Самая лучшая жена
Шрифт:
— А с кем это ты беседуешь? — полюбопытствовала улыбающаяся Бринхилд, которая чувствовала себя словно девочка, заглянувшая в лабораторию истинного целителя. Перед ней снова открылся целый мир, полный чудес, манящий и необыкновенный. И весь он был сосредоточен в маленькой белокурой девушке, отмеченной богами.
— С тетушкой, — честно призналась та, не подозревая какую бурю чувств рождает в душе исстрадавшейся женщины. — Она у нас, видите ли приведение. А я ее вижу и слышу.
— И не
— Чего бояться? От живых больше зла бывает, — серые глаза смотрели серьезно. — А тетушка у нас замечательная! Ну что, начнем или взвару попьем сначала? Сагари говорит, что у нас сегодня пирожки с грибами.
— Это родственница твоя потусторонняя? — веселилась княгиня. — А давай, я согласна, только пусть сюда несут, — она одернула подол платья и так и сидела, улыбаясь, все то время, пока хозяйка дома накрывала на стол. — Ох, и знатное угощение, люблю я грибы, — поведала Бринхилд. — Кстати… Знаешь, как я тебя нашла?..
— Удивительная история, — хлопала глазами Лита спустя некоторое время.
— Так и есть, — подтвердила властительница. — А теперь расскажи-ка мне, девочка, чьих ты и как оказалась в Каменце.
И настала очередь Мелиты плести словесную вязь, повествуя о похожей на странную сказку истории своей совсем еще короткой жизни.
— Так ты Виттарова дочка? — воскликнула княгиня. — Почти племяшка! Бабка твоя по отцовой линии и моей кормилицей была. Воистину тесен мир! Сигню, — обратилась она к вошедшей наперснице, — эта девочка нам не чужая! Хвала богам!
— Значит лечение будет удачным, — доставая ажурные вязаные из алой шелковой нити чулочки с очаровательными подвязками, поджала губы служанка, причем вид у нее был такой, словно окружающие с ней спорили.
— Ладно, раз все готово, начнем, — посерьезнела Лита, доставая тяжелую мраморную ступку.
Отрешившись от всех мыслей кроме желания помочь болящей, Мелита растолкла в ступке мел, свернула жгутом кусок кумача и подошла к княгине, ободряюще улыбнулась взволнованной женщине и начала лечение.
Для начала она ловко окружила алой тканью воспаление, потом посыпала его мелом, склонилась к низко-низко и зашептала тихонечко:
Двенадцать рож, двенадцать сестер:
Ночная, дневная,
Утренняя, полуденная, напускная,
Красная, костевая, сглазливая,
Несчастливая, ломовая, синяя,
Застудная,
Воля твоя никем неподсудная.
Сама ты незвана приходишь,
Сама уходишь,
Сама гнобишь, сама милуешь.
Пойди ты, рожа, сойди с этой кожи
На дальние поля, высокие леса,
На мхи, на болота, на белую березу.
Не то тебя, рожа, Саннива побьет,
Сожжет, пупы ваши на все стороны разнесет.
Тут
Бринхилд не сушить,
Сердце не знобить, тело не крушить.
Ноженьки не ломить.
Будьте, мои слова, проворливы, заговорливы
На ныне, на вечно, на бесконечно!
Трижды повторяла она заветный слова, не забывая каждый раз плевать через левое плечо, а после, дав знак княгине оставаться на месте, взяла в руки чулки и снова зашептала.
— Ну вот и все на сегодня, — Лита распустила кумачовый жгут, смахнула в него меловую пыль и бросила его в печку. — Чулки не снимать до завтра!
— Как все?! — растерялась Сигню, торопливо одевая довольную владычицу. — Совсем все?!
— Не совсем, призналась Лита. — Заговор три дня повторять надо. И каждый день новые чулочки надевать, а эти беречь, я потом скажу, что с ними делать. Ну как вы, сиятельная? — она перевела глаза на пациентку.
— Боюсь сглазить, как хорошо, — призналась та. — Не болит, представляешь?!
— Хвала Великой Матери! — обрадовалась Мелита.
— И ее божественным супругам, — подхватила Бринхилд, улыбаясь. — Ну до завтра, племянница. В замок тебя не зову, нечего такой чистой девочке в нашей клоаке делать.
— Верно, матушка, — подхватила Сигню, а потом подошла к юной целительнице и крепко обняла ее. — Спасибо тебе. Держи вот, — протянула Лине сверток. — Я грешным делом подумала, что такой красавице как ты алые чулочки не помешают, — подмигнув смутившейся девушке, она поспешила к своей патронессе.
Провожать Светлейшую вышли всем семейством. Закат успел облить пурпуром дома и крыши столицы, а ясный летний вечер не поскупился на прохладу и свежий ветерок, которые были вдвойне ощутимее после дневной жары, но это не смогло повлиять на любопытных сардарцев, напротив их количество значительно возросло. Завидев княгиню, они принялись вразнобой кланяться, не забывая вполголоса обмениваться впечатлениями.
— Ты смотри, кума, и впрямь полегчало властительнице, — здоровенная рябая бабища ткнула локтем в бок свою соседку.
— А я сразу говорила, что Мирари брешет. Видно же, что эта мелкая соображает в целительстве, — едва устояла на ногах та.
— Обмишурились мы, бабы, — тоненько вздохнула их третья собеседница. — Теперь эта пигалица нас лечить не захочет.
— Ой, да ладно вам! Куда ей деваться? Вон моего Дана вылечила и даже денег за противоядие драконье не взяла, — беседе присоединилась четвертая сардарка. — А ведь я ей прямо в глаза высказала, что это на ее аданскую шевелюру драконы слетелись. Так что вылечит всех, главное не теряться и свое требовать! Ясно вам, бабы?