Самое главное приключение
Шрифт:
Необычайно холодная и туманная ночь на снежных склонах раскрыла ей секрет болезни Дрейка. Не в силах уснуть из-за жутких неудобств, Эдит лежала на боку, уставившись широко раскрытыми глазами в густой туман. Вскоре она заметила крошечное, слабое свечение в той стороне, где спал Дрейк. Выскользнув из спального мешка, Эдит на четвереньках поползла по мягкому снегу к источнику света. Она подобралась достаточно близко, чтобы увидеть Дрейка: тот лежал на животе в своем спальном мешке, подперев голову руками, и сосредоточенно рассматривал одну из фотографий Хансена. Тусклый свет исходил от импровизированной лампы для чтения, состоящей из двухдюймовой свечи в маленькой банке из-под помидоров. Эдит прокралась обратно к своему спальному мешку и залезла
Эдит ничего не сказала о своем открытии отцу. Следующая ночь была более ясной. Засыпая и просыпаясь, как кошка, Эдит следила за огоньком. Свет вновь исчез за час до рассвета, и злоумышленник уснул. Эдит решила промолчать и разработала хитроумный план по спасению того, что уцелело после общего морального крушения Дрейка.
Ей не пришлось долго ждать, прежде чем привести свой план в исполнение. Двое мужчин разделяли обязанности по колке дров и поддержанию огня в лагере, пока она готовила. Дважды в неделю они ели горячий обед. В таких случаях Лейн и Дрейк сбрасывали свои куртки и с готовностью отправлялись за дровами к границе леса. Перспектива хорошо приготовленного горячего блюда, исходящего паром, вселяла энтузиазм даже в рассеянного, сварливого Дрейка.
Эдит выжидала своего часа. Во время следующего похода за дровами, пока вспотевший Дрейк, собрав в два раза больше веток, чем мог унести, фыркал себе под нос, как рысь, она тихонько извлекла из внутреннего кармана его сброшенной куртки четырнадцать фотографических головоломок.
— Это грязный трюк, — пробормотала она, надежно пряча их под рубашку, — но это для его же блага.
В ту ночь Дрейк был похож на несчастную корову, которая только что потеряла любимого теленка. Эдит слышала, как он копался в темноте, царапая ноги и ругаясь по адресу всего и всех. Та ночь, как она сказала позже, была одним долгим, произнесенным шепотом проклятием.
Она позволила ему страдать из-за теленка три дня. Затем, стоя на противоположном краю шестифуговой расщелины, она призналась. Дрейк смерил ее убийственным взглядом. Но к тому времени, как разъяренный археолог преодолел полторы мили, которые Эдит с редкой предусмотрительностью оставила между ними, обогнав остальных, он был слишком измотан, чтобы сражаться. Ради возвращения четырнадцати мучителей он дал торжественное обещание, что будет задувать свечу ровно в два часа ночи. Таким образом, если доктор в порыве энтузиазма не будил их раньше срока. Дрейк спал по четыре часа каждую ночь.
— Если этого недостаточно, чтобы улучшить твое настроение, — предупредила Эдит, — я буду добавлять по полчаса за раз, пока мы не наберем нужную дозу сна.
Столкнувшись с новым распорядком своих сомнительных привычек, молодой ученый стал обходительным, как растопленное масло. Он по-прежнему, уподобляясь устрице, говорил очень мало — но то немногое, что он говорил. было вершиной приветливости. Лейн, заметив перемену, приписал ее внезапному, пробирающему до костей холоду.
— Дрейк отлично справится, когда дойдет до настоящего дела, — сказал он Эдит. — Только посмотри, как похолодание взбодрило его.
— О, с ним все будет в порядке, — согласилась Эдит. — Как только ему будет чем заняться, он навсегда избавится от своего брюзжания.
После двенадцати недель закалки на заснеженных склонах и ледниках Скалистых гор, троица отправилась на Аляску, где прошла более радикальный курс таких же тренировок. Мало-помалу они привыкали носить все меньше одежды и к концу периода подготовки могли преодолевать снега и льды в разгар воющей бури, одетые лишь в шерстяные фуфайки. Доктор в порыве радостного энтузиазма хотел было зайти и дальше, заявив, что если принятие снежных ванн голышом полезно
Но теперь миновали все трудности и радости. В тот вечер они уезжали из Монреаля в Рио-де-Жанейро, где собирались присоединиться к остальным участникам экспедиции и пройти последний этап подготовки. Все должны были научиться пилотировать аэроплан. Доктор Лейн по-прежнему считал, что аэроплан может оказаться решающим звеном в успехе их предприятия; капитан Андерсон, с консерватизмом старого моряка, только хмыкал и жаловался на бессмысленную двухмесячную отсрочку.
Оле, напротив, в своих письмах и телеграммах был полон восторга. Умение управлять самолетом обещало в одночасье приблизить помощника к всеведению, каковое составляло цель его существования в сем несовершенном мире. Согласно письмам капитана, Хансен давно овладел мастерством летчика — на бумаге. Он даже изобрел улучшенный тип летательной машины, которая, по словам завистливого Андерсона, напоминала ручную тележку с крыльями. Шедевр неожиданно прорезавшегося в Оле технического гения пребывал пока в стадии куколки, представляя собой на одну треть чертежи и на две трети чистую теорию. Так или иначе, все это оправдывало давешнюю высокую оценку умственных способностей Оле, о какой капитан для себя не мог и мечтать.
Помимо предполагаемой морской болезни Дрейка, плавание в Рио-де-Жанейро прошло без особых приключений. Из Ванкувера Дрейк отправил длинную телеграмму одному из своих друзей-археологов, и тот привез полтонны тщательно отобранных книг — в основном обильно иллюстрированных трудов по биологии, геологии и теории эволюции. С ними Дрейк заперся в каюте, допуская туда только стюардов; по их словам, бедняга вот-вот собирался скончаться от морской болезни. Заподозрив невинный и полезный обман, доктор Лейн предоставил страдальца его трагической судьбе и проводил дни, гуляя по палубе или играя в койтс [8] с Эдит.
8
Метание колец в цель (металлический или деревянный штырь).
В утро последнего дня плавания терпение доктора было вознаграждено. Больной появился на палубе, причем, по замечанию Эдит, выглядел свежим, как огурчик.
— Мне стало лучше, — объявил Дрейк.
— Очень хорошо, — заметил доктор. — Как обстоят дела с фотографиями Хансена?
Дрейку не удалось долго сохранять равнодушный вид. Его лицо расплылось в ухмылке.
— Неплохо, насколько можно было ожидать, благодарю вас.
— Вам удалось расшифровать надписи?
— Если я отвечу «да», вы до смерти замучаете меня вопросами; ответь я «нет» — примете за тупицу. Поэтому я уклонюсь от прямого ответа и скажу так: и да, и нет. Говоря по правде, это в точности описывает ситуацию.
— Я расправлюсь с вами сейчас же, если вы не расскажете, что открыли, — рявкнул Лейн. — Давайте же, излагайте скорее.
— Пред лицом насилия я бессилен, а гордость не позволяет мне спасаться бегством, — протянул Дрейк. Он посерьезнел.
— Вы верно заметили, что образование у меня одностороннее. Для полной расшифровки этих фрагментов мне недостает глубоких познаний в биологии, геологии, эволюционной теории и полудюжине еще более сложных наук. Я всеми силами старался восполнить пробелы и выжать из надписей что-то полезное. В настоящий момент, глядя сквозь густую пелену невежества, я могу лишь сделать некоторые предположения об их смысле. Если я не ошибаюсь, в этих изображениях доисторических чудовищ заключено куда более значительное содержание, чем может показаться с первого взгляда. Однако я не верю, что надписи могут быть полностью расшифрованы кем-нибудь подобным мне, то есть полным профаном в науках о жизни.