Самое главное приключение
Шрифт:
Один примечательный случай из хирургической пляжной сатурналии достоин описания. В то время Оле и доктор едва его заметили, поскольку были поглощены более важными аспектами своей непристойной оргии. Если бы Лейн, обладавший научной подготовкой, уделил бы этому случаю то внимание, которого он заслуживал, экспедиция, возможно, избежала бы позднее катастрофической ошибки. Проигнорировав в тот момент неизбежные последствия, исследователи очутились на грани гибели.
Однажды вечером Оле поместил необычайно мощный заряд в брюхо огромного животного, чья хорошо сохранившаяся туша обещала богатую кладовую растительных сокровищ. Осмотр зубов показал Лейну, что мертвое чудовище питалось травами и листьями. Преждевременный взрыв заряда выполнил свою работу только наполовину. Направленная вниз взрывная волна
Лейн и его ассистент не стали проливать слезы над экземпляром, испорченным этим почти случайным взрывом, а поспешили к следующему: у них оставалось всего три четверти часа дневного света, и драгоценное время не стоило тратить на пустые сожаления.
Успешно завершив следующую операцию, они приготовились вернуться на корабль, пока было еще светло.
Кратчайший путь назад пролегал мимо испорченного экземпляра. Глянув на ледяную яму, Лейн привлек внимание Оле к целой груде ярко-зеленой волосоподобной растительности, которая, предположительно, выпала из живота существа. Будучи перегружены инструментами и образцами, они отказались от намерения немедленно присоединить интересное растение к своей коллекции и, неохотно решив отложить это дело до завтра, поспешили сквозь сумерки к лодке.
За ночь температура поднялась на несколько градусов. Это в остальном приятное событие лишило их ожидаемой награды — ибо, вернувшись к яме, они обнаружили, что маслянистая жижа, просачивающаяся сквозь сланец, превратила груду растений в грязно-коричневый суп.
Плакать над сгнившими травами было не к чему, и они сразу же приступили к новой операции, уверенные, что следующее травоядное животное снабдит их тонной такой же зелени.
В этом они обманулись. Лишь несколько недель спустя Лейн понял, какую серьезную ошибку они допустили. В желудках травоядных монстров они обнаружили изобилие зелени, включая тонны особого рода растения, чьи зеленые вайи и масса длинных усиков очень напоминали упущенный ими образец. Но простое сходство далеко от идентичности, что хорошо осознал доктор, когда было слишком поздно. И когда, наконец, пришло знание, партия уже сражалась за свою жизнь с беспощадным врагом. Не будь этой непростительной небрежности со стороны Лейна, исследователи не навлекли бы на себя ужасную войну, к которой они, люди двадцатого века, были совершенно не готовы. Оброненные фрагменты зеленой добычи Оле и Лейна усеивали чистый берег, свежий молодой лед между пляжем и судном и палубы. Если бы Лейн своевременно оценил их взглядом ученого, он бы сразу заметил зловещую разницу между свойствами собранных растений и тех, от которых в силу обстоятельств вынужден был отказаться.
Эта оплошность и ее последствия стали самым суровым научным уроком в жизни Лейна. После той ужасной схватки на льду он не пренебрегал ни малейшей деталью в своих битвах с неизвестным.
«Эдит» достигла устья бухты как раз вовремя. Когда в поле зрения появился вход в бухту, пошел снег, и десять минут спустя устье исчезло за густой серой завесой кружащихся пушистых снежинок. Корабль прокладывал себе путь сквозь утолщающийся паковый лед, осторожно нащупывая дверь в железной стене впереди. Атаковать лед в лоб было невозможно. Каждый ярд пути должен был быть прощупан, иначе удар о барьер мог отправить судно на дно, как кирпич. Ледяные утесы этого бесплодного побережья отвесно обрывались к глубокой воде.
Медленный ход почти полностью заблокировал винт ледяной взвесью. С каждым скрежещущим поворотом винта лицо капитана становилось все белее. Он не испытывал физического страха. Его мучения были чисто душевными: нервы бедного капитана терзала перспектива утраты гипотетической нефти.
Внезапно изматывающий нервы скрежет сделался тише и через пятнадцать минут полностью прекратился.
— Мы в деле, — объявил Андерсон с нескрываемым облегчением. В конце концов, он все же умрет богатым. — Никакого льда, как я и ожидал.
Зондирование не показывало дна.
— На протяжении по крайней мере двадцати миль эта штука прямая, как улица, — объяснил капитан, — и мы хотим продвинуться как можно дальше.
Периодические гудки, отражавшиеся от ближайших к судну высоких утесов, помогали контролировать курс и удерживать «Эдит» в отдалении от скал. К рассвету они прошли всего тридцать миль, так как из соображений безопасности сбросили скорость в самые темные предутренние часы. Снег поредел, и облака начали расходиться. Вскоре после девяти часов на солнце ослепительно сверкали лишь мелкие снежинки. Путешественники впервые смогли рассмотреть окружающую местность.
Бухта, в этом месте шириной примерно в четверть мили, шла строго на юг и затем окончательно исчезала в виде зазубренной черной линии на белой пустыне.
На воде не видно было ни крупицы льда. Андерсон приказал одному из матросов набрать ведро воды и измерить температуру. Термометр показал сорок градусов по Фаренгейту [12] — восемь градусов выше нуля, в то время как унылая пустыня, простиравшаяся вокруг под покровом кристаллов сухого снега, была покрыта вечным льдом.
12
Около 4.5о Цельсия.
— Что вы об этом думаете, доктор? — спросил капитан.
— Пока ничего. Я просто принимаю это как факт. Какое там течение?
— Около двух миль в час в северном направлении. Пойдем дальше или остановимся здесь и осмотримся?
— Вперед, на всех парах. Насколько нам известно, с первой метелью здесь может все замерзнуть. Кроме того, мне не терпится увидеть, что находится в конце этой длинной улицы.
— Мне тоже. Значит, полный вперед.
В конце концов продвижение судна было заблокировано самым странным образом. Когда шестьдесят с лишним миль почти прямого канала остались позади, температура начала заметно повышаться. Одновременно исследователей встретил густой туман, поднимавшийся с юга. куда они направнялись. Ослепительное солнце и ярко-голубое небо остались только в воспоминаниях. Теперь Андерсон продвигался так медленно, как только было возможно, и все еще шел против течения. Прежняя улица демонстрировала все признаки превращения в кривой переулок, и гудок звучал почти непрерывно. Механик продолжал еле вращать винт и готов был дать задний ход при первом сгущении тумана впереди. Но судно остановила вода, а не скалы.
Внезапный порыв ветра, пронесшийся по каналу трехфутовой волной, заставил «Эдит» закружиться. Полный ход вперед едва удержал ее на месте. Второй порыв принес с собой облака пара. Мгновение спустя корабль начал сотрясаться в обжигающем потопе. Волны, разбивавшиеся о форштевень, обливали палубных матросов кипящей водой.
Оставалось только одно. Отчаянно рискуя, Андерсон развернул корабль в ослепляющих клубах пара и помчался по узкому каналу вместе с потоком, полагаясь на звуковые сигналы, чтобы избежать столкновения со скалами. К полуночи непосредственная опасность миновала. «Эдит» снова находилась там, откуда двинулась вперед на всех парах. Звезды сверкали на жестком черном небе, как кристаллы ледяного огня.
— Обошлось без вареных омаров, — со вздохом сказал капитан. — Даже Оле все еще сырой. Я брошу здесь якорь на ночь. Обзор у вахтенного достаточный, и он сможет предупредить, если начнется что-нибудь неприятное.
— Здесь мы будем в относительной безопасности, — согласился доктор. — Последние клубы тумана остались в сорока милях от нас.
Так оно и оказалось. Однако ночь прошла беспокойно. В три часа утра вахтенный вызвал капитана Андерсона, чтобы тот посмотрел на зрелище, которое беспокоило матроса в течение последних двух часов. Увидев его, Андерсон тотчас выгнал на палубу Оле и всех пассажиров. Вахтенный смотрел прямо перед собой на тяжелую пелену низких черных облаков, нависших над южным горизонтом.