горошек, шелковое, с рукавами – фонариками. Я очень его любила. Оно и действительно было нарядным. А книжка была очень трогательная – про куницу. А Диме бабушка подарила книжку про попугая Жако. Мы все очень любили эту интересную историю про смешного говорящего попугая, который всех гостей в доме спрашивал: «Чаю хочешь? Как поживаешь?» А гости, думая, что с ними разговаривает хозяин, отвечали: «Да, не откажусь от стаканчика чая. Хорошо поживаю». Но проходило время, и тот же голос опять спрашивал то же самое. И так по кругу. Не трудно догадаться, чем же заканчивалась эта смешная книжка. Мы очень ее любили. И у нас в семье всегда существовала эта присказка: «Чаю хочешь? Как поживаешь?». А еще у нас осталось очень много поздравительных открыток от бабушки с самыми разными праздниками. И даже нас, совсем тогда малышей, которые и читать еще толком не умели, она не забывала поздравлять со всеми праздниками. У меня осталось от нее несколько открыток именованных лично мне. И эти особые подарки и открытки мы с любовью хранили в память от бабушки. Они стали по-особому дороги нам, когда ее не стало.

А не стало ее, когда нам с Димой было по 7 лет. Трагически и неожиданно оборвалась ее жизнь – бабушку сбило поездом за 10 дней до нового 1981 года. Это было в тот момент, когда мы все приехали в Верхотурье на день рождения нашей тети Риты – маминой сестры. Мы все собрались у тети Риты дома. И я помню, что бабушка засобиралась к себе домой. Ее еще все отговаривали, чтобы осталась. Уж и не знаю почему, но она все же решила уехать. А ехать надо было либо на автобусе, либо на поезде – всего одну остановку. Бабушка ушла. И никто из нас и не мог подумать, что больше мы ее не увидим. Выходные закончились, и мы снова вернулись домой в Серов. А потом маме позвонили на работу и вызвали к телефону. Там ей сообщили, что бабушку сбило поездом. Мамуля первой уехала на похороны, а мы подъехали на следующий день. Я немного смутно помню все эти печальные события. Я еще тогда сама была мала. Помню, что больше всего мне было жалко мамочку. Я впервые увидела, как она плакала. И вообще впервые увидела, как плачут мои взрослые дяди и тети. Мне бабушку, конечно, тоже было жалко, но маму почему-то больше. А на бабушку мне было страшно смотреть. Ее, бедной, сильно досталось. Не буду, конечно, здесь все это описывать, но следы этой ужасной трагедии были очень отражены на ее лице – оно было все в синяках. И бабушка была просто неузнаваемой. По крайней мере для меня, 7-летней девочки. А случилось все так, что бабушка стояла на путях той самой станции, где жила наша тетя Рита. И мимо проходил товарный поезд, который не останавливался на этой станции. Была зима, и бабушке особо-то некуда было отойти от дороги, разве что совсем в сугробы. Ну, в общем, то ли она отошла не достаточно далеко от поезда, но одним словом, ее засосало воздушной тягой под колеса. И еще протащило. А в это время наш дядя Валера пошел на улицу курить, и увидел, что остановился товарный поезд. И он еще удивился, мол, чего это товарняк тут встал. А он вот и встал из-за нашей бедной бабушки. Но это все мы узнали уже потом. Бабушка в тот день домой не вернулась. Дед ее не потерял, поскольку подумал, что она с нами у тети Риты осталась. А хватились ее только через пару дней, когда закончились выходные, и она не вернулась. Подали в розыск и нашли ее уже, к сожалению, в морге… Очень печальная история. Бабушке было тогда всего 61 год. Всех эта беда очень подкосила. Дед сразу осиротел. Что не говори, а дом держался на бабушке, поскольку дед-то сильно выпивал, а после ее смерти так вообще трезвым был редко. И мамин родительский дом стал прямо на глазах разваливаться, поскольку не стало в нем главной хозяйки – нашей славной бабушки.

Мама и папа

К сожалению, мы так мало знаем о мамином и папином знакомстве, о том, как протекал их роман. Все какими-то отрывками-урывками. Мамуля особо не рассказывала об этом, а папа и сейчас не рассказывает. А я и не лезу в душу. А ведь это так важно для детей – знать о тех чувствах, которые когда-то испытывали их родители друг к другу.

К счастью, сохранилась тетрадка с папиными стихами и письмами для мамы. Я ее трепетно храню. Что-то, к большому моему огорчению, уже стерлось, поскольку было написано простым карандашом, а что-то, написанное чернилами, еще очень хорошо читаемо. Так вот, именно из этой тетрадочки я и узнала историю маминого и папиного знакомства. В этой чудесной тетрадке столько любви и тепла, столько нежности! Очень приятно, что папа так мог любить нашу драгоценную маму. Для него мамочка была Акчонел (Леночка в обратную сторону), Акдубазен (Незабудка), голубка и много других ласковых слов можно прочитать в обращении к ней. Именно из этого сборника, где есть и проза, я узнала обстоятельства их знакомства. Когда читала все это, то поймала себя на мысли, что очень много во мне от папы. И даже манера изложения мысли такая же. Ниже привожу лишь некоторые отрывки. Не очень личные, на мой взгляд. Такие, какие имеют право быть обнародованными. Чего же им лежать в забвении? Начну с прозы. Написано папой – Вайдуковым Леонидом Маркеловичем.

История о том, как папа познакомился с мамой

Я очень – очень признательна папе за то, что когда-то, десятки лет тому назад, он запечатлел эту замечательную историю на бумаге, в виде художественного рассказа. Я так рада, что она сохранилась на бумаге и дошла до нас. Благодарна мамочке, что она сохранила эти тетрадные листочки. А теперь все эти записи храню я. Как семейную реликвию.

Сразу хочу сказать, что имена главных действующих лиц здесь изменены. Такова была задумка папы. Его рассказ – его воля писать, как ему видится. Не трудно будет догадаться при чтении, что Наташа – это наша мамочка, а Андрей – это папа. Я получила огромное удовольствие, когда прочитала эту «лавстори». А прочитала ее впервые вот только сейчас, при написании этой книги. Здесь мамочка открывается нам совсем с другой стороны, с какой мы и не могли ее знать, ведь нас тогда еще и не было.