Самая темная мука
Шрифт:
– Где они?
– ее голос дрожал от отчаяния. Подсознательно она понимала, что просто предоставила бессмертному... и неудержимому... Бадену информацию о себе. Информацию, которую он мог использовать против нее. Но ей было все равно. Необходимость спасти животных перевешивала необходимость защитить себя.
– Скажи мне!
Алек задыхался, он не мог поймать и прижать истекающую кровью конечность к груди. Слезы боли лились по белым, словно мел, щекам. Неповрежденной рукой он потянулся к... пистолету? Теперь он ее боялся? Следовало бы!
Беспощадно она спихнула оружие,
– Скажи, где они, или я отрежу тебе вторую руку.
– И Катарина сделает это. Без колебаний. Она может ненавидеть себя, может блевануть до, во время или после, но сделает что угодно ради ответов.
– Скажи мне!
– закричала она, тряся Алека.
– Отпусти его, - приказал Баден. Он всегда приказывал, но в этот раз не получил желаемого.
– Скажи мне!
– Мертвы. Они... мертвы, - выговорил Алек, клацая зубами и трясясь.
– Убиты... прошлой ночью.
Нет, нет, нет. Нет! Она не могла поверить... не хотела верить...
– Ты не успел бы...
– Собирался... использовать их, чтобы найти тебя... но они напали... пришлось... усыпить.
Ее взгляд сфокусировался на следах от укусов, которые поднимались по его рукам. И метки были оставлены не вчера. Собаки, скорее всего, учуяли ее запах на его одежде... запах ее отчаяния... и напали, чтобы защитить. Чтобы спасти ее. И он убил их за это.
Ярость, клокотавшая в ней, вырвалась наружу. Она стала избивать кулаками его уродливое, мерзкое, ненавистное лицо. Алек был слишком слаб, чтобы увернуться, и не защищался от ударов. Только сидел и принимал их. Катарина поранила суставы об его зубы, а кости об его, но она не обращала внимания, не могла остановиться, да и не хотела. Ее малыши... мертвы... ушли навсегда.
Сильные руки обхватили ее запястья и оторвали от Алека.
– Достаточно, Катарина. Ты вредишь себе.
Спокойный голос Бадена только еще сильнее взбесил ее.
– Ненавижу вас!
– она плюнула в Алека, затем в Бадена. Он скрылся за ней. Если бы он ее оставил, если бы позволили остаться со своим презренным мужем, собаки были бы живы.
– Как же сильно я вас ненавижу.
– Используя своего похитителя вместо опоры, она оттолкнулась ногами, и ударили ими Алека в лицо.
– Блядь! Вы ужасные люди! Ужасные! И все же вы живы, а они... они...
Баден отнес ее подальше от стола, в недосягаемости удара.
– Отпусти меня!
– Катарина боролась с ним изо всех сил, царапая его руки, ударяя, пиная.
– Не смей забирать меня...
Бункер исчез, вокруг нее мгновенно появилась спальня.
Она вывернулась и попыталась сориентироваться. Мелкие детали поражали ее сознание. Мужская обстановка. Массивная кровать с темно-коричневым одеялом. Старые каменные стены, похожие на те, которые она видела, когда ее семья посещала заброшенные замки в Румынии и Будапеште... когда жизнь была чудесной, а счастье нормой. Подсвечники из кованого железа и потрескавшийся мраморный камин, украшенный розами ручной работы.
Другая тюрьма? Ну, это заслуженно. Она
Чувство вины и печали присоединились к ярости, лишая остатков сил, и ее колени подогнулись. Катарина грохнулась бы на пол, если бы Баден не поймал ее и не опустил.
Она пнула его.
– Ублюдок! Не смей прикасаться ко мне.
– Катарина попыталась прокричать это слова, но из-за комка в горле всего лишь прошептала.
– Ненавижу тебя.
Он выпрямился и поднял руки в знак капитуляции. Ложь! Этот мужчина никогда не сдается.
– Ненавижу тебя, - повторила она. Отравляющее сочетание эмоций обдало ее холодом. Катарина хотела заплакать. Так сильно хотела заплакать. Собаки достойны ее слез, но в глазах не ощущалось характерного жжения.
Баден потер место чуть выше сердца.
– Ты потеряла любимых?
Впервые за их знакомство в его голове появилась нотка нежности. Нотка, на которую она разозлилась. Где была эта мягкая сторона, когда она умоляла его о позволении обыскать дома Алека?
– Катарина, - вновь мягко позвал он.
– Мои собаки, самые замечательные пушистые малыши когда-либо рождавшиеся, мертвы. Ушли.
– У нее даже не осталось их фотографий. Огонь уничтожил физические копии, а Алек и Доминик обрушили ее сайт.
– Их убили. А ты тот, кто помешал мне спасти. Это нравится тебе и твоему зверю?
– Нет. Я сожалею, Катарина.
Баден склонился над ней и протянул руку, пробегая кончиками пальцев по уголкам ее глаз. Он искал слезы?
– Побереги свои извинения и убирайся с глаз моих долой, кретин.
– Если бы я знал...
– Убирайся!
Он побледнел, но упрямый ублюдок остался на месте.
Защищающая оболочка вокруг ее сердца треснула, весь гнев, чувство вины и тоска схлынули, разрушая ее, эмоции захлестнули, словно шторм, с которым невозможно бороться.
Она свернулась клубком. Дрожь была настолько сильной, что вскоре мышцы ослабли, а кости стали вялыми, как лапша. Катарина ненавидела всех... особенно этого мужчину... которые увидел в таком беспомощном состоянии, но ее больше не волновало, что нужно демонстрировать храбрость.
– Катарина.
– Он вновь потянулся к ней.
– Мне нужно...
Она откатилась, отгородившись от него, от этого разговора... от жизни.
Охваченный беспомощностью, Баден провел рукой по волосам. Катарина любила своих собак так же, как он любил друзей. Всеобъемлюще. Бесконечно. Не сдерживаясь. Он не сомневался в этом. Даже без ручейков слез от нее веяло такой печалью и несчастьем, что она могла бы посоревноваться с Камео.
Пытаясь спасти своих собак, Катарина пожертвовала счастьем и будущим. И, во время их короткого знакомства, Баден не раз высмеивал ее за это. Издевался и оскорблял ее. Его действия даже подстегнули Александра, что привело к безвременной кончине животных.