Самая высокая на свете гора
Шрифт:
Вчера он был тебе другом, Славко Беркута! Как же это будет выглядеть, если сегодня ты вдруг скажешь, что Юлько Ващук чем-то не нравится тебе? И не сможешь как следует объяснить, чем именно не нравится.
Разве то, что Юлько смеется, пиная ногой сороку с перебитым крылом, может стать причиной твоей антипатии к нему?
Разберись в своих симпатиях, Беркута. Хотя в правилах для учеников и не сказано, что надо любить всех одноклассников, однако попробуй понять себя и своего друга. Может быть, разобраться в симпатиях — тоже значит найти меру
Интересно, а какую предельную нагрузку ты способен выдержать, Юлько Ващук?
— Слушай, Юлько, какую предельную нагрузку ты можешь выдержать?
— Что?
— Я спрашиваю, какая у тебя предельная нагрузка?
— Я не машина. И вообще, у меня нет охоты вступать с тобой в дискуссии на уроке.
— Дискуссии! Ну почему не сказать просто — споры?
— Снова ты придираешься к словам. Скажи честно, чего ты от меня хочешь? Может, ты…
— Беркута, Ващук! Я к вам обращаюсь или нет? В третий раз прошу прекратить разговоры, а вы будто и не слышите.
Славко насупился. Юлько сказал:
— Простите, мы и в самом деле не слышали.
ДРАТЬСЯ С БЕЗОРУЖНЫМ
(Рассказывает Славко Беркута)
Сперва я решил, что мне померещилось. Сбросил маску, снова оглянулся на входную дверь — нет, на пороге зала и в самом деле стояли Юлько и Лили. Давненько Юлько не приходил на мои тренировки, я и не припомню, когда это было в последний раз.
Я подошел:
— Посмотреть?
— Да, — сказал Юлько. — Ты же еще не собираешься домой?
— Нет, только недавно начали. Садитесь вон там, — показал я на скамью, где любил сидеть сам, когда смотрел, как работают другие. Раньше и Юлько не раз сидел там. Интересно, что это он решил прийти?
Они сели. Я вернулся на дорожку. И вдруг почувствовал, что ужасно волнуюсь. Даже костюм как будто стал тесен и мешал двигаться. Впервые я подумал: хорошо ли я выгляжу? Не кажется ли дикой и смешной фигура человека в таком необычном наряде?
Почему они пришли? Просто так или нет? Красная лампочка мигнула — укол! Я и не заметил, как это произошло. Видно, работать можно и механически. Как читать стихи наизусть, не думая, что означают отдельные слова. Лучше не смотреть в ту сторону, где они сидят, потому что можно прозевать опасность — в фехтовании все происходит молниеносно.
Когда закончили бой, я опять подошел к ним. Маску я уже не снимал — лоб мокрый, не хотелось, чтобы Юлько видел, как я устал.
— Лили привела меня, — сказал Юлько, словно отгадав мои мысли. — Не злопамятна, забыла, что ты не пришел на премьеру.
Хорошо, что на мне маска, под ней ничего не видно.
— Я не мог. У меня была прикидка перед соревнованием.
— А я думал, спортсмены не ходят в театр.
Я повторял, как дурачок:
— Честное слово, не мог, это было очень ответственное соревнование. И тогда как раз решалось, кто поедет.
— Мог бы и не ехать, — сказал Юлько. — Все равно кубок не привез.
— Не
— Не надо, мальчики, — попросила Лили. Она смотрела на нас чуть ли не с испугом. — Юлько, не надо, мы же пришли посмотреть.
Если бы кто-нибудь догадался меня позвать, все было бы иначе. Ничего бы, может, и не случилось. Но никто меня не позвал, и я сам сказал:
— Ну ладно, надо работать.
— Работать? — Теперь уже Юлько придрался к моему слову, как я обычно придираюсь к его словам. — Никогда бы не подумал, что размахивать вязальными спицами называется работой!
— Что с тобой, Юлько? — спросила Лили.
— Представь себе — называется!
— По-моему, работа — это когда думают головой, а тут голова ни при чем. Достаточно пары длинных ног.
— Ты уверен в этом? Хотел бы я посмотреть, достанет ли тебе твоих длинных ног.
— Попробуем! Я тебе докажу, что ты зря пропадаешь тут целыми вечерами. За один вечер я…
— Лови шпагу!
— Ребята! Ну что вы, ребята! Не надо! — просила Лили.
— Ничего, вот увидишь — я буду выглядеть не хуже его, — сказал Юлько, снимая пальто.
— Бери маску. Гляди — вот выпад. Стань так… Дальше, дальше левую ногу, ну…
— К чему все эти объяснения? Я не раз видел и слышал, как тебя здесь учили. Довольно и этого.
Юлько вытянул вперед руку со шпагой. Ребята поснимали маски, столпились вокруг нас. Они смеялись, шутили, давали Юльку советы, никто еще ничего не понимал. А Юлько и правда довольно быстро усвоил первые движения и сделал недурной выпад, так что я удивился.
— Видишь, — засмеялся он. — Видишь, просто нужна удача, тогда все само в руки идет!
Что? Так Юльку все само и пойдет в руки? В руки, вон как! Только захотел — и журавль с неба прямо в руки!
Юлька очень легко было загнать в угол. Я наступал и наступал, а он отходил. Он, вероятно, не понимал, что сперва я лишь играл, а теперь бился по-настоящему, со зла. Мне хотелось, чтобы он не хвастался, будто все идет в руки само, без всяких усилий. Я не думал тогда, не размышлял, что биться с Юльком просто нечестно, все равно что с безоружным, он же никогда до сих пор не держал шпаги в руках, — я должен был доказать, что я сильнее его и что я в чем-то прав, а в чем и сам не мог разобраться.
Я ударил изо всех сил своей шпагой по шпаге Юлька. Мой клинок не выдержал удара, переломился, я не успел ничего сделать, как шофер, которому не удалось затормозить, и мой сломанный клинок ткнулся в незащищенное бедро Юлька. Тот, вскрикнув, выпустил из рук шпагу и схватился за ногу. Все, что происходило дальше, я вспоминаю, как сквозь сон. Пятно крови на штанах у Юлька. Врач, молчание ребят, испуганное лицо Лили.
Мне словно заткнули уши ватой; все шумело, голоса долетали издали, приглушенные и незнакомые. Так бывает, когда идешь по вагону поезда и слышишь разговор, доносящийся из купе. Но одну фразу я расслышал отчетливо: