Самая счастливая, или Дом на небе (сборник)
Шрифт:
— …Мой Веня все-таки полное ничтожество. Лентяй и болтун. На лекциях верещит, студенточек заговаривает до того, что они мысленно ему отдаются, а дома из него и двух слов не вытянешь… Он до меня уже пять лет не дотрагивается… Господи, как все опостылело!.. Вот скоро по телевидению выступлю, тогда мой муженек поймет чего я стою, а то принимает за идиотку…
При одном упоминании о семье, Вера Ивановна бледнела и на ее лице появлялся горестный опыт страданий.
— Надо запастись терпеньем, — со вздохом говорила почтальонша,
— …А моего сынулю ничего не интересует. Даже девицы, — продолжала Вера Ивановна. — Только карты. Это ужас какой-то… Каждый вечер перезванивается с дружками. Говорит по-деловому, условными словечками, шифрами. Я уже слышать их голоса не могу, прямо в дрожь бросает. В десять вечера уходит и до утра… Играют они на большие суммы. Мой сынуля все время проигрывает… Раз в месяц заходят какие-то типы, говорят: «Ваш сын проиграл сто рублей», а то и «двести». Требуют деньги, грозят… Приходится отдавать втайне от Вени. Ужас какой-то!..
— Ему легко достаются деньги, а это развращает душу, — вздыхала Ира, без всякого намека. — Все, что легко дается, развращает душу, — и уже с намеком добавляла: — Таким, как он, надо не деньги давать, а библию.
На пороге критического возраста Вера Ивановна говорила противоречивые вещи; когда у сына появилась девушка, Ира услышала:
— …Ужас какой-то! Уж лучше б играл в карты, чем шляться по бабам!
И поступала Вера Ивановна не самым лучшим образом. Как-то пришла к Ире расстроенная, в слезах.
— Ира, прошу тебя, пойдем ко мне. Сегодня мои именины… Никакого подарка не надо. У меня все есть, ты же знаешь, — дальше Вера Ивановна немного поблистала своим богатством, финансовыми возможностями, потом взяла почтальоншу под руку и потащила к себе.
В ее комнате красовался стол, накрытый на восемь персон; на одном из стульев одиноко восседал сиамский кот.
— Представляешь, — всхлипывая, пробормотала Вера Ивановна, — обещали прийти председатель исполкома, директор нашего института, главный врач больницы, режиссер с телевидения. Своих специально отправила к знакомым… И вот, никто не пришел.
Ира как могла успокоила Веру Ивановну, сказала, что Бог все видит и накажет неблагодарных, и то, что произошло, не такое уж страшное падение престижа, и вообще мелочь в сравнении с вечностью, но пригубив вина, почтальонша немного размякла и в ответ на мелкое несчастье именинницы, поделилась своим нешуточным несчастьем:
— Мне тридцать два года и тридцать два года я снимаю комнату. Вернее, вначале мама с отцом снимали — отец был военный. Потом я снимала угол, когда училась в техникуме. И вот сейчас снимаю… А у вас такая квартира!
— Что толку! — всплеснула руками Вера Ивановна. — В этой квартире нет счастья… Мой Веня… А сынуля… Все опостылело, я такая разбитая, словно по мне проехал танк!..
Однажды
Вера Ивановна достала путевки в крымский Дом отдыха, достала особенно не напрягаясь, используя многочисленные связи.
Крым встретил их жгучим солнцем, сверкающей акваторией бухты и неправдоподобно синим небом — до рези в глазах; и Дом отдыха среди кипарисов смотрелся впечатляюще, и номер на двоих оказался просторным и прохладным.
— Я умираю от красоты! — восклицала Вера Ивановна.
Единственное что ее огорчило — это чрезмерно спокойное течение жизни курортного городка. Она настроилась на круглосуточный карнавал, на хлещущее веселье, горящие глаза мужчин, страстный флирт, а встретила тишину и дремоту, расслабленных отдыхающих, среди которых преобладали женщины, бесформенные провинциальные толстухи — «жабы», как их сразу прозвала Вера Ивановна.
Ира настроилась на бездумный отдых, на море и солнце, и получив все это, да еще в придачу прекрасный номер с лоджией и обильное питание с фруктами, была счастлива.
Два дня разновозрастные подруги с утра до вечера загорали на пляже и старшая нетерпеливо посматривала по сторонам — пребывала в томительном горячем ожидании «нечто совершенно особенного» — попросту южного романа, ради которого и поехала в Крым. Вера Ивановна ждала молодых мужчин и была уверена — они сразу отметят столичных женщин среди провинциальных толстух — у тех даже купальники были какой-то кричащей несусветной расцветки. А Вера Ивановна и ее необычная подруга явно были украшением пляжа, его жемчужинами, некими чужестранками.
Но молодые поклонники не появлялись; на пляже находились одни «старикашки», как называла Вера Ивановна мужчин своего возраста. Несколько молодых мужчин продефилировали по пляжу, бросили в сторону подруг мимолетное любопытство, но не задержались — рядом с ними неотступно вышагивали какие-то расхристанные девицы.
Два вечера Вера Ивановна не находила себе места, жаловалась на «скукотищу», но Ира, казалось, не понимала мучительного состояния подруги.
— По-моему, здесь все замечательно, я уже немного загорела, — говорила и спокойно шла в холл смотреть телевизор.
На третий вечер в Доме отдыха состоялись танцы под магнитофон. На это мероприятие, принарядившись, собрались все местные курортники и отдыхающие из окрестных поселков, и здесь к лавке, где сидели подруги, началось мужское паломничество. Особым успехом пользовалась Вера Ивановна — она была нарасхват, из-за нее молодые мужчины даже начали ссориться. Жаркий вечер, громкая, то и дело сменяющаяся музыка и мужские лица — одно мужественней другого — все это наполняло душу Веры Ивановны немыслимым коктейлем чувств.