Самое ужасное путешествие
Шрифт:
Нам в помощь партия оставила на этом месте флаг, и его мы нашли и забрали, но вот гуриев так и не видели. Температура сейчас -22° [-30 °C], пуржит вовсю. Пурга подняла рыхлый снег, в отсутствие сильного ветра лежавший спокойно и делавший поверхность очень мягкой. Ветер и снег, преследующие нас сейчас уже девять дней из десяти походных, придают нашим переходам беспредельную унылость: ничего не видно, находить следы или сориентироваться на местности чрезвычайно трудно. Счастье наше, что мы всё же идём так, как идём.
О мулах. — Даже самый горячий сторонник мулов не посмел бы утверждать, что они принесли нам большую пользу.
Если бы мулы ели, то могли бы быть очень полезны. Они идут быстрее, чем пони, и, за одним исключением, более покладисты. Если бы и пони и мулы нормально ели, трудно сказать, от кого тогда было бы больше проку — от хорошего мула или от хорошего пони. Наши мулы были первоклассными, их специально тренировали и экипировали по заданию правительства Индии. И тем не менее, 13 ноября, через две недели после старта, Райт записал в дневнике:
«Мулы — плохая замена пони. Сдаётся мне, не многие из них увидят снова мыс Хат. Если дальше поверхность будет такой же скверной, как в прошлом году, вряд ли они далеко уйдут».
Упорно отказываясь от овса, прессованного сена и жмыха, мулы с удовольствием пожирали всё, что попадало им на глаза.
Если бы нам удалось создать некий вариант диетического питания для мулов, они, по-моему, без остановки домчали бы нас до ледника Бирдмора. Но из этой диеты мы могли им предложить только синнеграсс, листья чая, табачный пепел и верёвки — все эти яства мулы уничтожали с большим аппетитом.
Но где их взять в нужных количествах? Втайне мулы охотно поедали собачьи галеты, но как только поняли, что те включены в обязательный рацион, снова объявили голодовку. Зато на стоянках Рани и Пайари, стоя около гурия, торжественно жевали с двух концов одну и ту же верёвку. Впереди мулов всегда шагал Абдулла, верно следуя лыжной колее, прокладываемой Райтом, и, если вперёд вырывался другой лыжник, а Райт сворачивал в сторону, сворачивал и Абдулла. Райт прибегал к этому манёвру, когда хотел взглянуть на показания одометра, прикреплённого к саням. Что же касается Бегума, то достаточно привести запись из дневника Райта:
«Повалил Бегума на снег, чтобы заставить его сойти с мягкого участка».
В общем мулы не смогли адаптироваться к здешним условиям, а следовательно, пока надо признать их непригодными для работы в Антарктике. Ведь и из наших пони дольше продержались, безусловно, те, кто успел адаптироваться, как, например, Нобби и Джимми Пигг — до участия в полюсной партии они оба ходили в упряжке по Барьеру.
21 ноября. Раннее утро. Наконец, распогодилось, в первую половину перехода пурга ушла на восток. Поверхность прескверная, мулы шли с трудом. В прошлом году в это время многих пони было не удержать на старте. Мулы же готовы хоть вечность стоять на одном месте. Боюсь, не все они возвратятся на мыс Хат.
Пройдя две с половиной мили после ленча, то есть всего от склада Одной тонны чуть более 40 миль, мы повернули на восток и нашли снаряжение, оставленное второй возвращающейся партией из-за болезни Эванса. Мне
Мы теперь живём на рационе N — это приблизительно 40 унций пищи. При теперешней небольшой нагрузке и сравнительно высокой температуре — выступили, например, при -23° [-30,5 °C], а сейчас -17° [-27 °C] — никто столько не съедает. Но если бы нам пришлось самим тащить сани — а рацион именно на это рассчитан, — то он был бы очень кстати и все были бы сыты.
22 ноября. Раннее утро. Лучших условий для похода, чем были сегодня ночью, не бывает. Вчера в 4 часа пополудни в термометре на солнце спирт поднялся до +30° [-1 °C].
В палатке чуть ли не жарко. Гурии видны отчётливо — в такую погоду ориентироваться легче лёгкого. К сожалению, они уже начинают подтаивать и разрушаться. Укрытия для пони сровнялись со снежными наносами, превратившись в большие прочные сугробы с крутым склоном на наветренной стороне и пологим на подветренной.
Собаки оголодали — они норовят добраться до мулов, те спасаются бегством, мы в выигрыше — сани идут быстрее. Собаки бежали очень быстро, на каком-то участке даже слишком быстро, так что одни налетели на других, получилась куча мала.
Белый Глаз оказался под санями, остальные свились в плотный клубок, готовые вот-вот вцепиться друг другу в глотку.
Как пёс, шедший в передней паре, оказался под санями — загадка…
Среди вещей полюсной партии есть письмо Амундсена королю Норвегии. Норвежцы рассчитывали на то, что Скотт заберёт его. Оно завёрнуто в кусок тонкого брезента с тёмной полоской. Ткань грубее, толще, я бы сказал, тяжелее, чем наш брезент фирмы «Мандельберг».
23 ноября. Раннее утро. Сегодня утром должны были дойти до склада Дмитрия, но когда выступили со стоянки, лежал туман: партия с мулами, пройдя нужное расстояние, стала лагерем. Вскоре к нам подошёл на лыжах Райт и сказал:
«Если мы пропустили склад, то он должен быть там», — ткнул в пространство пальцем, и мы действительно увидели склад на расстоянии не более чем 200 ярдов. Завтра мы, партия с собаками, побежим вперёд, чтобы не терять времени, и, если лёд на море ещё держится, Аткинсон перейдёт по нему на мыс Эванс.
24 ноября. Раннее утро. Рыхлый снег, в котором вязнут ноги, и ломкий наст вконец извели нас. Сделали 17–18 миль.
Трещин не заметили, всё время отмечали свой путь гуриями, даже поставили два флага — так что партия с мулами не заблудится. За мулами собаки шли хорошо, но когда мы с ними вырвались вперёд, они, похоже, пали духом. Наверное, устали от Барьера; показавшийся вдали гурий их теперь не волнует — они знают, это лишь знак, вовсе не означающий привал. Вид у них здоровый, сытый, они в хорошей форме. По-моему, при большом количестве собак, если всё идёт нормально, хорошо бы менять упряжки местами, помещая вперёд то одну, то другую, дух соперничества заставит их идти резвее. Впрочем, наших собак, наверное, уже ничем не проймёшь. Но они и без того сделали больше, чем все их сородичи, вошедшие в историю.