Самое ужасное путешествие
Шрифт:
Собаки провисели больше часа, у некоторых из них были, очевидно, какие-то внутренние повреждения. А две всё ещё лежали в трещине на снежном карнизе. Скотт предложил спуститься по страховочной верёвке и вытащить их. В нём говорила и его врождённая доброта и нежелание терять двух собак из упряжки. Уилсон сказал, что это безумная и к тому же очень опасная затея, но если кому-нибудь и спускаться, то уж никак не Скотту. Полезет он, Уилсон. Скотт, однако твёрдо стоял на своём, и мы бросили в пропасть 90-футовый канат, чтобы измерить расстояние до собак. Оно составило примерно 65 футов. Затем спустили на карниз Скотта, и он стоял на нём всё то время, что мы поднимали поочерёдно собак. Надо ли говорить, как они были ему рады!
Как раз в эту минуту спасённые псы, свободно бегавшие вокруг с порванными
Скоттом руководило не только желание спасти собак, но и научные интересы. Поскольку мы шли поперёк линии напластования, естественно ожидалось, что мы будем пересекать трещины под прямым углом, а не двигаться, как оказалось в действительности, вдоль них. Пока мы поднимали Скотта с 65-футовой глубины, он всё бормотал что-то вроде: «Ума не приложу, почему у этой трещины такое направление, под прямым углом к тому, что я ожидал…» Стоя на снежном карнизе, он хотел было двинуться в сторону и обследовать трещину, но мы отговорили его: уж очень непрочен карниз, сквозь синие дыры внизу зияет пустота. Кроме того, Скотт сожалел, что у нас нет термометра: температура ледника представляет собой большой интерес, данные, полученные на такой глубине, могут служить довольно надёжными показателями средней годовой температуры. Но в общем нам следовало поздравить себя со счастливым исходом этого пренеприятного происшествия. Мы ожидали впереди ещё несколько миль трещиноватой поверхности; поднимался ветер и гнал клубы снега; словно от дыма, небо на юге почернело.
Мы поставили палатку, как следует поели и занялись починкой собачьей сбруи, безжалостно разрезанной при спасении собак. Счастье наше, что трещины больше не встречались — усилившийся ветер очень затруднил бы спасательные работы, и ночью мы шли без помех, проделав после ленча 11 миль, а всего за сутки — 16. Это потребовало большого напряжения сил, так как два с половиной часа работы у трещины вымотали и собак и людей. Пока ставили лагерь, распогодилось, стало совсем тепло. В палатке царила приятная дружественная атмосфера, ещё более тёплая, чем обычно. Так всегда бывает после подобных происшествий.
В лагерь Безопасный мы пришли на следующий день (22 февраля), горя нетерпением узнать, как дела корабля, где высадилась партия Кемпбелла, пришли ли уже пони со склада Блафф.
Лейтенант Эванс, Форд и Кэохэйн, ведшие лошадей, были уже в лагере, но всего лишь с одним пони. Остальные двое погибли от истощения вскоре после того, как мы с ними расстались, — мы, не зная того, проходили мимо гуриев, установленных на их могилах. История их печальна, весь обратный путь этой партии был трагическим. Сначала обессилел Блоссом, затем Блюхер, их гибель ускорила пурга, налетевшая 1 февраля.
Падение собак в трещину и известие о гибели лошадей огорчило Скотта, а тут ещё его встревожило отсутствие Аткинсона и Крина, которые должны были ожидать нас в лагере, но не оставили даже записки. Не было также никаких сообщений с «Терра-Новы», и мы решили, что и людей, и сообщение следует искать на мысе Хат. Проспав три-четыре часа и подкрепившись чаем с галетами, пошли без животных на мыс, захватив с собой примус, чтобы как следует поесть в хижине на мысу, и спальные мешки на случай непредвиденной задержки. По морскому льду достигли Гэпа, оттуда увидели, что открытая вода тянется до самого мыса Хат, и добрались до хижины. Тут нас ожидали сплошные загадки. Хижина была очищена от забившего её льда; на двери висела записка, датированная 8 февраля:
«Мешок с почтой для капитана Скотта находится в доме, у его южной двери».
Мы облазили весь дом, но ни почты, ни Аткинсона с Крином, ни вещей, доставленных кораблём, не нашли. Были высказаны самые невероятные гипотезы. Меж тем свежий лук и хлеб говорили о том, что судовая партия здесь побывала, но как объяснить всё остальное? Кто-то предположил, что, поскольку нас именно в это время ожидали
У Аткинсона была судовая почта, подписанная Кемпбеллом.
«Всё, что случилось в этот день, бледнеет перед удивительным содержанием почты, вручённой мне Аткинсоном. В своём письме Кемпбелл сообщал обо всём, что он сделал, и о том, как нашёл Амундсена, поселившегося в Китовой бухте» [115] .
Хотя Скотт описал это событие очень выразительно, его слова бессильны передать чувства, овладевшие им и в той или иной мере каждым из нас, хотя мы и были предупреждены телеграммой, посланной Амундсеном с Мадейры в Мельбурн.
115
«Последняя экспедиция Р. Скотта», с. 133.
Целый час все мы были в ярости, всех одолевало безумное желание немедленно плыть в Китовую бухту и там, на месте, расправиться тем или иным образом с Амундсеном и его людьми. Конечно, это была чисто эмоциональная реакция, вполне естественная в нашем положении. Мы только что закончили первый этап непосильной работы по прокладыванию пути к полюсу; и мы считали — пусть безосновательно, — что честно заслужили право первопроходцев. В нас тогда необычайно сильны были чувства товарищества и взаимопомощи; мы начисто забыли о существовании духа соперничества, и его внезапное вторжение в нашу жизнь вывело всех из равновесия. Я вовсе не одобряю тот наш взрыв ярости — а это была именно ярость, я просто излагаю события в их последовательности, так как без этого не может быть правдивого рассказа об их участниках. Взрыв этот прошёл бесследно; я снова передаю слово Скотту:
«Это сообщение вызвало у меня одну только мысль, а именно: всего разумнее и корректнее будет и далее поступать так, как намечено мною, — будто и не было вовсе этого сообщения; идти своим путём и трудиться по мере сил, не выказывая ни страха, ни смущения. Не подлежит сомнению, что план Амундсена является серьёзной угрозой нашему. Амундсен находится на 60 миль ближе к полюсу, чем мы. Никогда я не думал, чтобы он мог доставить на Барьер столько собак. Его план идти на собаках великолепен. Главное, он может выступить в путь в начале года, с лошадьми же это невозможно» [116] .
116
«Последняя экспедиция Р. Скотта», с. 133. Скотт выступил к полюсу 1 ноября 1911 года. Амундсен стартовал 8 сентября 1911 года, но из-за сильного мороза был вынужден возвратиться; вторично он стартовал 19 октября. — Э. Ч.-Г.
Из почты мы узнали, что, покинув залив Мак-Мёрдо, «Терра-Нова» пошла на восток вдоль Барьера, чтобы высадить
Кемпбелла и его людей, если удастся, на Земле Короля Эдуарда VII. По пути от мыса Крозир до долготы 170° з. с судна провели съёмку Барьера, а затем взяли курс прямо на мыс Колбек, о котором Пристли написал в своём дневнике, что он
«по нашим наблюдениям имеет высоту 200 футов, и необычно похож на самую обычную ограду, например садовую».
У этого мыса путешественников встретили плотные паковые льды, но главная беда была в том, что нигде на Колбеке они не нашли такого понижения, где было бы удобно высадиться партии Кемпбелла из шести человек. Они поплыли обратно вдоль Барьера, направляясь в небольшой заливчик, известный под названием бухты Балун. Вот что пишет по этому поводу Пристли в своём дневнике: