Самая счастливая, или Дом на небе (сборник)
Шрифт:
Катер приобретал все более оснащенный вид. У старьевщика я выпросил сломанную раскладушку и сделал каркас для тента, затем несколько метров стеклоткани обменял у одного гаражника на оргстекло, обрезал его лобзиком и вставил в иллюминаторы.
Я был прямо влюблен в свою посудину: ходил, поглаживал, смотрел со стороны, фотографировал; частенько не задвигал катер в гараж и оставался в нем ночевать, чтобы не мотаться взад-вперед, и уже в снах совершал плавания в реальной обстановке.
Соседям и приятелям я только и говорил о катере — все разговоры начинал и заканчивал им. И гордился шрамами на руках — то и дело закатывал рукава рубашки. Кстати,
— Приятно смотреть, как мужчина работает, — говорят. — Тебе поесть принести? Или попить? Или сигарет? — И все не отрываясь смотрят с открытой влюбленностью, с готовностью на все.
Позднее я постоянно носил с собой фотографию катера. Многие носят снимки жены, детей, дачи, собаки… Я носил фотографию катера и при каждом удобном случае хвастался своим детищем. Случалось, сидел где-нибудь в кафе с красивой девушкой и, желая ей понравиться, изо всех сил рассказывал, какой я, в сущности, замечательный, но почему-то слова девушку не убеждали и, чем красочней я расписывал себя, тем больше ее глаза недоверчиво сужались. Тогда я доставал фотографию катера и подробно описывал строительство. И лицо девушки светлело. Заметив магическое действие фотографии, я перестал рассказывать о себе, сразу начинал с постройки катера. А позднее при знакомстве и вообще ничего не рассказывал, просто доставал фотографию и говорил:
— Я сделал.
И девушки сразу влюблялись в меня, честное слово.
Находились и насмешники, вроде соседа по квартире Кости.
— Зачем ты его строишь?! Лучше заработай деньги и покупай себе хоть фрегат.
Как я мог ему объяснить, что купить и сделать своими руками — разные вещи. Впрочем, в наше время люди не очень-то утруждают себя ручным трудом (я имею в виду домашние поделки, техническое изобретательство). Большинство стремиться заполучить готовенькое, желательно импортное. Поточный вещизм вытесняет не только народные промыслы, но и губит смекалку, любовное отношение к изделию. Впрочем, это отдельная тема.
Уже заканчивался июнь, а я все оснащал посудину. Как-то в полдень иду по оживленной Пушкинской улице. На уровне третьего этажа маляры красят дом. Я подергал свисающую с люльки веревку (прекрасный канат для якорей).
— Чего тебе? — спросили маляры. — Веревку? Сколько метров? Пятнадцать? Бери тридцать!
Я киваю, они с невероятной готовностью бросают кисти, спускаются на люльке, отматывают и отмеряют веревку прямо на глазах у прохожих.
— Зайдемте в подъезд. Неловко, — говорю.
— Ерунда! Пусть смотрят, может, еще кому надо.
В июле, закончив все доработки и доделки, я одолжил у приятелей деньги и купил подвесной мотор «Вихрь». Катер был готов. Я победил, построил огромное судно в одиночку! И заявляю со всей серьезностью: это — лучшее из всего, что я сделал за свою жизнь.
Мой «Бармалей» не может похвастаться особым изяществом, но крепок, как броненосец, и вместителен. При близком рассмотрении кое-где на обшивке виднеются аляповатые складки стеклоткани, несколько коряво выглядят откидные иллюминаторы, но я вложил
На этом история не кончилась. Предстояло зарегистрировать катер, получить номерные знаки, пройти техосмотр. Два месяца я ходил на курсы судоводителей — изучал судоходную обстановку, звуковые и световые сигналы, створные и ходовые знаки, пестрые и свальные бакены, вехи, буи. Все это было скучновато, вот только лоция мне нравилась — она напоминала некую поэму о природе и придавала занятиям романтический уклон.
В нашей группе в основном занимались заядлые водомоторники, но были и случайные люди, вроде той дамы, которая не знала, куда деть деньги, и купила польскую яхту, но после первых же двух занятий заявила:
— Вот еще! Буду сюда ходить, изучать разную чепуху! Оштрафуют — отдам штраф. Прическа у меня дороже стоит.
Такая была у нас дамочка. И был тип похлеще ее, который имел моторную лодку и занимался браконьерством, да еще меня подбивал на это подлое дело, подбивал с исключительным упорством.
— С твоим катером у нас будут неограниченные возможности, — говорил. — Неограниченные пространства и неограниченные возможности. С твоим катером можно творить чудеса. Здорово погреть руки.
Разумеется, я твердо отвергал его гнусные предложения.
И вот наступил торжественный день спуска «Бармалея» на воду. На это событие съехались все друзья и приятели, пришли гаражники, высыпали соседи. Примчались даже те, кого я вообще видел в первый раз (похоже, слух о моем катере распространился довольно широко). Таксист судостроитель Володя выкатил из своего гаража лафетник, и десятки добровольных помощников помогли нам затащить на него мое полутонное сооружение. Под восторженные крики мальчишек, мы пересекли железнодорожное полотно и очутились у озера.
День выдался солнечным, и собралось невероятное количество зевак. Перед спуском я разогнал уток, крякающих у берега, приличествующим тоном сказал небольшую речь и кокнул бутылку шампанского о борт катера. И надо же! Сделал это нескладно — появилась пробоина, и, к моему великому позору, пробное плавание пришлось отложить.
На следующий день я заделал пробоину и, ясное дело, был благоразумнее — предложил уже сильно поредевшей компании распить шампанское за столом.
После крещения катера меня стали атаковывать совершенно незнакомые люди. Они прямо-таки рвались в путешествие, готовы были плыть куда угодно и на любой срок. С меньшим пылом, но все же собирались плавать те, кто обещал помочь в строительстве. Те, кто помогал, то есть знал о катере не понаслышке, скептически относились к этой затее (видно, помнили о своей недоброкачественной работе и считали плавание небезопасным).
Я же был против плавания вообще. За полгода каждодневного строительства, изнурительных мытарств в поисках материала катер мне осточертел. Как все вспомню — сразу плохо себя чувствую. Да и мысленно я уже давно все проплавал, даже побывал в Америке. Короче, я слишком долго делал свое судно — и перегорел. «Все знают, что у меня есть катер, — рассуждал я. — Вот он — стоит в гараже — новенький, покрашенный, каюта сверкает иллюминаторами, на бортах надпись — „Бармалей“. Любой может приехать, посмотреть. А плавать — это так сложно. Надо как-то довезти посудину до реки, доставать бензин, возиться с мотором». Ко всему, неожиданно для самого себя, я увлекся полетами и уже подумывал о постройке самолета. «Что мне стоит? — размышлял я. — Ведь теперь могу все достать».