Самая счастливая, или Дом на небе (сборник)
Шрифт:
В конце концов всех настырных танцоров разогнал парень здоровяк с грубым лицом, которое, казалось, вылепил скульптор — вылепил основные черты, но не успел их отшлифовать; в теннисной майке, он бахвалился загорелыми мышцами и выглядел настоящим молотобойцем; подругам тяжеловесно представился «земляком из Подмосковья»; во время танца без умолку рассказывал Вере Ивановне о том, как строит свою жизнь в духе американских фильмов, и тискал бывшую гимнастку, а ныне преподавателя, без всяких границ дозволенного. Вера Ивановна почти не сопротивлялась, разве чуть-чуть игриво, для приличия, на ее лице сияла неописуемая радость, она то и дело раскатисто хохотала; коктейль
Иру тоже пригласили на два-три танца, но танцуя, она вяло поддерживала беседу и не разрешала к себе слишком прижиматься, поэтому второй раз к ней не подходили.
В середине танцевального вечера всемогущий «молотобоец» предложил Вере Ивановне сходить в ресторан. Вера Ивановна слегка пококетничала — в том смысле, что она без подруги никуда не ходит, но тут же оповестила Иру, что «пойдет проветрится».
В ресторане «молотобоец» гусарил как купец, всячески показывал, что ему деньги девать некуда, и снова без умолку говорил о своем американском образе жизни, ну и, конечно, о том, что приметил Веру Ивановну еще на пляже. Это была мягкая ложь, далеко просчитанная комбинация, но напрасно наш персонаж старался — Вера Ивановна сразу поняла, куда он клонит и готова была поддержать этот уклон. Еще на танцплощадке она почувствовала, что внутри нее прорастают волнительные чувства; в ресторане эти чувства уже пышно цвели.
В полночь по пути к Дому отдыха новоиспеченная парочка уже целовалась под каждым деревом, а простившись, «молотобоец» издалека послал Вере Ивановне еще сотню воздушных поцелуев. Она была счастлива, от переизбытка чувств даже разбудила Иру и подробно рассказала, как «жизненно» провела вторую половину вечера, как в ее сердце «вошла любовь».
На следующий день «молотобоец» объявился чуть ли не с утра и повел Веру Ивановну в новый ресторан, обещал «классную кухню, вина — хоть залейся, и танцы до упаду под оркестр».
К вечеру развеселая Вера Ивановна отыскала Иру на пляже, сказала, что идет с поклонником в номер и попросила «не приходить подольше» — их сестричество сразу отошло на второй план — известное дело, женская дружба до первого мужчины.
«Молотобоец» зачастил в Дом отдыха; уже через неделю они с Верой Ивановной ходили по холлу в обнимку, открыто демонстрируя свои отношения. Вера Ивановна совсем потеряла голову, в ней уже созрел обильный урожай чувств и «молотобоец» с удовольствием занимался любовным обжорством.
Теперь Вера Ивановна ежедневно просила Иру «не приходить как можно дольше»; часто греховодники отправлялись в номер сразу после обеда и уже на ходу раздевались. Эти неутомимые деяния заметили все отдыхающие и часть обслуживающего персонала.
— Вы нарушаете режим, ведете себя неподобающим образом, — заявила любовникам сестра-хозяйка, заявила с протокольной сухостью, но и явной завистью.
— Как хочу так и отдыхаю! — вызывающе ответила Вера Ивановна, осложняя ситуацию; других аргументов в свое оправдание она искать не собиралась, ей было не до того, ее переполняли возвышенные чувства, а тут какой-то режим! Но столь вызывающего ответа оказалось достаточно, чтобы зависть сестры-хозяйки перешла в злость; она ополчилась на Иру за то, что почтальонша, как соседка, «потворствует развратному поведению».
— Возможно, это любовь, а любовь это святое, — простодушно и торжественно сказала Ира. — Здесь без Божьего вмешательства не обошлось.
Злость сестры-хозяйки перешла в ярость; отыскав адрес Веры Ивановны, она послала телеграмму о «непристойном поведении преподавателя общественных наук».
Вера Ивановна
Веня разлюбил жену еще раньше, чем она его; телеграмму он не принял близко к сердцу, и даже далеко не принял, но для показной строгости, как бы по заказу, устроил небольшой скандал, эффектно потрясая телеграммой — как вещественным доказательством неверности супруги, при этом даже произнес пару неприличных слов.
Некоторое время Вера Ивановна нервно и неубедительно оправдывалась, потом привела Иру и почти крикнула, преувеличивая свои обиженные чувства:
— Ирочка, подтверди моему муженьку, что это ты приводила поклонников! Он сам мне изменяет направо и налево, и думает — все такие. А я — святая женщина, на меня надо молиться!
Почему-то Вера Ивановна сказала про поклонников во множественном числе и Ире нечего не оставалось, как кивнуть. После этого Вера Ивановна в негодовании вышла, хлопнув дверью, давая понять, что оскорблена нелепыми подозрениями до глубины души.
Супруги оба были неплохими актерами.
Как только дверь захлопнулась, Веня мгновенно вышел из игры и подмигнул Ире.
— Все понятно, дело житейское… Наши отношения с Веруней давно не первой свежести. Так, бледные чувства… Хорошо, если она нашла любовника, перестанет беситься и ко мне приставать. Только, я думаю, она сама послала телеграмму, чтоб я поревновал, позлился… А ты молодец! Я думал, ты тихоня, а ты…
— Да, я грешница, — потупилась Ира, и для большей убедительности вдруг выпалила: — Люблю всякие романы.
Веня воспринял это как призыв к действию, обнял почтальоншу и зашептал:
— Приходи завтра днем. Моя будет на работе… Ты такая высокая, стройная…
Как я строил катер
Я всегда любил дерево: свежетесанные пахучие бревна рубленой избы, переложенные колкими клочьями пакли, заборы из горбыля, сараи из широких сукастых досок, сшитых нахлестом, распиленные чурбаки, поленницы дров, крытые толем. Мне было приятно трогать и нюхать мебель из темно-красного дерева, цвета перезрелой вишни, рассматривать изделия из клена с его прекрасной текстурой и просто держать в руках дубовые чурки, увесистые, точно чугунные отливки.
Но как строительный материал мне больше всего нравилась сосна; ее сливочная, душистая древесина, разводы с медовыми прожилками смолы; не брусок, а слоеное пирожное «наполеон». Я любил обтачивать ножом сырую сосновую баклашку, срезая длинную спираль стружки, точно шелуху картошки, или строгать сосновые рейки, прилаживать, подгонять их друг к другу, выпиливать уголки, смазывать казеиновым клеем, вгонять в мякоть рейки гвозди, высверливать гнезда под шурупы.
Чуть ли не с детства я мечтал иметь столярную мастерскую, ходил по магазинам, рассматривал инструмент, все прикидывал, что куплю, когда разбогатею. К тридцати годам, так и не разбогатев, я все же имел собственную комнату в коммунальной квартире на Светлом проезде. Я еще не был женат и, наверное, именно поэтому мне пришла в голову прекрасная идея — построить катер. У женатых мужчин полно забот, и подобные идеи им редко приходят в голову, а если и приходят, жены их рубят на корню. Как известно, у женщин стойкое дремучее суеверие к подобным идеям.